Читать интересную книгу Тотальная война - Олег Маркеев

— На карьере шпиона можно ставить крест, — с поддельной грустью вздохнул Винер.

— Безусловно, — кивнул Хиршбург. — И он это понимает. Эксперты уверены, что он выберет «вариант Орлова». Если помните, был такой разведчик у Советов. Узнав, что в Москве идут повальные аресты среди разведчиков, он попросту исчез. Вынырнул в Канаде, откуда послал письмо Сталину Пригрозил, что в случае угрозы семье выдаст всю сеть в Европе, а если его не тронут, то будет молчать. Сталин условия принял, и СМЕРШ оставил Орлова в покое. Надо признать, что Орлов не был перебежчиком в чистом виде и в ФБР не побежал. Он просто вышел из игры. Сохранил себе жизнь и сберег честь. Что в нашем ремесле бывает крайне редко.

— Рассуждения о чести оставим моралистам. А на жизнь нужны деньги. Они у Садовского есть?

— Да, порядка пятисот тысяч на счету в Швейцарии. — Хиршбург не стал сверяться с записями. Такие ключевые моменты, как личный счет офицера СВР, он запоминал накрепко. — Сейчас у русских модно совмещать государственную службу с бизнесом. Вернее, службу они воспринимают как вариант предпринимательской деятельности.

— Надеюсь, его руководители об этом узнают?

— Можно не сомневаться. — Хиршбург позволил себе улыбнуться, уловив иронию в голосе шефа. — Вот в чем русские сильны, так это в служебных расследованиях. Вывернут наизнанку все грязное белье. Думаю, докопаются до интимной жизни этого донжуана из СВР. Представляю, какой они испытают шок.

Винер пригубил вино, задумавшись, посмаковал.

— Знаете, Вальтер, единственное, что оправдывает жертву фигуры, — это сохранение темпа. Пойдемте на воздух — там дышится и думается легче.

Он взял бокал и пошел к витринному окну. Ногой нажал кнопку на полу, стекло поехало вбок, и в комнату хлынули запахи и звуки сада.

Хиршбург с грустью посмотрел на шахматную доску. Бросать партию не хотелось, оборона его исламского воинства была сильна, и конница готовилась к рейду по флангу противника.

— Оставьте, партия проиграна, — подал голос Винер, стоя на границе сумерек и света, заливавшего комнату. — Мой слон — на С-4. Вам придется брать его конем. Ферзь на G5 — шах. И через три хода — мат.

Хиршбург проверил. Действительно, всадница на белом коне врезалась в самую гущу его пехоты и целила копьем в грудь Салладина. Спасения не было.

* * *

Срочно

Сов. секретно

Москва, Центр

Докладываю, что находящийся на излечении Садовский Я.К. в промежутке 21.00–21.15 скрылся из госпиталя в неизвестном направлении. Силами оперативного и агентурного аппарата резидентуры предпринимаются все меры по поиску и задержанию Садовского.

Забелин К.П.

Глава восемнадцатая Почетный пенсионер

Странник

В квартире Леона Нуаре работал автоответчик. Максимов уже наизусть знал записанное на трех языках обращение. Звонить приходилось из таксофонов — не хотелось светить мобильный. Пять раз механический голос предлагал оставить сообщение, чего Максимов не сделал. И не из-за того, что говорящая по-французски Карина осталась в отеле. Для контакта вполне хватило бы английского, но он не решался сделать шаг, как зверь, почуявший масляный металлический запах капкана впереди на тропе. Почти час бродил по району, где обитал Нуаре, так и не выйдя на узкую улочку, где в аккуратном домике на втором этаже находилась квартира Леона.

Тем временем смеркалось, и Берлин зажег свои вечерние огни. На них, как мотыльки, потянулись отдохнувшие туристы и уставшие горожане.

Максимов решил зайти в пивной бар, окнами выходящий на перекресток улицы, ведущей к нужному дому Приезд пожарных, полиции и неотложки с такого наблюдательного пункта пропустить невозможно. Интуиция подсказывала, что телефон Леона молчит неспроста и тихо этот вечер не закончится.

Бар уже гудел, как растревоженный улей. Дым плотным слоем клубился под потолком. Было тесно и жарко. Шум голосов заглушал оркестрик, пиликающий что-то бодренькое. Мелкие питейные заведения Берлина, утратив идеологический контроль СЕПГ, ударились кто в американизм с неоном, виски и биг-маком, кто — в родную старину. Этот бар относился к последней категории, поэтому оркестрик, возглавляемый аккордеонистом, наяривал сугубо этнические мотивы.

