— Что это? Отчет из американского Сената?
— Это стенограмма выступления Катерины Брешковской перед комиссией Сената.
— О господи…
— Вы ее знаете?
— Еще бы! Екатерина Константиновна — мой самый непримиримый критик.
— То есть вы считаете, что она будет предвзята?
— Разумеется. Тем интереснее сравнить наши взгляды.
Ну что же, начнем. Комиссия, сенаторы Юмс, Овермен, Нельсон, Стерлинг.
— Скажите, функционируют ли сейчас школы в какой-либо части России?
— В прошлом году были школы, но теперь они пусты. Учителя были выгнаны большевцами, а оставшимся нечего было делать, ибо им не доставало ни пособий, ни материалов, чтобы обучать детей. Отсутствовали даже книги. Мои учителя просили меня отправиться в Америку и горячо умолять вас доставить несколько миллионов книг нашим крестьянским детям, ибо у нас не было книг.
Вот Бабушка жжот!
— Герберт, у нас действительно не хватает пособий, чернил, карандашей и бумаги, но совсем по другой причине. Сейчас мы ведем массовое обучение грамоте, больше девяти миллионов человек. Естественно, для такого числа у нас пока нет материалов. Но строятся фабрики канцелярских принадлежностей, работают библиотеки, создана Единая Школа… Да вы прямо сейчас можете встать и по внутреннему коридору, не выходя на улицу, оказаться в школе — она работает в соседнем здании! У нас при каждом институте открыты факультеты для подготовки рабочих к поступлению, они переполнены!
Герберт быстро выводил закорючки в толстой тетради. Надо же, стенографией владеет. Ну что же, дальше…
— Когда вы оставили Россию, работали ли ещё какие-нибудь фабрики?
— Вы, вероятно, читали в ваших газетах и, наверное, узнали от собственных граждан из Красного Креста и Христианской ассоциации в России, что там нет ни одежды, ни пищи, ни товаров. Даже наши кооперативы ничего не продают крестьянам, потому что у нас теперь нет никакой промышленности. Фабрики разрушены; с другой стороны, отсутствует и ввоз, потому что у нас нет транспорта и нет железных дорог.
— Боюсь, сведения госпожи Брешковской устарели года на два, а то и на три. Да, у нас был период, когда из строя выбыло более четверти паровозов, но сейчас положение восстановлено и вы сами видели железную дорогу на пути из Петрограда.
— Да, она не производит впечатления стагнации и деградации.
— Вот план развития народного хозяйства, — я встал и снял с полки один из томиков плана. — Он на русском, но я надеюсь, вы сможете найти переводчика, если нет — дайте знать, я помогу. В плане перечислены работающие предприятия, которые подлежат модернизации и те, которые предстоит построить. Мы отмечаем также рост производительности сельского хозяйства, разного рода услуг и легкой промышленности. Создаются новые артели и даже частные производства…
Уэллс вскинул бровь.
— Частные? Они же национализированы?
— Только крупные предприятия и тяжелая промышленность. Легкая почти вся в руках прежних владельцев, но под рабочим контролем.
— И что, такая схема работает?
— Не буду скрывать, трения есть, — ну не рассказывать же гостю про КБС и злонамеренные банкротства, — но в основном, да, работает. Например, могу познакомить вас с известным текстильным магнатом, Саввой Морозовым, он сейчас во главе комиссии по реконструкции текстильной отрасли при Совете народного хозяйства.
— А как вы финансируете строительство новых заводов?
— Пока акционерными обществами, в них вступают те, кто нуждается в новой продукции, а государство вносит еще столько же. Уже действует станкостроительный консорциум, готовимся запустить металлургический и несколько других. На будущее планируем внутренний индустриальный заем.
Так, что там дальше…
— Все, кто служил нашим тиранам в России, — старый класс бюрократов, жандармы, все люди старого режима — стали большевцами и предприняли широкую кампанию в целях низвержении Временного правительства в России.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Тут уж я просто заржал, ну надо же! Это у нас сыщик Маршалк большевец или беспартийный Собко… Нет, мы многих на службу приняли, а некоторые, как Болдырев, даже и в Сюз Труда вступили, но какова трактовка!
— Временное правительство само поставило себя вне закона. Сперва объявлением республики, хотя обязано было дождаться решения Учредительного собрания, потом отказом от созыва оного в установленные сроки.
— Но вы же арестовали его!
— Да, по законному решению Учредительного собрания, принятого в присутствии послов, в том числе и английского, и никто по этому поводу нам никаких протестов не подавал.
Дальше Брешковская (вот же говорящая фамилия, а?) заявила, что в в Сибири и по всей России уголовные преступники выпущены на свободу. Пришлось с руганью вставать и искать на полках сборники сводок НМВД, постановления об усилении борьбы с уголовной преступностью, кстати, с опорой на старые кадры сыскной полиции. У нас уйма строительных задач, вот там самое место осужденным и военнопленным, как польским, так и мятежникам. Пусть для начала достроят хотя бы Волховскую ГЭС.
Еще пара листов заключала рыдания Бабушки, о том как все в России ужасно.
— Знаете, что? Давайте-ка сделаем перерыв на ланч.
Обедали мы вечером, когда все мужчины — Митя, Иван, Терентий — возвращались с работы. Так что днем за столом доминировали женщины и дети, как раз вернувшиеся из школы. И Герберт, известный, кстати, бабник, только и успевал вертеться, так и не решив, на кого ему положить глаз — на Наташу или на Ольгу? Вот ей-богу, мне бы такие проблемы, а не всю эту политику.
К стенограмме мы вернулись в кабинете, перейдя после обеда на “ты”
— Я писала вашему посольству в России, что если бы вы оказали нам поддержку (в виде 50 000 хороших солдат вашей армии), большевики были бы свергнуты. Я не получила ответа.
— Ну, Герберт, это уже за гранью. При том, что ее собственная партия входила (и до сих пор входит) в правящую коалицию, она ввязалась в мятеж и требовала интервенции! Нет, это уже ни в какие рамки.
— Должен сказать идея интервенции бродила в некоторых умах, в основном, из-за того, что вы желаете мировой революции.
— Желаем. Но считаем, что всему свое время. Созрели условия — и рабочие взяли власть в России, Германии, Италии…
— А Польшу вы завоевали.
— Польша, если вы помните, напала первой. И наших войск сейчас там нету. Так что мы, вопреки некоторым горячим головам, не рвемся нести пламя революции всему миру, мы хотим упорядочить Россию. А вот кто хочет мировой революции — так это ваша буржуазия.
— Наша???
— Ну, судя по ее действиям, ничем иным подавление рабочего движения и международные авантюры кончится не могут. Сколько нам еще бодаться с Детердингом на Кавказе? У нас там вылавливают по несколько диверсантов каждый месяц.
— Детердинг это нечто особенное, с его взглядами и поддержкой правых.
— Ну, так он же такой не один… Что же касается мировой революции — мы перестраиваем Россию на своих внутренних принципах и никому их не навязываем. Если найдутся желающие последовать за нами на этом пути — добро пожаловать.
Разумеется, я не стал рассказывать Уэллсу о конспиративной сети практиков, о дублирующей ее Международной рабочей помощи (созданной вполне себе в Германии, и оперирующей из Берлина) и о прочем Месс-Менде. Незачем англичанам, даже фабианским социалистам, знать лишнее.
— Мы просим вас обо всём. Мы просим вас дать нам бумагу, дать нам ножницы, дать нам спички, дать нам одежду, дать нам кожу для сапог. Мы просим вас обо всём не потому, что мы так бедны, а потому, что все наши богатства скрыты в недрах земли. Промышленность и сельское хозяйство России разрушены. Там вообще нет никакой промышленности.