Гвен покосилась на Баллантайна, идущего рядом. По его лицу ничего нельзя было прочитать, а значит, ему тоже было не по себе. С лица схлынуло обычное вдохновение и уверенность, на лбу пролегла резкая складка, и он сразу стал казаться старше.
Она хотела сказать как можно осторожнее, поэтому очень долго подбирала слова. Даже повторила их несколько раз про себя:
— Может… не надо пока вспоминать ни о чем? Потом… а первое время просто не думать?
— Их было тридцать человек, Гвендолен. Много лет я видел перед собой лицо каждого из них, помнил их манеру разговаривать, их жесты, голоса, сам часто разговаривал с ними в мыслях. Но я все равно был уверен, что поступал правильно. Ради своей страны. Ради мира на Внутреннем океане. А теперь у меня нет такой уверенности. По логике я должен сейчас развернуться и прыгнуть в море, или завязать петлю на горле в ближайшем сарае. А я даже испытываю радость, когда смотрю на тебя.
Он вдруг улыбнулся прежней улыбкой, и сердце Гвендолен подскочило, так что ей показалось, будто она слышит его настойчивый стук о ребра.
— Ты опять вся дрожишь. И глаза огромные. Тебе идет. Ты за меня боишься?
Слова не очень получались, поэтому Гвен кивнула.
— Не стоит. Мне кажется, что мы сюда не зря приехали. Такое совпадение напрасным не бывает. Знаешь, я ведь не просто так выбрал себе новое имя. Я был уверен, что никогда больше сюда не вернусь, но Эбра должна была остаться со мной… Плохо только, что ты так переживаешь.
Пользуясь тем, что Логан и Дагадд идут впереди и не оборачиваются, он взял ее за руку.
Гвендолен сразу забыла все свое единение с миром, потому что его полностью заслонило непередаваемое ощущение, когда пальцы Эбера скользили по ее ладони. Но как и положено мгновениям совершенного счастья, они быстро закончились: впереди показались ворота, обозначавшие выход из гавани за городскую стену. Собственно, туда они и направлялись разузнать, к какому каравану можно примкнуть, чтобы добраться до Эбры. Но, подойдя чуть ближе, все четверо одновременно замедлили шаг.
У ворот был выставлен караул гвардейцев в полном параде. Лишь двое, расположившихся в тени чуть поодаль сняли серебристые шлемы с причудливо изогнутыми рогами и положили их на колени, отдыхая от жары. Остальные десять — Гвендолен быстро сосчитала — маялись, таская на голове знаки неограниченной власти над телом и ищушеством каждого ничтожного слуги султаната. Лица у них поэтому были хмурые и лишенные не только всякого сострадания, но и живой мысли. Они подталкивали каждого проходящего сквозь ворота к какому-то сидящему на камне человеку в длинном одеянии и не сильно прикрывавшей плешь маленькой черной шапочке. Человек что-то внимательно разглядывал и степенно кивал головой.
Четверо растерянно переглянулись. Баллантайн пришел в себя первым и не спеша направился к крайнему лотку, чтобы их остановка не выглядела слишком внезапной. Там им пришлось сразу же торговаться из-за длинной нитки зеленых камней, очевидно поддельных, которые торговец с плотно зажмуренными глазами пытался всучить мужчинам для Гвендолен, уверяя, что их цвет как нельзя больше "подходит к несравненным очам солнцеликой госпожи, заслоняющей день светом своей красоты".
Гвендолен, у которой глаза на самом деле были серыми, а лицо укрыто капюшоном до кончика носа, с тоской посмотрела на Логана. Тот в расстройстве купил тут же воды с анисом и теперь нервно глотал из кувшина с длинным горлышком.
— Скажи, любезный купец, да не оскудеют твои сундуки золотыми. — спокойно сказал Баллантайн на чистом эбрийском, и Гвен поразилась тому, что даже голос у него поменялся. Если бы не цвет и разрез глаз, его можно было бы принять за небогатого эбрийского горожанина, да и сейчас он вполне сходил за полукровку, какие нередко встречались в портовых городах — сын какой-нибудь рабыни с севера, сам добившийся своего незначительного, но все-таки устойчивого положения в обществе. — Я давно не был в Каэре и удивлен тому, как поменялись здешние порядки. Неужели появились новые пошлины?
В его голосе отчетливо слышалось опасение человека, привыкшего считать деньги в своем кошельке, и он задумчиво повертел в руках бусы, словно намереваясь положить их обратно на прилавок.
— О нет, почтенный сын достойных родителей, — заторопился торговец, пытаясь убедить покупателя, что лишние траты ему не предстоят. — Как и раньше, пошлину у нас берут с прибывших кораблей, и таможенники оказываются на борту быстрее чаек, пролетающих над морем. Если ты имеешь в виду стражу у ворот, это по приказу величайшего из султанов, да снизойдет он до нас своей милостью, проверяют линии рук у всех, кто прибыл в Каэр.
— Линии рук? Зачем? — Логан поперхнулся и стал кашлять, после чего Дагадд отобрал у него кувшин, бесцеремонно хлопнув по спине.
— Да будет известно славному чужеземцу, что много лет назад в Эбре был пойман и разорван на части подлый изменник, умышлявший против величайшего из султанов, да простит он нашу ничтожность. Изменник тот был родом из-за моря, и долго все думали, что он погиб, освободив землю от следов, оставляемых его гнусными ногами. Но два года назад купцы наши были за морем и своими глазами видели, что он жив и служит тамошнему королю. Поэтому приказано проверять линии на руках каждого сходящего с кораблей, чтобы сразу же схватить его, коли он осмелится осквернить воздух Эбры мерзким дыханием. Если это ожерелье так приглянулось тебе, сын достойных родителей, я готов уступить его тебе за три дирхана.
— Быстро мы размазались, — невозмутимо сказал Дагадд между двумя глотками. Он недовольно морщился, но исключительно потому, что в кувшине была всего лишь вода. — Давай, Луйг, растряси мозги, куда теперь шариться.
— Они что, знают, как выглядят линии у вас на руках? — потерянно пробормотал Логан, к счастью перейдя на валленский. — Откуда? Гвендолен, перестаньте так на меня смотреть, будто прикидываете, куда меня лучше пырнуть вашим кинжалом!
— Я не прикидываю куда, — голос Гвендолен звучал подчеркнуто спокойно, но с такой интонацией, что даже Дагадд стал глотать ненавистную воду в два раза быстрее. Словно у него внезапно пересохло в горле. — Я и так знаю.
— Мой друг, это же Эбра, — Баллантайн пожал плечами, забирая никому не интересное ожерелье. — Здесь больше всего предсказателей, звездочетов и гадателей по внутренностям животных. Султан не наденет утром халата, пока придворный предсказатель не скажет ему, какой цвет больше всего подходит для великих свершений в этот лунный день. Они твердо убеждены, что на руке каждого предателя и изменника есть особые знаки, а уж у такого исключительного, как я, они видны совсем четко.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});