час. Без телефона ему явно не по себе. Он засыпает меня вопросами о том, как обстоят дела у Twitter. В то время он испытывал финансовые трудности и, по слухам, подыскивал покупателя. Утратив аккаунты в Weibo и WeChat, Бадюцао боялся потерять и последнее свое прибежище. Бадюцао беспокоило и то, что, постепенно укореняясь в Австралии, он теряет связь со страной, в которой родился. В отличие от Twitter, в Weibo не получится просматривать посты без учетной записи, и Бадюцао переживает, что в отрыве от онлайн-обсуждения и политической инициативы снизу его карикатуры устареют и потеряют остроту, а сам он превратится в очередного бесполезного иностранного оппозиционера, который воюет за проблемы вчерашнего дня.
* * *
Когда пишешь о цензуре в Китае, больше всего поражает изобретательность, с которой блогеры и оппозиционеры находят способы хотя бы временно обойти блокировки. На Weibo пользователи обсуждают запретные темы, используя кодовые обозначения или омонимы. Например, если пишут «64» или «35 мая» – значит, говорят о событиях 4 июня на Тяньаньмэнь. «Речной краб» – омоним китайского слова, означающего «согласованный», что само по себе эвфемизм цензуры.
По иронии судьбы китайский язык идеально подходит для обхода фильтров по ключевым словам. Если в английском все слова заменять омонимами, очень скоро получится полная бессмыслица. В китайском же можно выбирать среди тысяч возможных иероглифов как раз такие, которые способны завуалировать смысл, но сохранить при этом звучание слова. Однако и такая тактика обычно дает пользователям лишь небольшую фору. Сегодня количество запрещенных ключевых слов, связанных с Тяньаньмэнь, исчисляется уже сотнями[484]. По сравнению с противниками запас времени и ресурсов у цензоров ничем не ограничен, благодаря чему можно взять измором даже самых стойких интернет-оппозиционеров.
С другой стороны, рисунки представляют для цензоров целый комплекс дополнительных трудностей. Можно написать специальные алгоритмы для определения разных видов нежелательного контента, например порнографии (в этом случае алгоритм будет искать большие скопления пикселей телесного цвета[485]). Куда труднее написать код, который сможет надежно определять политическое содержание и помечать его для дальнейшей проверки, не говоря уже о том, чтобы сразу цензурировать такие изображения, как это делают фильтры по ключевым словам. Изображения очень легко тиражируются и распространяются, еще и поэтому их трудно заблокировать.
Бадюцао и других карикатуристов изгнали с Weibo. Иногда их работы все-таки просачиваются через Великий файрвол в китайский интернет. Там их успевают репостнуть десятки или сотни раз, пока исходный пост не обнаружит и не удалит вручную живой цензор. Посыл карикатур зачастую предельно прост, и за счет этого его способны понять намного больше людей, да еще и куда быстрее, чем перегруженный омонимами твит или статью на 800 слов. Поэтому рисунки лучше расходятся по Сети и сопротивляются цензуре.
Диктаторы и идеологи всех мастей терпеть не могут сатиру, а карикатуры исторически особенно сильно действуют им на нервы. Этим объясняется нападение на парижский сатирический еженедельник Charlie Hebdo в 2015 году. В Европе, в частности во Франции, нет недостатка в исламофобской риторике. Некоторые из таких реплик произносят куда более влиятельные люди, да и пророка Мухаммеда они оскорбляют больше, чем его изображения в Charlie. Слова не картинки, они не могут набирать вирусную популярность и требуют перевода. (И действительно, сила нарисованного образа – основная причина, по которой изображения Мухаммеда запрещались в раннем исламе. Так богословы стремились обезопасить верующих от идолопоклонства[486].)
Досталось и другим карикатуристам. В 2011 году вооруженные головорезы напали на сирийского карикатуриста Али Ферзата и переломали ему руки в качестве предупреждения – за высмеивание президента Башара Асада[487]. Позднее Ферзат эмигрировал из страны. В Малайзии Зульфикли Анвар Ульхак, известный под псевдонимом Зунар, получил сорок с лишним лет за произведения с критикой тогдашнего премьер-министра Наджиба Разака[488].
«Благодаря появлению социальных сетей карикатуры сегодня воздействуют на самую разную аудиторию сильнее, чем когда-либо, – сказал в 2015 году приговоренный к пожизненному заключению индийский карикатурист Асим Триведи. – Если в работе есть мощный посыл, карикатура с большой вероятностью станет вирусной и уйдет в народ»[489].
Бадюцао был не единственным китайским художником, которому пришлось эмигрировать. Ван Лимин, известный под псевдонимом Rebel Pepper, тоже получил известность в Weibo в золотой период соцсети, пришедшийся на начало десятых годов[490]. Он был одним из самых активных деятелей Партии реинкарнации: на его счету более сотни удаленных аккаунтов. «В разгар блокировок мои аккаунты удаляли иногда по четыре-пять раз на дню, – вспоминает он. – Я только соберусь что-то выложить – аккаунт уже недоступен». В отличие от укрывшегося за границей Бадюцао, Вану довелось испытать на себе, как опасно переходить границы дозволенного в Сети. В 2008 году он выложил в групповой чат ссылку на статью в китайской газете за рубежом о Синьцзяне и Тибете, после чего ему пригрозили арестом. «Тогда я впервые испытал ужас цензуры», – говорит он. Несколько лет спустя из-за похожего случая ему уже пришлось провести ночь в отделении полиции.
В 2014 году, когда Ван с женой путешествовали по Японии, цензоры нанесли новый удар, удалив все его аккаунты в соцсетях, а заодно и страницу о нем в Baidu Baike, подцензурном подобии Википедии[491]. В государственных СМИ его заклеймили как предателя, низкопоклонствующего перед Японией[492]. Его онлайн-магазин на площадке Taobao (подразделение Alibaba) закрыли, а также перекрыли доступ к остальным источникам дохода. В итоге ему пришлось публично просить денег у подписчиков[493]. Некоторых пользователей за репосты карикатур Вана задерживала и допрашивала полиция.
Cупруги, напуганные тем, что их ждет в случае возвращения, были вынуждены остаться в Японии. К счастью, они собирались надолго и привезли с собой много вещей. Все равно к переезду они не готовились: с собой были только летние вещи, почти все имущество осталось в Китае. «У меня много друзей в Японии. Они поддержали меня в это трудное время, – говорит Ван. – Японские власти неохотно предоставляют политическое убежище гражданам Китая, так что друзья помогли мне легально остаться в стране». Сначала для него выбили университетский грант, а потом Ван с женой подали документы на получение рабочих виз.
Переехав в Японию, Ван не перестал рисовать, но и цензоры никуда не делись. Его постоянно подвергали травле китайские проправительственные тролли, некоторые даже угрожали смертью.
И Бадюцао это не обошло стороной, когда он стал известным. Его уже изгнали с Weibo, но жил он в Австралии, поэтому традиционные методы заставить его замолчать не работали. Пришлось прибегнуть к угрозам.
«Когда