Леша сел рядом.
– Это столовые приборы. Ими едят. Но… если хочешь, можешь кушать руками, как обычно.
Пандора задумчиво вертела вилку в руке:
– У тебя слишком много вещей. Полагаешь, они сделают тебя счастливее?
– А что? Считаешь их лишними? Зеркало, например? Не смотрелась в него сегодня?
Девушка насупилась, но в этот момент во двор вышла ключница и стала расставлять тарелки.
Пандора встрепенулась:
– Позволь, я помогу?
– Ничего-ничего. Сиди, дочка. Кушайте на здоровье! Сейчас Лина еще яичницу принесет.
Наконец все было готово, и их оставили одних.
Леша взял вилку в левую руку, а нож – в правую и повернулся к Пандоре:
– Вот так. Вилкой придерживаем, ножом режем.
Девушка внимательно следила за ним, затем неуверенно взяла приборы.
– Это нетрудно. Вот увидишь! – ободряюще кивнул Алексей.
Пандора сосредоточенно молчала, пытаясь управиться с вилкой. Леша не отводил от девушки глаз.
Она бросила на него взгляд исподлобья:
– Ты… так на меня смотришь, что я не могу есть…
– Извини…
Несколько минут Пандора безучастно смотрела в тарелку и ,наконец, не выдержала.
Отодвинула тарелку с недоеденной яичницей и пристально посмотрела на Алексея:
– Скажи, зачем все это?
Леша замер под ее серьезным, внимательным взглядом. Он никак не мог найти нужных слов.
А она словно размышляла вслух:
– Мы всегда ненавидели друг друга, и теперь я в твоей власти. Сижу с тобой за одним столом, наедине, будто равная. Что тебе нужно от меня? Деньги? Но ты не просишь выкупа. Кроме того, ты и так богат… Месть? Ты не бьешь меня… Мое тело, моя честь? Но ты не принуждаешь… – в голосе Пандоры уже не чувствовалось злости или презрения. Лишь какое-то отстраненное любопытство.
Леша молчал.
Неожиданно ее осенило:
– Поняла! Ты хочешь запугать меня! Или усовестить? Точно! Хочешь отомстить, но тебе недостаточно выпороть меня и недостаточно обладать моим телом! Хочешь, чтобы я скулила от страха и стыда, ползая у твоих ног, чтобы сама молила пустить меня на твое ложе…
Леша стиснул зубы. Так хотелось рассказать Пандоре о письме Теодору. О том, что он отправит ее домой при первой возможности. Но после таких слов у него просто не поворачивался язык. Кроме того, из-за начавшейся войны нельзя было быстро организовать это путешествие.
Он поиграл желваками и холодно ответил:
– Думай что хочешь. Пока что ты моя гостья.
Девушка усмехнулась и отвела взгляд.
Леша примерил роль гостеприимного хозяина:
– Тебе что-нибудь нужно? Одежда? Служанка?
– Благодарю. Мне ничего не надо от… – она осеклась. Потом внимательно обвела глазами двор и неуверенно сказала: – Если возможно… Я бы хотела поставить во дворе алтарь.
– Конечно. Хорошо, что напомнила. Давно собирался это сделать.
– Разумеется. Ты всегда почитал богов…
Леша нахмурился и решил сменить тему.
– Я видел твои пометки в своих записях.
По лицу девушки скользнуло смущение, но она быстро справилась с ним и с вызовом взглянула на Лешу:
– Давно не видела такой безграмотности!
– К сожалению, писать на греческом меня не учили. Я могу рассчитывать на твою помощь?
– В чем?
– В работе над текстом, в изучении языка.
Пандора хмыкнула:
– Хочешь, чтобы я тебя учила?
– Да. Буду признателен.
– Хорошо… Должна же я тебя отблагодарить… за гостеприимство.
Луч солнца, проникающий во двор, достиг наконец стола. Пора было заканчивать завтрак. Впереди ждал трудный день.
