— Нет.
Она не хотела, чтобы он ушел. Наступало утро, но она не желала, чтобы оно пришло. Она не чувствовала себя виновной в чем-либо. Она чувствовала себя желанной женщиной. Немного застенчивой и взволнованной.
— Ты должен идти?
Их взгляды встретились.
— Я должен остаться?
Резкость его тона ошеломила ее. Словно он в чем-то обвинял ее. Она облизала губы и осторожно погладила его руку, ощутив мгновенно ее внутреннюю силу.
— Скажи мне — да или нет.
— Да, — просто сказала она. — Останься.
— Ночью ты сказала… что хочешь этого. А потом… — он сделал резкий вздох.
Она покраснела при напоминании о прошедшей ночи. Ей надлежало стыдиться, а вместо этого… она чувствовала себя обласканной. Возбужденной.
Неужели это означает стать падшей женщиной! Эгоистично радоваться тому, что он пришел к ней, а не к княжне Элине.
Холод в комнате проник в ее тело. Она задрожала и с надеждой взглянула не него.
— Стало холодно, вам не кажется?
Ей хотелось согреться в его объятиях, и она натянула одеяло до подбородка, пытаясь понять, уловил ли он ее намек.
Мишель сидел рядом, не двигаясь, и не спешил уйти.
Виола осторожно коснулась его волос, провела пальцем по щеке. Она закусила губы, охваченная непонятным чувством нежности к мужчине, который замер под ее неуверенной лаской. Девушка робко потянулась к нему и поцеловала уголки его рта.
Дрожь в нем перешла в тяжелую силу. Он схватил ее за плечи и впился в ее рот. Его мрачная сила покорила ее, опрокинула на подушки. Его рука спутала в клубок ее волосы. Он целовал ее лицо, шею, спускаясь все ниже…
Он смущал ее. У нее не было возможности сопротивляться. Всей своей тяжестью он навалился на нее. Его Нога решительно разделила ее ноги, его тело сжимало ее бедра и живот, его рука сорвала разделяющую их ткань…
Жар обнаженной кожи на ее обнаженном теле, на самом нежном месте…
Он двигался, завладев ее телом, его частое дыхание звучало в ушах, его движения поднимали в ней дразнящие волны возбуждения, незнакомые сильные ощущения заставили ее тело гибко изогнуться ему навстречу.
Мишель поднялся на руках. Мгновение она смотрела на него, ее губы горячо раскрылись… Но то, что он затем сделал, изумило ее. Необычное удовольствие от его прикосновений неожиданно стало причинять боль. Она откинулась, пытаясь избежать ее, но он даже не заметил этого. Его глаза были закрыты, он еще сильнее прижался к ней и одним могучим движением проник в нее.
Это была вспышка боли. Она издала мучительный протяжный стон, и он в непонятном страдании откинул назад голову. Его тело содрогнулось в страшной силе. Приглушенный крик вырвался из его горла. Он с силой входил в нее, мускулы на его плечах напряглись, как струны.
Испуганные всхлипы, паника и удивление вырывались из души девушки. Момент холодного насилия казался бесконечным.
Наконец он бурно вздохнул и ослабил жесткое напряжение. Опустившись рядом с ней, он жадно глотнул воздуха, словно после долго бега.
Было больно. И неловко. Он обманул ее и причинил ей боль, в то время как сам испытал наслаждение.
Он не смотрел ей в лицо и бережно гладил ее волосы.
— Виола… — шептал он. — Виола…
А она истерично думала: «Какая я глупая… теперь я падшая женщина…»
Он знал, что она плачет. Сквозь биение собственного сердца он скорее чувствовал, нежели слышал каждый ее всхлип, каждое рыдание. Стыд и страсть сжигали его. Он должен был остановиться и прекратить то, что обидело ее. Но тело вновь прижималось к ней, и его руки вновь стискивали ее…
Мишель целовал девушку, что-то говорил, пытаясь успокоить, но не понимал, что она отвечала. Он целовал ее глаза, слезы, ее обнаженные плечи… он пытался сказать, что сожалеет, что-то объяснить… Он не мог контролировать себя. Ее облик, сладостный, возбуждающий, снова разжег пламя в его венах. Он пытался утешить ее, но убеждение оказалось слишком чувственным, и его поцелуи становились все более долгими…
— О… — простонала она и… ощутила… сладострастие.
Он почувствовал, что в ней исчезла привычная скованность, а вместо нее возникло томное, страстное напряжение. Так долго тлеющее в нем пламя вспыхнуло, и он прижался губами к ее трепещущей груди. Она издала сладостный стон, который вовсе не означал боль. Девушка в жадной истоме выгибалась под ним, прекрасная в своем нежном тепле. Стыд и злость рассыпались в пыль перед реальностью ее облика при серебряном свете утра. Он забыл обо всем… ничего не слышал и не видел, казалось, что даже не дышал… ничего не существовало вокруг него, кроме страсти, которая поглотила его и ворвалась в нее взрывом радужного фейерверка.
Когда все завершилось, запахи и ощущения уронили его в странную летаргию. Смешанные чувства чередовались в нем — облегчение и наслаждение. Мысли исчезли. Он желал лишь одного — спать в ее объятиях. Виола молча смотрела на него своими любящими фиалковыми глазами, казалось, что девушка утратила способность говорить.
— С тобой все в порядке? — его губы коснулись ее губ.
— Не знаю… — прошептала она, жалуясь, точно ребенок.
Пытаясь успокоить ее, он нежно целовал девушку, чувствуя счастье и угрызения совести одновременно. Сон одолевал его. Подтянув упавшее одеяло, он старательно укутал им ее и себя, чтобы уберечься от холода раннего утра. Она затихла в его объятиях. Усталость медленно овладевала им. Он погрузился в бархатную мглу.
Сквозь сон он услышал, что кто-то постучал в дверь, и с трудом приоткрыл глаза.
Комната была залита дневным светом, ярко освещающим все — кровать, Виолу, ее роскошные каштановые волосы, тени ушедшей ночи…
В дверях стояла княгиня София. В руках у нее был подарок — пакет, завернутый в салатовую бумагу с шелковой лентой.
Он знал, что всю жизнь отныне будет помнить эту ленту, чьи концы красиво ниспадали почти до пола.
Он вздрогнул, но не пошевелился. Виола спала.
Их глаза встретились. Мгновение София молчала, затем взглянула на свой подарок, словно не зная, что с ним делать. Прикусив губу и покраснев, словно юная девушка, княгиня молча покинула комнату, плотно закрыв за собой дверь.
25
Услышав стук в дверь, Виола быстро вытерла слезы. Когда она проснулась, рядом с ней никого не было. Ей очень хотелось думать, что она всего лишь видела дурной сон, но… томительная боль и пятна крови на простыне говорили о том, что все самое ужасное произошло наяву.
Горничная вошла, не дожидаясь ответа. Служанка не смотрела на Виолу, только сделала легкий поклон и поставила поднос с завтраком у кровати.