минуту могли с размаху ударить о гранитную стену берега.
— Боже мой! Дочь моя!.. Спасите!
Вокруг бушевали волны, ревели аэропланы, стреляли миноносцы, и толпа, охваченная паникой, устремилась в улицы и переулки.
Ковров, на ходу снимая с себя одежду, бросился к берегу. Прыгнув в воду, он поплыл к утопающей. Добравшись до девушки, схватил ее за волосы и повернул к пристани, куда уже прибежало несколько человек.
Когда Ковров подплыл к пристани, ожидавшие люди быстро подхватили на руки утопленницу и понесли ее на бульвар. Затем они помогли выбраться и утомленному Коврову, у которого вся грудь была в кровоточащих ссадинах.
2
На другой день Ковров почувствовал себя плохо: болела грудь, поднялась температура. В городскую больницу идти было рискованно, оставалось пойти к частному врачу.
Вечером Ковров пришел к профессору Крылову и попросил осмотреть его. Профессор ответил:
— Принять сейчас не могу, приходите завтра.
— Профессор, у меня…
— Рана?
— На груди.
— Что там у вас? Отчего рана?
— Гвозди… ракушки…
Профессор поиграл пальцами.
— Раздевайтесь, рассказывайте.
Ковров, снимая пиджак, усмехнулся.
— Да это целая история, господин профессор…
— Чем занимаетесь?
— Я безработный…
— Ну-ну, что за история? Продолжайте.
— Говорят, риск — благородное дело. Ну вот и я напоролся на благородный гвоздь… В тот самый час, когда аэропланы бросали бомбы… Люди хлынули с бульвара и, очевидно, столкнули какую-то женщину в море… Смотрю — тонет, я и рискнул…
— Стойте! — крикнул профессор, хватая Коврова за локоть. — Так это вы?
Ковров поднял удивленное лицо.
Старик, что-то бормоча, потащил его в другую комнату.
— Я заготовил объявление в газету, хотел разыскать вас, отблагодарить за спасение дочери! Вот он, спаситель! Вот он! Я припоминаю: он!
Услышав возгласы отца, в комнату вбежала Ирина.
— Я не забуду вас до конца моей жизни. Я… папа… мы отблагодарим вас, — сказала она, протягивая белую, красивую руку.
Ковров смущенно улыбнулся: он узнал ее.
— Не беспокойтесь, барышня, никаких вознаграждений не надо. Это долг каждого…
— Вы — настоящая человеческая душа! Не будь вас, что было бы со мной? Все убежали… А вы… Нет, нет, я так не отпущу вас, — проговорила она, хватая его за руку.
— Я прошу вас и отца вашего только об одном — полечите меня. Я, когда подплывал к пристани, напоролся на ржавые гвозди…
— Мы сделаем все. Мы вас положим в свою маленькую клинику… Я не знаю, как вас благодарить! Я сама буду лечить… Я — хирург… А вы?
Она выпустила руку Коврова и влажными, сияющими глазами посмотрела ему в лицо.
— Я — рабочий.
— Рабочий? — переспросила она, вглядываясь. — Вы не похожи на рабочего…
— Самый настоящий рабочий, — улыбнулся Ковров.
— Рабочие не такие… Вы очень добрый, я это вижу…
— Рабочие все добрые…
На другой день Ирина пришла в клинику, сделала Коврову перевязку и села у его изголовья.
— Знаете, вы какой-то такой человек… ну, как вам сказать… Вот я вас впервые вижу… а у меня такое чувство, как будто я вас много лет знаю.
Ковров сказал, улыбаясь:
— Это понятно. Если бы кто другой вырвал вас из такой беды, то и он…
— Нет, нет, — перебила Ирина, — это не совсем так.
Она откинулась на спинку стула и задержала свой пристальный взгляд на Коврове.
— Простите, Сергей Михайлович, мне все кажется, что ваше лицо мне знакомо.
— Живем в одном городе, очевидно встречались.