И меню было традиционным, восходящим ко временам Генриха Птицелова, — пиво, шнапс, копченые колбаски и айсбайн. Задастые кельнерши в кружевных передниках прокладывали себе путь в толпе, перетаскивая за раз по десятку кружек. Аппетитные полные локти не только вызывали слюноотделение у мужчин, но служили их обладательницам надежным средством обороны от нескромных рук посетителей. В принципе, было весело и без претензий, как везде, где собирается простой люд.

Максимов сел за столик у окна. Не успел сделать глоток, как напротив плюхнулся здоровенный, как медведь, пожилой немец. Дружески подмигнул Максимову и сразу же приложился к кружке. Три четверти содержимого литровой кружки без усилий перекочевало в объемистый живот соседа.

На вид он был типичным «ости», не избавившимся от социалистической провинциальности и невольно комплексующим из-за этого перед своими западногерманскими собратьями. Только из-за пенсионного возраста не спешил меняться и врастать в капитализм, довольствуясь тем минимумом, что ему полагался от объединения Германий. На оставшийся век хватит, пусть молодежь перестраивается. Лицо немца лоснилось здоровьем сибарита, толстый слой подкожного жира гарантировал запас сил и оптимизма, несмотря на любые перехлесты политики и личной жизни. Он был из тех счастливцев, что по утрам от переизбытка жизненной энергии поют не только под душем, но и в туалете.

Максимов был уверен, что такого колоритного типа он не мог не заметить. Значит, не шел следом. Большее беспокойство вызывал молодой парень спортивного вида, расположившийся у стойки. Слишком типичный, слишком спортивный на вид, чтобы коротать вечер в прокуренной пивнушке. Парень сидел спиной к Максимову, ничем не выражая любопытства. Но в то же время надежно отсекал собой путь отхода.

После первой дозы немцу захотелось общения.

— Русский? — ломая язык, спросил немец по-русски.

— Да, — помедлив, ответил Максимов. — Что-то имеете против?

— Нет. Я любил русских. И еще больше люблю с тех пор, как вы ушли. Так бывает, не удивляйтесь. Когда разведешься с женой, с которой прожил не один десяток лет, вдруг начинаешь любить ее. Ничего не раздражает, она уже не пилит. И невольно вспоминаешь только хорошее. Самообман, конечно. Но это приятней, чем грызть себя, вы не находите?

Максимов насторожился. Внешний облик простака и любителя пива никак не вязался с такой способностью к образному мышлению и склонностью к парадоксам. И словарный запас у немца оказался подозрительно богатым.

Немец ущипнул за складки на боку проплывавшую мимо кельнершу.

— Два шнапса. Мне и моему другу, — распорядился он, подмигнув Максимову.

«Не нравится мне эта дружба народов», — подумал Максимов, отвернувшись к окну.

Его учили, что хорошее расположение подозрительно. Людям, в сущности, глубоко наплевать друг на друга, что является нормой. Малознакомые люди должны быть по отношению к тебе корректны и холодно вежливы, в рамках воспитания, конечно. Повышенный интерес и чрезмерные знаки внимания оказывают только при корыстном интересе: моральном, материальном или любом ином. Попытка разорвать дистанцию, обласкать вниманием и распахнуть душу, пусть даже по пьяному делу, должны восприниматься как скрытая атака. И никак иначе.

По столу стукнули два стаканчика. Заказы здесь выполнялись быстро, несмотря на толчею.

— Прозит? — Немец приподнял свой стаканчик. Максимов сконструировал форму вежливого отказа и приготовился выдать ее вслух, когда немец неожиданно сказал:

— Напрасно ждете. Он не придет. — У немца вдруг совершенно пропал акцент.

— Я никого не жду. — Максимову удалось скрыть удивление.

— Да? А мне показалось, что ждете. — Немец хитро прищурил свои медвежьи глазки. Он обвел рюмкой прокуренный зал. — Здесь многие ждут Леона Нуаре. Из окна не видно, но если пройдете вверх по улочке, то увидите две машины. В одной скучает парнишка из русского посольства. В другой сопят два борова из БНД. Наряд «крими» засел в квартире напротив двери Леона. Ребята из самых разных команд сейчас прочесывают бар пресс-центра и с десяток других кабаков, тревожат сон многочисленных шлюшек, в надежде найти Леона. Но я думаю, все напрасно. Интуиция, знаете ли…

Максимов краем глаза заметил, какой напряженной и чуткой стала спина парня у стойки. Нет, с такого расстояния он ничего слышать не мог, но, очевидно, какими-то сенсорами уловил, как резко подскочило напряжение за столом.