Читать интересную книгу Русская троица ХХ века: Ленин,Троцкий,Сталин - Виктор Бондарев

Гениальным диктатором был Иосиф Джугашвили! Пишем это без тени издевки: в смысле менеджмента своей личной власти он велик и эффективен, как, возможно, никто другой во всей истории человечества; «соразмерному» Чингисхану выпало на долю управлять менее сложными системами, а Наполеон, если его поставить в этот ряд, будет смотреться просто жалким неудачником и слюнтяем.

Вместе с тем Сталин проявил себя полным цивилизационным, историческим идиотом: осуществляя свою модернизацию, особенно на поздних ее этапах, он погряз в безнадежной архаике минувших эпох, когда жизнь уже вовсю требовала иных понятий, иных методов и средств. Более того, наотрез отказалась прощать не понявших ее вызова. Чингисхан, думая, что овладевает телеграфом, непоправимо испортил сложную машину. И в конце концов стал увлекаться бессмысленным копированием внешних примет жизни в былой империи, вроде погон, штатских вицмундиров и раздельного обучения в школах, когда внутреннее содержание той жизни — было безвозвратно утрачено… Ну ладно он; но наших современников, которые продолжают воспевать его достижения, видя воочию плоды, трудно назвать иначе, как идиотами клиническими.

Нет, настоящая беда всех отечественных реформ отнюдь не в том, что они «авторитарные» или «догоняющие». В таком понимании причина и следствие меняются местами. Точно так и каждый авторитарный правитель России сосредоточивался не на содержании, даже не на формах, но на их имитациях: тех самых внешних и отдельных от человека, технико-механических деталях, на «проблеме ружей и кирпича». Говоря образным языком булгаковского профессора, бросал все силы исключительно на переделку клозетов — и зачастую с полным успехом превращал эти сооружения в неприступную для любого противника крепость. Тогда как в головах — и у подданных, чьими руками должна была создаваться новая жизнь, и, что еще хуже, у него самого — царила разруха. А какое «внутреннее содержание» только и может иметь клозет, даже самый механизированный и автоматизированный в мире?

Из греческого языка в христианское богословие вошло понятие «метанойя». В буквальном переложении на русский — «сверхразумие»; но обычно у нас его объясняют как «покаяние». Хотя последнее слишком легко свести к банальному набору словесных формул и соответствующих жестов (что чаще всего и происходит на практике). Между тем подлинная метанойя — это именно попытка приподняться над привычными представлениями и выйти за их пределы; глубинное переосмысление собственной личности, души, страстей и долга, в конце концов, своего места в мире.

Что сотворил из самых лучших побуждений и высоких чувств великий немецкий народ не просто за двенадцать лет нацизма, а за всю свою новейшую историю, — мы писали.

Сейчас у немцев в телевизионном шоу, аналогичном нашему «Имени Россия», на первом месте тоже политический деятель — как, собственно, почти во всех крупных державах, где прошли эти программы. Но не агрессор, поднимавший страну с колен, а первый федеральный канцлер Аденауэр, возглавивший ФРГ, когда ей только предстояло преодолеть наследие Гитлера и вновь добиться доверия в мире. А одно только слово Nazi у них сегодня вызывает негодование либо омерзение чуть ли не на подсознательном, физиологическом уровне. Примерно так самый рьяный ваххабит или, наоборот, ортодоксальнейший из хасидов, скорее всего, отреагируют на слово «хазр» (свинья). «Но ведь не у всех же немцев!» — тут ухватятся за соломинку наши доморощенные «культурные националисты». Нет, конечно. Таких маловато пока: всего девять из десятка. И до того уже дошло, что они больше вообще ни за какое правое дело в чужих Гренадах воевать решительно не хотят.

И в Америке еще полвека назад — как раз когда русские придумали анекдот: «Зато у вас негров линчуют», — чернокожего действительно кое-где могли избить или даже убить только за то, что он такой, хотя уже не столь демонстративно, как раньше. Сегодня не только первое лицо великой страны имеет эти черты, но его даже и назвать негром невозможно никак — не потому, что Барак Обама не совсем черный, а мулат, просто лет за двадцать до его избрания президентом слово стало считаться неприличным в кругу порядочных людей. Теперь им только сами нег… то есть афро-американцы перебрасываются между собой. Мы не по небрежности так построили этот кусок текста, что результат каких-то мелочных дискуссий оказывается словно бы весомей немаленького исторического события. Для американцев первое не только предшествует второму, но с необходимостью его обусловливает: так они договорились поступать и не прогадали по большому счету.

