плавать. Вспоминаю заполненные документы для признания человека умершим, и как Росс настаивал, что не знаком с Мари.
Удивительно, как я могла забыть про Мышку! Я позабыла все плохое, что случилось в этом доме, и ей пришлось приложить огромные усилия, чтобы заставить меня вспомнить. Нужно ей написать. Нам обязательно нужно встретиться, потому что я не знаю, чему теперь верить и что думать.
Наливаю еще водки. Самое подозрительное – то, как ведет себя Росс. Хотя я стараюсь игнорировать уколы ревности, возникающие при упоминании «убитого горем красавца-вдовца», рыдавшего на берегу моря, мне довольно сложно поверить, что это тот же самый мужчина, который провел в моей постели всю последнюю неделю, шепча мне на ухо всякие нежности и признания в любви. Вероятно, вина или даже раскаяние бывают похожи на горе.
Отставляю водку в сторону. Толку от нее – ноль. «Я пытался утопить свои печали, но эти гады отлично плавают». Голова становится тяжелой, в теле появляется гибкость. Я встаю, держась за стол, чтобы не упасть.
«Бога ради, Кэтриона, почему ты такая никчемная?» Я вовсе не никчемная и не беспомощная! Целыми неделями я пыталась выглядеть как Эл, думать как Эл, быть как Эл, потому что не хотела быть сама собой. С этим все ясно. Однако я боюсь не себя, вернувшейся в этот дом, а той себя, которая когда-то жила здесь. Той, которая боялась всего – падать, бегать, летать, смотреть правде в глаза.
И тогда я иду наверх, крепко держась за перила. На пороге Джунглей Какаду медлю: кто знает, когда вернется Росс… Распахиваю дверь в нашу старую детскую и внезапно обнаруживаю, что она совершенно изменилась. Ни деревянных жалюзи, ни обоев с тропическим лесом, ни золотистого покрывала. Вместо старого дубового шкафа и туалетного столика здесь стоят антикварное бюро со стулом и белый платяной шкаф. Обои бежевого цвета, на полу – роскошный ковер. Это единственная комната во всем доме, которая изменилась до неузнаваемости.
Я подхожу к бюро и начинаю рыться в ящиках. Понятия не имею, что ищу, и натыкаюсь лишь на чистые блокноты и открытки, скрепки, конверты, десятки шариковых ручек.
Зря я столько выпила! Пол начинает вращаться, и я хватаюсь за столбик кровати, чтобы не упасть. Сознание становится вязким, мысли текут медленно. Смотрю на двуспальную кровать, внезапно ослепленная слишком ярким образом Эл и Росса вместе. У прикроватного столика замечаю кожаный саквояж и с радостью отвлекаюсь на него. Вожусь с тугими пряжками. Внутри какие-то бумаги и толстая пластиковая папка. По всей длине корешка золотыми буквами напечатано «Саутваркский университет», сверху – сине-красный герб. Вот удача!
ПСИХОЛОГИЯ ПСИХОФАРМАКОЛОГИИ: ПСИХОАКТИВНЫЕ ПРЕПАРАТЫ: ХОРОШАЯ И ПЛОХАЯ МЕДИЦИНА;
ЭФФЕКТИВНОСТЬ И БЕЗОПАСНОСТЬ ПСИХОАКТИВНЫХ МЕТОДОВ ЛЕЧЕНИЯ
2 АПРЕЛЯ, 09:00—3 АПРЕЛЯ, 16:00, 2018
САУТВАРКСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ, СЕНТ-ДЖЕЙМС-РОУД, ЛОНДОН
Просматриваю расписание конференции, аннотации докладов, список участников. Вспоминаю слова Росса: «Когда я вернулся, она уже часов пять как пропала», – и нахожу страницу с контактами. Первым номером значится телефон и электронный адрес профессора Кэтрин Вард, заведующей кафедрой фармацевтики и фармакологии.
