— Знаю, — спокойно ответил тот.
— Знаешь — и не боишься?
— Чего мне бояться?
— Если они узнают…
— Они никогда не узнают.
— Ты уверен, толстопуз? А если она скажет отцу или брату? У нее куча братьев — и все Прыгуны.
— Да, дистрофик. Мы в курсе. Мы подробно узнаем последние новости. Как же без этого? Один брат на Шеоре, другой — в прошлом, третьему задурили голову лягушки с Вилиалы, четвертый дальше больницы не высовывается, а папаша ищет лаклотов.
— Кого?
— Каких-то лаклотов, которые явно не на нашей территории. Никто сюда не сунется, Чума. Они забыли про Наолу давным-давно. А сказать она не сможет. Она слишком меня любит. Видишь, как старается?
— Подчиняешь?
— Зачем? Ей это нравится. Эй, Рыжая! Иди сюда, детка. Хватит дергаться, пора тебя покормить.
Ассоль подошла, она взглянула на Йона мутным взором и снова громко расхохоталась.
— На, — Ящер протянул ей яблоко, — перекуси.
Она ела стоя, куда ее поставили, там и стояла. На руке тоже были свежие царапины. Йон чуть не зажмурился.
— Я ее выкуплю, — сказал он, — за любую цену. Назначай.
— А она не хочет, — усмехнулся упырь, — смотри, какая довольная. Ассоль Урсула, пошли его к черту!
— Пошел к черту, — сказала Ассоль.
— Вот видишь, Чума? Можешь идти туда, куда тебя послали.
— Хочешь сказать, — посмотрел на него Йон, — что тебе не нужна «розовая сирень»? Что ты ее не любишь и не хапаешь при любой возможности?
— Я… — упырь откинулся на спинку кресла и возложил руки на живот, — обожаю «розовую сирень», ничего вкуснее не пробовал. И у меня ее будет полно. Сколько я захочу, столько и будет. И ты мне для этого совсем не нужен, дистрофик.
Его приятели заржали. У Йона холодный пот проступил на спине.
— Где же ты ее возьмешь?
— Как где? Там же, где и ты.
Йон с ужасом взглянул на Ассоль. И дело было даже не в том, что упыри нашли пирамиду, пропадала единственная возможность ее вызволить.
— Скажи, скажи, детка, — ухмыльнулся Ящер, — где этот хитрый дистрофик заправляется?
Ассоль подняла глаза на Йона. На секунду он увидел в них ужас и полное отчаяние. Это была их тайна!
— Он нашел в горах пирамиду, — сказала она, потупившись.
— В каких горах?
— В Горбатых.
— А поточнее?
— Возле ступенчатого водопада.
И Ассоль рассказала подробно, как выглядит пирамида и что у нее внутри. Ничего не утаила.
— Вот видишь, — усмехнулся Ящер, — не очень-то ты мне теперь нужен. Да и то верно: ты мне давно уже надоел, лопоухий.
Йон сидел в полном шоке. Он ничем не мог выкупить теперь своих Сочинял, у него не было больше тайны, у него не было больше сказки. Ничего не осталось.
— Смотри, не переусердствуй с ней, — сказал он с тихой ненавистью, — я найду способ сообщить ее родным.
Он зря это сказал, а может, его участь и так была решена. Сзади кто-то накинул ему на шею провод и прилично затянул. Йон не успел даже дернуться. Ему показалось, что голова его надувается как резиновый шар, в глазах потемнело, и в этой наступающей, удушающей темноте он видел только глупо улыбающееся, пьяное лицо Ассоль.
— Давай его дожрем сначала, — услышал он в темноте, — он сладкий еще…
Очнулся он в каменном мешке с решетками на окнах. Удавки на шее не было, хотя шея болела в этом месте как обожженная, энергии не осталось ни капли. Йон через силу сел, обнял коленки, положил на них падающую голову и постарался хотя бы вспомнить, что произошло, и что из этого следует.
Ящер не убил его, справедливо полагая, что любой вампир сам загнется в изоляции, решил поиздеваться напоследок. Йон тоже решил устроить ему напоследок светопреставление. Впервые в жизни он обрадовался, что он — Чума.
Через пять минут камни стали рушиться, а у него появились силы встать. Еще через пять минут обвалился потолок, разрушились его перекрытия. В дыру на потолке Йон и вылез. Он оказался на крыше, и мог бы спокойно уйти, но уж слишком его разозлили эти упыри, считающие себя хозяевами жизни.
Он шел из зала в зал, ловко перепрыгивая через провалы, и все разрушал. И от этого становился только сильнее. Перепуганные слуги в панике выскакивали во двор и орали что-то про землетрясение, а хозяева, видимо, полетели к пирамиде и ничем не могли помочь. В конце концов весь замок рухнул, превратившись в груду камней и плит с торчащими из них предметами быта и роскоши.
Йон сел в свою «галошу», поджидая, когда же вернутся Жабоиды, обожравшиеся «розовой сиренью», чтобы увидеть их перекошенные рожи перед этими развалинами и чтобы перехватить Ассоль, когда они ее наконец отпустят.
Он сидел и думал, как же всё-таки сообщить ее родным, что с ней творится? И что с ней будет, если Ящера убить? Не будет ли ей еще хуже? И снимет ли кто-то ее заклятие, кроме самого Ящера? И еще… ему было очень больно от ее глупой улыбки, когда он задыхался с проводом на шее. У него потом долго не проходил этот шок: он всё время трогал шею, чтобы убедиться, что его не душат.
Толстый модуль Ящера плюхнулся на стоянку почти рядом с ним. Йон пригнулся. Они все трое выскочили, сотрясая животами, крича и бестолково размахивая руками. Кто-то из слуг виновато доложил, что случилось внезапное землетрясение. От этого они совершенно обалдели и застыли как три уродливые статуи. И что-то они не показались Йону обожравшимися.
Последней из задней двери выбралась Ассоль. Она была избита: губа кровоточила, глаз заплыл, тонкие руки — в синяках. Шатаясь она подошла к камням и заскулила. Йон тоже чуть не завыл, видя ее в таком состоянии.
— Подох! — с яростью рявкнул Ящер, — подох ведь дистрофик под плитами! Я б его на куски изрезал! А кто нам теперь скажет?!
Он обернулся к Ассоль и снова ее ударил.
— Дура! Поверила этому полудурку! Он еще не то насочиняет! Пирамида у него излучает! А где он на самом деле эту «сирень» берет? Где?!
Ассоль скулила, размазывая слезы по лицу.
— Не знаю…
Он стиснул ее подбородок своей клешней и уставился ей в глаза.
— Правда, не знаешь… не ной. Он тебя обманывал, чего о нем голосить? Нету его. Даже мокрого места не осталось от твоего дохляка.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});