каяк в сарае, шепот на ухо, ощущение того, что на Уэстерик-роуд, тридцать шесть, я никогда не оставалась одна.
– Конечно, нет!
– Это ты оставил на могиле моей мамы розовые герберы?
– Да. Эл…
– Тебя попросила, – перебиваю я. Вид у него такой несчастный, что во мне снова вспыхивает ярость. – Всего неделю назад ты стоял здесь, в гавани, и утешал меня! Мне полегчало, ты мне понравился… И ты плакал!
– Кэт, я…
– А когда я сообщила тебе, что не считаю Эл мертвой, потому что она шлет мне письма по электронке, ты покачал головой и промолчал! И ты думаешь, будто я поверю тебе теперь?
– Неужели ты не поняла? – расстроенно спрашивает Вик. – Эл знала: именно так все и случится! Она знала, что он ее убьет, и он убил. Она знала, что ты вернешься, и ты вернулась. Она знала, о чем ты будешь спрашивать. Она знала, что полиция посчитает ее гибель несчастным случаем… Кэт, я говорю правду! Ты должна мне поверить.
Я ему не верю. Вик любил Эл, это видно. Он действительно переживает и верит в то, что говорит, однако я вижу и еще кое-что в его глазах, в языке тела. Притворяться я умею превосходно – куда лучше, чем Вик, – и узнаю лжеца даже с закрытыми глазами. Дело не только в чувстве вины или в обязательствах перед Эл. Вик хотел шпионить за мной, потому что так ему казалось, будто Эл не мертва. Она живет в письмах, которые он посылает, и во мне – в глазах, в лице, в голосе. В том зеркале, что я вечно ношу с собой. Я – его последняя связь с ней.
Как же ей удается продолжать манипулировать нами? И мной, и Виком, и Россом, и полицией… Причем никто и понятия не имеет, зачем ей это нужно!
– Сегодня же отправлюсь в полицию, – решает Вик, глядя на свои ботинки. – На этот раз сделаю заявление и сообщу все, что рассказала мне Эл. Напрасно я вообще…
– Еще остались?
– Что?
– Ты отправил все сообщения?
– Да.
– Вик!
Он опускает плечи.
– Только одно.
– Показывай!
Вик тянется к телефону. Впервые с начала нашей схватки я замечаю, что по моему лицу струится вода, стекает по носу и подбородку, лупит по голове. Дождь барабанит по мачтам и металлическим корпусам яхт, шелестит по бетону, по асфальту, по дереву. Громче всего он бьет по глади залива: звук острый, глубокий и звучный, подобный старому воспоминанию, забытому страху, рывку – жесткий, резкий, настоящий.
– Вот, – говорит Вик, протягивая мне телефон.
Я долго смотрю на него и жду, пока он поднимет свой взгляд.
– В полицию не ходи. Еще рано. Если понадобится, пойдем вместе. Сначала мне нужно найти последнюю отгадку, ладно? – Вик кивает, и я делаю глубокий вдох. Ладно, Эл. Последняя так последняя, и все.
[email protected]
Re: ОН ЗНАЕТ
Черновики
Кому: Кэт Морган
ПОДСКАЗКА 11. ЕДИНСТВЕННОЕ МЕСТО ЗА ПРЕДЕЛАМИ ЗЕРКАЛЬНОЙ СТРАНЫ, ГДЕ ТЫ БЫЛА КРАСНОЙ, А НЕ БЕЛОЙ.
Отправлено с iPhone
Глава 25
Я прихожу в себя на заднем дворе. Промокла до нитки, зато голова больше не пульсирует от боли. Давно я не чувствовала себя такой бодрой и в ясном сознании. Лишь сделав несколько кругов, понимаю, что происходит. Пинаю серебристые и серые камешки, подтягиваю старый рыбацкий комбинезон и марширую по тюремному двору за Энди Дюфрейном, и я – его приятель и сокамерник по имени Ред, то есть «красный». Вот что Эл имела в виду!
Подхожу к первому уродливому постаменту, заглядываю в бетонный вазон. Он пустой и надежно закреплен – с места не сдвинешь. Второй вазон едва не опрокидывается, стоит его толкнуть. Под ним лежит конверт в целлофановом пакете на зиплоке. Беру письмо, ставлю вазон обратно и поднимаюсь в буфетную. В кухне наливаю себе водки, хотя и так много выпила, и сажусь за стол. Наверное, лучше бы пойти в кафе «Клоун», ведь Росс может вернуться в любую минуту, но мне ужасно не терпится прочесть письмо, потому что на конверте каракулями Эл выведено: «Белоснежке».
Достаю конверт из пакета, разрываю. Внутри – лист бумаги в линеечку, мелко исписанный.
Дорогая Кэт!
Возможно, мне следовало начать с извинений или спросить, как ты жила последние двенадцать лет. Впрочем, ты знаешь меня достаточно хорошо, чтобы не ждать таких формальностей. Итак, приготовься, перехожу к главному.
Он собирается меня убить. Если ты читаешь эти строки, то ему это удалось и я уже мертва.
Если подумаешь, что невелика потеря, то я пойму. Если подумаешь, что так мне и надо, то спорить не стану. Когда-то я тебя ненавидела, и ты наверняка возненавидела меня в ответ. Наверное, ты считаешь меня лгуньей, но это письмо – единственная возможность убедить тебя в том, что сейчас я говорю чистую правду.
Все началось с любви или того, что я приняла за любовь. Ты ведь знаешь, каким он был – вряд ли это можно забыть… Он преображался, направляя на тебя все свое внимание, и ты буквально купалась в лучах его любви. Затем на смену ей пришла ревность, удушье и тотальный контроль. Все мужчины – пираты, помнишь? Хороших Прекрасных принцев не бывает. С ним я чувствовала себя такой маленькой, такой ничтожной… Я благодарила его за заботу, потом за презрение, за гнев. В первый раз, подняв на меня руку, он проплакал целую неделю. Во второй – меньше дня. В третий уже я извинялась перед ним. Я не понимала, что он во мне нашел, но теперь до меня дошло. Он знал, что делал со мной Синяя Борода. Он знал, что я слабее тебя. Он с самого начала знал, что я никуда от него не денусь.
Через несколько лет после свадьбы наш старый дом выставили на аукцион. Как я ни умоляла, он все равно его купил. Он был готов на все, лишь бы снова запереть меня в этой тюрьме. Заставил меня описать обстановку в мельчайших подробностях, и все, что он покупал и расставлял по местам, делало мою тюрьму еще теснее, еще надежнее.
Ты любила дедушку больше, чем я, ты обожала слушать мамины сказки, твое воображение всегда было богаче моего: если тебе что-нибудь не нравилось, ты просто делала вид, что его нет вовсе. Думаю, поэтому ты и забыла конец нашей первой жизни и никогда его не вспоминала. Раньше мне казалось, что это к лучшему.
Я могла бы рассказать тебе прямо сейчас, что случилось в ту ночь, когда погибли дедушка и мама. Я могла бы поклясться, что это правда, и ты, возможно, поверила бы или даже вспомнила, как все было. Впрочем, вряд ли. Не нужен психолог, чтобы понять: твои воссоздающие фантазии гораздо сильнее подавленных воспоминаний. И единственный способ их разрушить – возвращать тебе память о настоящих событиях