Сажусь на кровать, достаю телефон, выхожу в интернет и завожу новый почтовый ящик. Когда не удается зарегистрировать его на ДИ Кэйт Рэфик, я добавляю букву «эм» в качестве среднего инициала. Понятия не имею, как подделать адрес электронной почты, к тому же я слишком пьяна, чтобы пытаться это выяснить прямо сейчас. Надеюсь, профессор Кэтрин Вард не удивится тому, что детектив-инспектор полиции использует сервис Gmail. Мне плевать, поймают меня или нет. Если я нарушаю закон, то и черт с ним. Я должна узнать правду! Письмо короткое: прошу подтвердить факт посещения Россом конференции и сообщить, когда он прибыл и отбыл. Нажав «Отправить», я тут же об этом жалею.
А затем начинаю новое письмо к адресату john.smith120594.
«Мышка, я знаю, что Эл мертва. Прости, что не поверила тебе. Прошу, давай встретимся!»
Поднимаюсь с кровати, уже не так сильно шатаясь, и убираю папку в саквояж. Возвращаюсь на лестничную площадку. В доме все еще непривычно тихо. Волосы на руках встают дыбом, кожа зудит: я смотрю на темный коридор между кафе «Клоун» и Башней принцессы. За матово-черной дверью в самом конце – спальня номер три, комната Синей Бороды. Она притягивает меня, совсем как в детстве манила высота – головокружительное предвкушение падения. И вдруг телефон в кармане начинает вибрировать. Я протяжно вскрикиваю, выуживаю его и отвечаю не глядя.
– Кэт! Слава богу, ты наконец ответила!
– Чего тебе надо, Вик? – голос еще дрожит, но я уже чувствую себя глупо.
– Я… – Он долго молчит. – Я услышал про Эл, и…
– Ничего, – говорю я. – Спасибо. Я…
– Нет! Ты не понимаешь… – сигнал прерывается, раздается шипение и рев. – … кое-что тебе сказать… Я не знаю… – слова заглушает рев сирены, потом звучит гудок.
– Вик, я тебя не слышу. Где ты?
– А ты где?
Стоя в лучах золотистого света, падающего с Уэстерик-роуд, я медленно кружусь на месте.
– Я наверху.
– Кэт, послушай… – его голос исчезает, потом врывается в трубку. – … должна уйти!
– Почему? – Я перестаю двигаться, но стены продолжают кружиться.
– …не могу. Прости! Мне так… ты должна мне поверить!
– Почему? – Желудок сжимается, и я отвлеченно гадаю, не стошнит ли меня прямо сейчас.
– Кэт… – На заднем фоне раздаются крики, рев проезжающей мимо большой машины, наверное, грузовика. – … меня слышишь? Ты должна скорее уйти из этого дома!
И тут он исчезает. Я остаюсь одна в тишине под стеклянным шаром, свисающим с потолка, перед закрытыми дверями в узком темном коридоре. Одна в доме. Качаю головой и спокойно спрашиваю:
– Куда же мне идти?
И вдруг я ощущаю мощный рывок и оказываюсь в Зеркальной стране. Мне больно, горло охрипло от крика, и я стою на четвереньках в темноте. Шторм отшвырнул нас с главной палубы на оружейную, он яростно ревет и не дает Эл дышать.
Нет, не так.
На четвереньках стоял дедушка. Он оттолкнул меня так сильно, что я ударилась головой о палубу и искры из глаз посыпались, но при этом я продолжала видеть покрасневшее лицо Эл, выпученные глаза, дедушкины руки на ее шее, капающий с носа пот. Я продолжала слышать крики мамы: «Оставь их в покое!» Она тоже охрипла, потому что это была ночь после кафе «Клоун» и комнаты Синей Бороды, последняя ночь в Зеркальной стране. Последняя ночь нашей первой жизни.
Я пытаюсь вырваться, вернуться обратно – и тут мама с криком проносится сквозь меня, словно призрак. Она встает позади дедушки, поднимает над головой здоровую руку, в которой держит кормовой фонарь с «Сатисфакции». Дедушка оборачивается, смотрит на нее с усмешкой, подмигивает и говорит: «А ну-ка опусти, девонька». Мама не слушается. Она бьет его фонарем прямо по макушке. Снова и снова, пока звук не перестает быть твердым, коротким и белым, пока он не становится мягким, длинным и медно-темным.
– О