трафарету тонкими линиями, смажутся и исчезнут, как стерлись из коллективной памяти они сами и судьбы еще 300 тыс. пострадавших тогда детей. Китайские СМИ тогда накинулись на перепуганных родителей, которые принялись массово закупать сухое молоко за рубежом, в том числе и в Австралии.
Напротив инсталляции с порошком, в маленьком стеклянном футляре – центральный экспонат выставки, сподвигший Бадюцао отказаться от принципов предыдущих работ. Бордовые корочки с оттиснутым на обложке гербом Китайской Народной Республики, верхний правый угол отрезан. После долгих лет изгнания Бадюцао перестал быть гражданином Китая.
Перформанс проходит под тяжелый, жесткий бит. Бадюцао мощными широкими мазками рисует на портретах красные иероглифы, а затем в тюремном комбинезоне и с мешком на голове безучастно стоит, пока публика осматривает выставочный зал.
В жизни он оказался коренастым, с редкой козлиной бородкой. Темные волосы на макушке стянуты в короткий хвостик. По-английски говорил мягко и переливисто, сразу и с австралийским, и китайским акцентом. Открыт и честен, часто смеется. Ярость его творчества сменялись иронией, сардоническим юмором и глубокой рефлексией.
Бадюцао родился в Шанхае в конце восьмидесятых (он попросил, чтобы я не раскрывал его точный возраст). