— Хозяин, — хрюкнул Зубан, — надо новый замок искать. Скоро стемнеет.
— Полетим пока к Старухе, — сказал Ящер, — там всё обсудим.
— Ну и вклеит она тебе за Чуму! И за девку тоже. Нарываешься.
— Про девку — молчи… И ты, Рыжая, тоже молчи, поняла? И чтоб через неделю здесь стояла на этом самом месте. А не то — сама знаешь, что будет.
Он развернулся и грузно пошел к модулю. На слуг ему было плевать, на Ассоль теперь тоже. Она поднялась на груду камней, покачиваясь на ослабевших ногах, всхлипывая и завывая: «Йон, Йон…», прямо как пирамида. Он видел ее горе, самое настоящее, безутешное горе, но тело стало таким ватным, что он и выйти к ней не мог. Сидел и тоже плакал. Наконец она сама спустилась к «галоше», жуткое у нее было лицо, избитое, зареванное…
— Садись, — Йон раскрыл перед ней дверцу.
Она застыла, ничего не понимая.
— Я живой, Рыжик. И вообще… всё поправимо. Садись.
— Йон, — она всхлипнула, — я такая дрянь последняя…
— Ты у меня такая, — вздохнул он, — другой нету.
— Зачем ты прилетел за мной! Зачем ты мне показал эту чертову пирамиду! Зачем?! Со мной нельзя дружить, со мной нельзя по-хорошему, я дрянь!
— Это Ящер — дрянь. А ты — под управлением.
— Ох… — она забралась к нему на переднее сиденье и прижалась к его плечу, — я и без управления не лучше. В меня как будто другая баба вселяется, подлая, сладострастная, жадная и злая как собака. Я-то знаю. Я так устаю от этого.
— А я, — признался ей Йон, — я вот замок разрушил. Видишь? Почти в труху.
— Замок?!
— Да. Это я, Ассоль.
— Какой ужас…
— Я хотел бы как твой отец: создавать, спасать, оберегать… а умею только деструктурировать. Черная дыра. Ко мне тоже близко подходить нельзя.
— Дурак ты, — сказала она и прижалась к нему еще крепче, — ты же всё равно лучше всех.
Он наклонился и осторожно поцеловал ее в разбитые губы, в затекший синеющий глаз, в аккуратненький, шмыгающий носик, в рыжие бровки и в белесые, мокрые ресницы. «Галоша» резко взмыла в темнеющее небо, и сердце зашлось и от того, и от другого.
В котельной они помылись в техническом котле, им опять было хорошо вдвоем, они снова превратились в детей, перестали целоваться и просто терли друг друга мочалкой, брызгались и смеялись. Потом просушились в дизельной, оделись и вернулись в подвал к Сочинялам. На ящиках, покрытых бумагой, стояли чайник и кружки. Яхма даже сварила супчик из концентратов.
— А вы про цветы-убийцы всё прослушали, — сказали им.
— Да мы сами — убийцы, — усмехнулась Ассоль.
— Нет, деточка, — совершенно серьезно взглянула на нее Яхма, сутулая она была и самая старая из них, что-то вроде общей мамы, — ты не убийца. Ты принцесса.
— Точно, — кивнула Ассоль удивленно, — а ты откуда знаешь?
— Да знаю как-то, и всё.
— А будущее знаешь?
— Как когда. У тебя хорошее будущее, не волнуйся.
— Правда?
— Конечно. Ты же принцесса. И замуж выйдешь за принца… странно… — Яхма пожала плечами, — за брата своего выйдешь.
И Йон вдруг почувствовал себя очень маленьким, совсем крохотным и ничтожным, как тот жучок, что полз у нее по руке.
4.08.2004
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});