— Смотри, — провела Ева пальцем, — здесь есть четкая граница вокруг города. Периметр.
— Разделен на секторы. И какой-то из них дезактивирован.
— 14-АК. Вот он, это километрах в десяти отсюда в сторону Тольятти, возле аэропорта.
Догадка, тукнувшая в голове, как молоточек, заставила вздрогнуть. Я отступил на шаг, словно мог заразиться от карты какой-нибудь инфекцией.
Ева обернулась:
— Что?
— Судя по расстоянию, в этом месте проходит линия невозвращения, которую никто не смог пересечь после катастрофы. Ни в одну сторону.
Ева растерянно смотрела на меня, не моргая. Ее лицо было подсвечено багрянцем индикаторов, отчего девушка казалась старше своих лет. Сирена продолжала монотонно завывать где-то наверху.
Я еще раз глянул на отлетевший распечаток и вернулся к столу. Миллиметровка закрутилась в трубку, поэтому мне пришлось развернуть ее и прижать ладонями, чтобы края не топорщились. Я уронил взгляд на карту, где четкая линия, поделенная на равные отрезки, змеей обвивала весь город.
— Ты понимаешь, что мы сделали? — Слова сами слетели с языка.
Ева медленно проговорила:
— Кажется, мы открыли Рубеж.
Я почувствовал, как вместе с воем аварийной сирены внутрь втекает что-то новое, неведомое. Как оно заполняет опустошенное ушедшим голодом место. Как что-то жгучее врывается в меня, стирая все мыслимые барьеры и поднимая исполинские волны памяти. Как раздирает границы мира, за которые я так долго боялся высунуть нос...
А рядом стояла она.
Та, которую я ждал, забираясь на смотровую площадку. Та, которую видел в убегающем поезде во сне. Та, которую всегда слышал в шорохе туннелей и бесконечном перестуке колес.
Та, чье имя боялся назвать.
— Ева, — прошептал я, обнимая ее.
— Что, Орис?
— Ты... моя Безымянка.
Она кивнула и улыбнулась. Просто. Как обычно.
А я привлек ее к себе, заглянул в глубокие, чуть раскосые глаза и, наконец, увидел путь. Свой путь.
Самара — Москва Март — октябрь 2010