Вывод может быть единственный: «в действительности все обстоит не так, как на самом деле». На самом деле бездушный, меркантильный Запад умеет, оказалось, модернизировать не одни клозеты, но и межчеловеческие отношения. И те на самом деле для него первичны. А Россия, беспрестанно бредящая своей особой духовностью, праведностью, космизмом и бог еще знает чем, — в действительности только то и знала столетиями, что бить поклоны грубой, косной и тупой материи, проще говоря — железякам (в условно-лучшем варианте), а то и дензнакам (в безусловно худшем), в них она полагает и величие свое, и спасение. Неизбывный стиль национального мышления недавно вновь продемонстрировало послание главного блоггера страны: «Вперед, Россия!». Результат его призыва и последующей широкой дискуссии: социальные недуги предложено лечить путем постройки технополисов. С высокотехнологичными, само собой, сортирами; это даже где-то отмечалось особым пунктом. Впрочем, не стоит поминать всуе тех, кого иным образом помянуть невозможно: ведь никаких других идей у нации нет все равно.

Как ни парадоксально, у нас к метанойе подошли ближе всего те, кого и обвиняют злее всех прочих в пресловутом «механическом насаждении чужого». Сперва Горбачев, который однажды заметил совершенно справедливо, что, мол, перестройку надо начинать с себя. Но фактически тут же и отказался от своих верных слов, принялся рассказывать совсем другие истории, вроде той, что его дед любил социализм, а он любит деда: так нельзя же дедушку — лопатой буржуазного ревизионизма! Однако разрешенная им гласность вызвала в обществе лавину образов и идей, на какие-то эфемерные мгновения улетавших к подлинной жизни. Но образ ведь и есть одна из разновидностей имитации…

Потом пришел Ельцин со своей первой командой «гарвардско-чикагских мальчиков» и шоковой терапией. Те предпочитали оперировать все больше в терминах современной экономики. И конечно, тоже наломали кучу дров, не столько по-гарвардски, сколько чисто по-русски. Но кажется, вполне искренне эти люди желали двух вещей: во-первых, научить сограждан любить свободу, во-вторых, признавать право не только свое, но и ближнего. Иначе любые модернизации так и будут проваливаться без конца.

Человек, даже если он советский, не рождается для счастья, как птица для полета, — разъясняли либералы свою науку не столько даже на словах, сколь буквально «на пальцах». Птице, и той приходится постараться сперва, человеку же для этого надо приложить усилий куда как больше… Мерило работы — не усталость от нее, а рыночный спрос. Понятно, для богоносца столь бездушные слова, что порция рвотного. Но смысл их в том, чтобы твои труды могли пригодиться не «Родине» или «народу» (всем — значит никому) и не только твоему начальству, домочадцам и тебе самому. И уж если речь о нравственности с духовностью, то их мерилом служит не самооценка, но… обыкновенный инжир. Только не тот, что продают на лотках, а из библейской притчи о смоковницах, согласно коей дерево узнают по плодам. Ни по чему другому.

Так они «хотели как лучше» — получилось опять как всегда. Страна поступила по обыкновению: снаружи сделала вроде бы все, как сказано, а изнутри… Разумеется, страшно разобиделась за это. На либералов. Но в таком случае и она, по логике вещей, не могла не обидеть свою малую кровиночку — не бывает ведь конфликтов, где вся вина целиком на одной из сторон. Нам этот баланс представляется не в виде математического равенства, а двумя простыми дробями. У одной в числителе общее количество ельцинских реформаторов, в знаменателе — все, кто считает себя оскорбленными. Вот эта величина и будет описывать размеры провинности либералов. Соответственно, вину их жертв получаем, перевернув дробь.

Впрочем, сегодня и это уже не актуально. Дробные величины превратились в очередную дурную бесконечность.

И покуда длиться ей, две России не станут родными друг для друга и не сольются воедино. Стало быть, не только меньшая из них, но и большая никого не сможет победить и ни в чем убедить по-настоящему. Кроме как — в стотысячный раз — в одной-единственной константе, давно, что называется, отскочившей и от русофобских, и от русофильских зубов. «…Мы, во всяком случае, составляем пробел в нравственном миропорядке… Из того, что выдумали другие, мы перенимали только обманчивую внешность» (П. Чаадаев).