Тот подскочил на месте. Нет, у него не было вопросов. Откровенно говоря, ему плевать, что Джино уезжает. Они и так редко видятся.
— Никаких. Я все понял.
— Отлично, — Джино встал из-за стола и подошел к окну.
— В качестве меры предосторожности, — заявил он, — я переписываю на вас большую часть того, чем владею. Это вас ни к чему не обязывает. Вам придется только ставить свои подписи кое на каких бумагах. Коста остается моим доверенным лицом. Он-то обо всем и позаботится. Дарио, — Джино повернулся к сыну, — я бы хотел, чтобы ты переехал в Нью-Йорк. Тебе придется многому учиться. Коста все объяснит.
Наконец-то в Дарио проснулись эмоции.
— Переехать в Нью-Йорк? Но с какой стати?
— Я же сказал, — терпеливо произнес Джино, — ты мой сын. Сантанджело. Хватит тебе прожигать жизнь в этом чертовом Художественном колледже. Пора приниматься за дело.
— А если я не хочу? Терпеть не могу Нью-Йорк!
Джино посмотрел на него строгими, холодными глазами.
— Тебя никто не спрашивает, мой мальчик. Я просто констатирую факт. Ясно тебе?
Дарио нервно дернул головой.
— А я? — потребовала Лаки.
— Что — ты?
— Если Дарио будет учиться вести дела, то и я тоже.
— Не будь дурой, — ласково посоветовал Джино.
В ней клокотала накопившаяся за четыре года ярость. Черные глаза стали такими же холодными и строгими, как у отца.
— Почему?
— Потому что ты — женщина. Замужняя женщина, чей долг — подчиняться мужу и вести себя, как подобает хорошей жене, — Джино сделал небольшую паузу и добавил: — И пора бы тебе уже позаботиться о наследнике. Чего ждешь?
— Чего я жду? — выпалила она. — Да я хочу начать наконец жить — вот чего я жду!
Джино повернулся к Косте и в шутливом отчаянии воздел руки к потолку.
— Жить! Она хочет жить! Ей мало того, что у нее есть все, что можно купить за деньги!
— Включая мужа! — выкрикнула Лаки. — Ты за свои вшивые деньги купил мне мужа! Ты…
— Ну хватит.
— Нет, не хватит! Почему ты даешь шанс Дарио, а мне нет?
— Заткнись, Лаки, — в голосе Джино зазвенел лед.
— С какой стати? Почему, мать твою!..
В черных глазах отца и дочери горела неукротимая злоба.
— Потому что я приказываю! И следи за своим язычком. Леди не ругаются.
Она подбоченилась и с вызовом посмотрела на отца.
— А я не леди. Я — Сантанджело. Такая же, как ты, а тебя никак не причислишь к джентльменам.
«Господи! — подумал Джино, изумленно взирая на свою взбесившуюся дочь. — Кого я вырастил? Я дал ей все, что можно купить за деньги. Что ей еще нужно?»
— Почему бы тебе не закрыть пасть и не сесть на место? — устало предложил он.
Это ее еще больше ожесточило.
— Конечно! Закройте ей пасть! Ведь она всего лишь женщина, что с ней церемониться? Заставьте ее заткнуться и сплавьте замуж — кому какое дело, счастлива она или нет? — Лаки перевела дух и прошипела: — Ты — дерьмовый шовинист, который думает, что место женщины — в постели и на кухне. Пусть готовит еду и раздвигает ноги. Ты и с мамой так обращался, когда она была жива? Запирал ее в спальне и на кухне?
Джино размахнулся и что было силы ударил ее по лицу. Коста подскочил.
— Джино!
Дарио стало не по себе, но он не пошевелился.
Лаки отчаянно старалась удержать злые, горячие слезы, которые, казалось, вот-вот потекут по лицу.
— Ненавижу тебя! Всем сердцем! Чтоб мне больше никогда тебя не видеть!
— Лаки, — начал Джино, но она, точно вихрь, вылетела из комнаты. Последним, что она слышала, были слова отца: — Дети! Что тут поделаешь? Ты отдаешь им все… Деловая женщина! С ума сойти! Эмоционально неуравновешенна… Иисусе Христе! Все они эмоционально неуравновешенны…
Лаки прекрасно знала, что она — не психопатка. Ею владела холодная, расчетливая ярость.
Почему она убежала? Почему не настояла на своем, не попыталась убедить отца дать ей шанс?
Папа, я не хочу быть замужней женщиной! Не хочу оставаться с Крейвеном и вести себя, как подобает хорошей жене. Он даже не умеет как следует трахаться. Вообще ничего не умеет!
Ты заставил меня выйти за него замуж. Я послушалась, чтобы доставить тебе удовольствие и потому, что была слишком молода, чтобы понимать: твое слово — еще не закон. Теперь я хочу на волю! Хочу стать такой, как ты! И стану!
О да, я стану! Никто не сможет мне помешать! Обещаю тебе это.
Да, папа. Я — твоя дочь. И не ты ли говорил, что слово Сантанджело — тверже стали?
Ты увидишь!
Вы все увидите!
Стивен, 1971
После примирения с матерью Стивен почувствовал себя как никогда счастливым. Ему стало трудно противостоять ее желанию, чтобы он занялся частной практикой. Как-никак он у нее в долгу — особенно после истории с Зизи. Поэтому, чтобы угодить Кэрри, он поступил в юридическую фирму Джерри, став его партнером. Проработал полгода, а затем, по-дружески объяснившись с Джерри, вернулся на государственную службу.
— Я понимаю твои честолюбивые помыслы, связанные с моим будущим, — сказал он разочарованной матери, — и, поверь мне, сам стремлюсь к тому же. Но мне необходимо чувствовать, что я делаю нечто общественно полезное, а представлять интересы состоятельных дам, предъявляющих иски еще более богатым корпорациям, не отвечает моим понятиям об общественной пользе.
Кэрри пыталась понять его, но это было нелегко, потому что прямо у нее на глазах Джерри становился все богаче и респектабельнее, в то время как Стивен вкалывал вовсю — без особой отдачи.
Наконец-то он снова начал встречаться с девушками. Джерри шутил:
— Твой инструмент отсохнет без практики.
Верный друг Джерри, трахнувший его жену! Лучше забыть об этом.
Он вновь втянулся в сексуальную гонку, однако постоянно был начеку. Первой оказалась студентка юридического колледжа с великолепной шапкой курчавых волос. Первая женщина после Зизи. До этого он постился год — не так уж и много. Все равно что вы долго-долго не мылись и теперь пробуете пальцами ноги тепловатую воду в ванне. Приятно. Но можно жить и без этого.
За Курчавой потянулась целая цепочка — на одноразовой основе. Больше ни одна женщина не возьмет его за яйца. Никогда!
Он с головой ушел в работу; когда хотел, встречался с девушками и часто виделся с Кэрри — наверстывал упущенное. Она была все так же хороша, но у Стивена было такое чувство, будто она не очень-то счастлива. Он пытался вызвать ее на откровенность, но она пресекала такие попытки и ни за что не хотела говорить о себе.
Тут подвернулось дело Берта Шугера, и карьера Стивена сделала крутой поворот.