Алексей поднялся:
– Позволишь показать тебе поместье?
Пандора неопределенно пожала плечами.
– Ты любишь лошадей?
– Не знаю…
Леша улыбнулся, взял небольшую корзинку и наполнил ее лепешками со стола.
– Пошли!
4
Алексиус почтительно придержал калитку, пропуская Пандору. Она озабоченно посмотрела на небо, залитое ярким светом. Благородные афинские девушки не очень любят солнце. Привычным движением она накинула диплакс, стараясь не испортить прическу, и стала укрывать лицо и плечи. Но, перехватив, как ей показалось, насмешливый взгляд Алексиуса, замерла, а потом равнодушно сбросила платок.
Несколько минут они молча шли по дороге. За поворотом показался забор. Вороной жеребец, завидев Алексиуса, приветственно заржал и затрусил к ограде. Другие кони тоже подбежали и стали расталкивать друг друга мускулистыми шеями. Девушка вздрогнула и нерешительно остановилась. Со всех сторон слышалось нетерпеливое фырканье и легкое ржание.
– Ну, ну. Соскучились…
Пандора чувствовала себя неуютно рядом с этими большими сильными животными. В Афинах она редко видела лошадей вблизи. Тем более в таком количестве. Лошади были редки и дороги. Мало кто мог их себе позволить. Ее отец мог, но не хотел. Девушка с удивлением смотрела, как Алексиус, расплывшись в улыбке, тихо бормочет что-то вороному жеребцу, нежно почесывая между огромных черных глаз с густыми длинными ресницами. Жеребец поводил ушами, прислушиваясь к голосу хозяина.
– Подойди, погладь.
Пандора сделала осторожный шаг и недоверчиво протянула руку. Ее пальцы коснулись мягких горячих ноздрей. Жеребец легонько фыркнул, и девушка, вскрикнув, отдернула руку.
– Вот. Угости его, – Леша открыл корзинку и достал несколько лепешек.
Пандора взяла одну и протянула через ограду.
– Осторожнее! – Алексиус схватил ее за руку. – Положи на ладонь и предложи ему.
Пандора переложила лепешку на раскрытую ладонь. Вороной мягко скользнул по ней теплыми губами.
– После обеда сможем прокатиться. Я как раз закончу все дела.
– Я… не знаю… Я не умею!
– Научишься. Я тут сделал кое-что… В моей стране эти штуки называют «седло» и «стремена». С ними гораздо удобнее и проще управлять лошадью.
Пандора протянула вороному еще лепешку. И неожиданно для самой себя повторила фразу, которую много раз слышала в детстве и которая всегда вызывала в ней протест:
– Не женское это дело – ездить на лошадях…
– Раз у Ипполиты получилось, ты тоже справишься.
Пандора взглянула на Алексиуса с негодованием, но мысленно поразилась: он привел тот же аргумент, что и она в детстве! Когда Пандора слышала подобную фразу, она всегда вспоминала царицу амазонок или других героинь древности.
– Ну что? Попробуешь?
Девушка неуверенно пожала плечами и продолжила кормить лошадей.
5
Как ни старалась Пандора сохранить равнодушный вид, посещение мастерских произвело на нее впечатление. Хотя, вероятно, иное, чем надеялся Алексиус. Девушку удивил размах: обилие построек, постоянное движение, крики и ругань. Но еще больше ее поразили бессмысленность и грубость всего, что она видела.
Удивительно, как человек, недавно говоривший громкие слова о любви к свободе, стал растрачивать свою свободу на всю эту грязь и суету… У него был замечательный дом, хорошие слуги, деньги и воля. Но вместо того чтобы жить, наслаждаясь вкусом вина, изящной музыкой или чтением высоких трагедий, этот странный человек по пояс в зловонной мутной жиже осматривал склизкие бревна, совал руки в какие-то щели, проверял скрепы на прочность… Неужели