— О, — воскликнула она, — я жительница Петрограда! Я здесь случайно…
Ирина рассказала, как они попали сюда, затем задумалась.
— Странно: вы же трудовая интеллигенция, почему же вы боитесь революции?
— Ах, не говорите, Сергей Михайлович! — подхватила она с грустью в голосе. — Сейчас все мы поняли, что сделали глупость, не разобрались в ситуации… И папа это видит теперь. Но что поделаешь? В Петроград возврата больше нам нет, — сказала она упавшим голосом.
— Почему? Вот кончится война, и вы уедете.
Ирина подняла голову, посмотрела на него взглядом, полным безнадежности.
— А если победит революция? — спросила она.
— Ну, это теперь очевидно. И это, кажется, произойдет скоро. Вот тогда и уедете, — ответил Ковров, чуть скосив на нее глаза.
Ирина встала.
— Вы, как видно, революционер. Почему вы так уверенно говорите, что победит революция?
— Я думаю, в этом может разобраться всякий трезвый человек.
— Вот интересно! — воскликнула Ирина, подвинула ближе к кровати стул и уселась, скрестив руки. С любопытством спросила: — А знаете, Сергей Михайлович, что на вашу революцию двинулись четырнадцать держав? Как же будет теперь чувствовать себя революция? — усмехнулась девушка.
— За кем нет будущего, тот погибнет. Вопрос только — когда… А эти их походы на революцию приблизят их гибель. Это можно видеть на немцах.
Ирина с хитростью и лукавством взглянула на Коврова.
— Нет, вы не рабочий…
Послышался стук в дверь, а затем вошла молоденькая, с раскрасневшимися щечками девушка в распахнутом демисезонном пальто. Это была Аня Березко.
— Мне нужно видеть больного Сергея Михайловича.
— Вот он.
— Вам записка, — сказала Аня, подавая аккуратно свернутую бумажку. Затем вежливо поклонилась Ирине и отошла к двери.
Ковров узнал почерк Горбылевского. Он интересовался здоровьем и спрашивал, не требуется ли какой-либо помощи.
Ковров написал на обороте: «Все хорошо, температура еще есть, не задержусь!» — и отдал записку Ане, поблагодарив ее.
— Это мой товарищ интересуется здоровьем, — сказал Ковров после ухода Ани.
— Вы знаете эту девушку? Боже, как она посмотрела на меня! — воскликнула Ирина и поспешно шагнула к окну. — Какая хорошенькая, быстрая! И как она полна жизни! — с завистью сказала Ирина. — Правда?
— Да… очень живая, — согласился Ковров.
Коврову принесли обед. Ирина ушла. Но не успел он пообедать, как она снова зашла к нему.
— Сергей Михайлович! — почти закричала она. — Я узнала вас! Узнала!
Ковров насторожился.
— Ведь это вы стояли возле меня на бульваре в день моего несчастья! Вы стояли около эстрады?
— Да, — облегченно вздохнул Ковров.
— А почему вы так смотрели на меня?
— Гм… — промычал Ковров. — На вас, Ирина Васильевна, все тогда смотрели. Вы… красивая женщина.
— Нет, вы смотрели не так, — возразила она.
— Я смотрел на вас… и как на невесту Месаксуди, — сказал Ковров. — Ведь интересно посмотреть на невесту миллионера.
— А вы знаете и об этом?
— Ну! — усмехнулся Ковров. — Весь город говорит.
Ирина нахмурилась.
— Какой странный город! — раздраженно проговорила она. — Все это сплетни мещанские.
— Меня удивило тогда, — мягко начал Ковров, — как это жених мог бросить свою тонущую невесту, а ведь он, говорят, пловец… Мне непонятен такой поступок. Бросить любимого человека… Не понимаю!
Ирина снова нахмурилась, подошла к окну, из которого виднелось море и дом Месаксуди.
— Нет, он не оставил меня, — сказала она,