неожиданном для себя предложил Пчёла, покинутый Голиковой, открывая перед Ником полупустую пачку «Самца».
— Пошли…
* * *
Сломанная обугленная спичка полетела куда-то в темноту улицы одним метким пчёлкинским броском. Ник поступил иначе — прикурил собственной зажигалкой «Zippo», привезенной из образовательной, прости Господи, поездки, где студент МГИМО чуть не оставил свою печень. В старости будет, что вспомнить. Если, конечно, печень не откажет от количества выпитого «Хереса» и тяжести службы на дипломатической ниве.
— У кого брал? — оценивающе присвистнул Витя, потягивая ментоловый дым. — Чё по чём? Ты, говорят, с Пумой знаешься, поди, он подогнал?
— Обижаешь, из самой проклятой заграницы, — Милославский предпочитал затягиваться «Marlboro», как и любой уважающий себя советский гражданин. — Я ж стажировался, с немцами.
— Еханный бабай, вот у Софки знакомства, — Пчёла же знал цену натурпродукту, и потому прикуривал обычными спичками, — но чё это я удивляюсь?
— А я смотрю, ты не зря про Пуму словечко обронил, — заметил Никита, пряча железную зажигалку в карман. — Кем будешь? Студент-технарь?
— А ты, вижу, пацан с юмором, Никитос, — Виктор не смог скрыть своего приглушенного смеха, — и давай сразу договоримся, без церемоний — Витя! Если уж совсем припрет, то зови Пчёлой, но Софка, знаешь, не любит этой кликухи, всё «Витя-Витя».
— Так-то лучше, — понимающе закивал Ник, — да ты не объясняй, сразу прознал, что к чему, — пока Никита обивал пороги института, его сверстники познавали жизнь иначе.
— Ты припозднился, правда, мы не ожидали, — у Пчёлы были собственные планы на вечер, — но вам послам закон не писан.
— Тебя бы в менты, раз так законы почитаешь, — Милославскому показалось или он не один видит все и насквозь, играя в угадывания намерений собеседника. — Не пробовал, а то вдруг?
— Времени трата пустая, нафиг! Не потяну!
Пчёла посмотрел в сторону гостиной. Софа вместе с Томой над чем-то снова хлопотали, а большие часы с кукушкой грянули половину двенадцатого. Ник затушил окурок о стеклянную пепельницу, и уставился в прохладную непролазную темноту. Только один фонарь тускло освещал небольшую улочку.
— Софка-Софийка! А ты… — Никита решился задать волнующий вопрос, занимающий его уже минут двадцать. Уж лучше сразу выяснить, а в его ситуации прямой подход был самым верным средством, — ты кем Софе будешь, Робин Гуд?
— А ты, толмач? Базаришь по-английски же?
— Базарят тётки на лавке, а я серьезным делом занимаюсь! Все-таки? Ещё один в нашем полку?
— Чё? — намного легче было сделать вид, что Витя ни хрена не понял. Именно — ни… хре… на… — Бля, знаешь, братан, я сегодня так здорово пил за здоровье Софы, так что ты с философией не лезь!
— Хорош прикидываться, скажи! Не гостайна?
— Лучше у Софки и спроси, почему Пчёла ей брат по разуму.
— Ну и у меня примерно тоже самое, — Ник мог ненадолго расслабиться. — Ладно, пошли, поздравим! — не расколет он сегодня этого крепкого орешка. — Вон, видишь, тачка белая? Могу потом даже до дома подвезти.
— Белее видали! — Витя похлопал широкоплечего Милославского по спине, выпроваживая хозяйским жестом в квартиру. — Давай, девчонки заждались!
— Если уж девчонки.
До дома Пчёлкин решил добраться на такси, но только после того, как этот интеллигент свалит восвояси. Бодаться с ним не хотелось. Где-то на уровне трезвого сознания Пчёла осознавал это, не включая по отношению к Голиковой ментора. Так и случилось: Ник не собирался задерживаться, невольно оставляя Пчёлу победителем в этой невидимой схватке. Но сдаваться Милославский не привык, выныривая в нужный момент из укрытия, как вор перед жертвой. Время покажет, у кого какой рубашкой упадёт карта.
Понял ли Витя, что не всё в этом мире будет принадлежать ему безраздельно? Или снова убедился в том, что ничего постоянного не бывает? На вопросительные взгляды Софки, Пчёла отмахнулся, обещая, что зайдет за ней завтра в пять. Она опять должна была ждать его на детской площадке со сломанными качелями, как и было заведено у них ранее.
Тома, оставшаяся вместе с Софой в пустынной праздничной квартире, не заметила на лице брюнетки ни капли смятения. Это вызвало большое облегчение. Никому не стоило делать поспешных выводов…
* * *
Будущие Холмогоровы светились, как два начищенных до блеска чайника, предвкушая насыщенную поездку. Лиза была рада, что могла показать Космосу город, где родилась и прожила первый год своей жизни. Ленинград давно приковал её к себе, заставляя возвращаться каждые полгода. Не домой, но на родной балтийский берег.
Дом — это люди, сестра Пчёлкина поняла простую истину лет в тринадцать. В её особенном случае — это целый Космос. И он был рядом с ней, читая для Лизы её любимые «повести Белкина», пытаясь занять время, проводимое на борту рейса «Москва — Ленинград».
— Не знаю, как зовут деревню, где я венчался; не помню, с которой станции поехал… В то время я так мало полагал важности в преступной моей проказе, что, отъехав от церкви, заснул, и проснулся на другой день поутру, на третьей уже станции! — Холмогоров покачал головой, проводя указательным пальцем по желтоватым страницам. — Бухло до добра не доводит, Фил прав, это точно! Нет, как тебе, Лизк, такой сценарий свадьбы? Нахер, блин! К рюмке не притронусь!
— Тогда делаем безалкогольную свадьбу, — сонливо пробормотала Лиза, облокачиваясь на поджарое плечо жениха, — и, скорее всего, ты на неё не придешь! Останусь старой девой! Так что, Кос, дочитывай…
— Надейся, наивная, но раз просишь… — Кос набрал в легкие воздух, и, пытаясь сделать свой голос писклявым. — Боже мой, боже мой! Так это были вы! И вы не узнаете меня? — мужчина закашлялся, махая головой во все стороны. — Бурмин побледнел… и бросился к её ногам… — томик в бирюзовом переплете захлопнулся прямо перед носом Павловой. — Конец свистопляски!
— Неправильно, Космос, должно быть, чтобы как в сказке, — Лиза положила книжку на колени, — и жили они долго и счастливо.
— И коньки отбросили в один день? Нет, Лизк, не наша сказка!
— Какая наша тогда? Не «Колобок» же? Я от Пчёлы ушел, и от Фила укачусь?
— Понятия не имею, Лизок, но скажу точно, — прикосновение мягких губ к виску, всегда поражающих Лизу своей мягкостью, дало осознать, что, собственно, Кос размышлял о только о ней, — что ты у меня точно принцесса!
— А ты? — это школьное прозвище так и не отвязалось от Павловой. Вот только с принцессой были рядом хулиганы, и особенно преуспел тот, кто сейчас летит с ней в Ленинград.
— Говорят, что драконище проклятое, — Кос поглядывает на свои командирские посеребренные часы, желая поскорее оказаться там, где чувствуешь твердую землю под ногами. — Кентавр! Железо!
— Драконище, ты на самолете лететь не хотел,