Но Дора знала, что это не болезнь. Еще, прежде чем врач задал следующий прозаический вопрос, до нее, наконец, дошло.
– Когда у вас были последние крови? В июле? Она подавленно кивнула, и он щелкнул замком саквояжа.
– Значит, это будет апрельский ребенок. Хорошее время года. Не слишком жарко, не слишком холодно. Вы должны, как следует отдыхать, пить много молока, и все будет прекрасно. Если возникнут проблемы, сразу же обратитесь ко мне.
Он взглянул на мужчину.
– И пора подумать о похоронном бюро. Если хотите, могу послать к вам оттуда некоторых людей. Нет смысла ждать до самого конца. Сейчас эти дела берут много времени.
И вышел, прежде чем Дора как следует сообразила, о чем идет речь.
Карлсон умирает. У нее будет ребенок.
До сих пор она считала, что Бог посылает младенцев только замужним женщинам.
Теперь она знала, как это бывает.
Ведь она сделала то, что позволено делать только замужним.
Глава 18
Порочность века складывается из поступков
каждого отдельного человека: одни приносят в мир
предательство, другие – несправедливость, неверие,
тиранию, скупость, жестокость —
каждый по мере своих возможностей.
Монтень Эссе «О тщеславии»
В эту же ночь у Карлсона Николлза был второй удар, и, не приходя в сознание, он умер. Его черная любовница набила карманы всем сколько-нибудь ценным, что смогла отыскать, и еще до рассвета исчезла. Доре пришлось вызывать гробовщика.
Они на три дня отложили день похорон и разослали телеграммы родственникам, расселившимся по всем штатам. Вовремя приехала только Джози Энн. Ни словом не откликнулся Пэйс. Они уже знали, что Чарли приехать не может. Он попал в плен под Атлантой и сейчас находился в североамериканском лагере для военнопленных. Харриет Николлз отказалась присутствовать на похоронах. Декабрьская погода была скверная – влажная и холодная. Возможно, она не хотела подвергать себя опасности простудиться, но положение не из приятных, когда самый близкий родственник на похоронах – невестка. Доре было жаль сердитого старика, но она могла только молиться о покое для его бессмертной души. Ему за многое придется отвечать, многое объяснить, когда он достигнет перламутровых врат.
У Доры было полно своих трудностей. Как только дом покинули соболезнующие соседи, Джози по справедливости приняла бразды правления домашним хозяйством, коль скоро Харриет отказалась от этой роли. Теперь, зная истинную причину утолщения своей талии, Дора стала бояться неминуемого объяснения. Джози, разумеется, заметит все одной из первых.
Дора предусмотрительно распустила швы на своих платьях так, что они сидели свободно. Она надевала большие фартуки и туго их не завязывала, ощущая себя огромной. Вечером, перед тем как надеть ночную рубашку, она проводила рукой по нежно округлившемуся животу и сама поражалась смелости своего поступка. Дора позволила Пэйсу посеять свое семя в ее лоно, и вот плод их соития. Ей надо было знать заранее. Она же должна была понимать, что происходит. Но матушка Элизабет пренебрегла этой стороной ее образования, несомненно, приберегая нужные сведения до первой брачной ночи Доры.
Вот таким образом она пока скрывала от посторонних глаз следствие происшедшего, отодвигая по возможности неминуемую развязку.
Несмотря на все предосторожности, Харриет Николлз заболела плевритом, и состояние ее требовало ежечасной заботы. Дора с благодарностью приняла на себя это бремя, позволявшее ей пребывать в комнате больной, куда и ей приносили еду. Раз-два на дню приходила Джози с Эми, чтобы проведать свекровь, но на Дору она почти не обращала внимания. Она утопала в многочисленных заботах и хлопотах по дому и на полях и радовалась, что Дора взвалила на себя уход за больной.
Пэйс ничего не писал. Никто не знал, где он и чем занят. Злясь из-за неожиданно свалившегося на нее бремени забот, Джози написала ругательное письмо на адрес его полка. Ответа она не получила. Этого и следовало ожидать. Ферма принадлежала Чарли, и Пэйсу до нее нет никакого дела.
К середине января здоровье Харриет Николлз улучшилось, но дом был уже в таком запущенном состоянии, что Доре скрываться и прятаться от других забот было невозможно. Она подозревала, что старуха уже догадалась о ее положении, но не заговаривала об этом из деликатности. И так вскоре все всё узнают. На пятом месяце Дора уже не могла утаивать беременность покроем юбок, и все было заметно для пристального взгляда. Нельзя же оставить все без внимания до апреля, но даже если это и удалось бы, то пищащего младенца не утаишь.
Дора подумывала, не продать ли ферму и потом уехать в город, но была слишком нерешительна и робка. Если она не смогла нарушить приказание Пэйса и стать няней в госпитале, то у нее не могло найтись достаточно решимости бежать в какое-нибудь незнакомое место, где у нее не будет никаких средств к существованию. Здесь, по крайней мере, у нее и ребенка найдется крыша над головой и пища. И вряд ли скандал разрушит ее несуществующую репутацию. Вряд ли кто в доме Николлзов будет настолько жесток, чтобы выгнать ее.
Джози не сразу заметила перемену, совершившуюся в Доре. Надо было очень многое делать по дому, сразу поспевать в десяток мест одновременно. Они с Джози мало проводили времени вместе, тем более что Дора продолжала есть в комнате больной, это вошло у нее в привычку. Но однажды Дора допустила промах. Она встала на стул, чтобы зашить небольшую прореху в тяжелых занавесках, и солнечный свет из окна очень ярко очертил ее силуэт. Джози вошла в гостиную как раз в тот момент, когда Дора вытянулась, чтобы сделать последний стежок.
– Дора!
Та едва не свалилась со стула от неожиданности, но успела ухватиться за ткань и медленно повернулась, узнать, что так испугало Джози. И проследила за направлением ее взгляда.
Обреченно вздохнув, Дора оборвала нитку и слезла со стула.
– Мне вовсе не угрожала опасность упасть, – заметила она сухо, подозревая, конечно, что Джози вскрикнула не из желания предостеречь. Если бы Пэйс был дома, он, конечно бы, предупредил, что влезать на стулья в ее положении нельзя. Но Пэйса здесь не было. Хотя она понятия не имела, что бы сделала, узнав о его возвращении. Впрочем, о возвращении никто ничего не говорил.
Джози с чувством неловкости оглядела Дору. Ей трудно было принять мысль о внебрачной беременности. Настоящая леди вообще эту тему затрагивает только в деликатных выражениях, но в положении Доры не было ничего деликатного и благоприличного.
Джози осторожно осведомилась:
– Кто папа? Дэвид?
Да, это легкий выход из положения, но Дора была воспитана в отвращении ко лжи. Впрочем, она научилась удивительно хорошо избегать прямых, откровенных ответов. Наверное, под влиянием Пэйса, а может быть, впечатлений раннего детства.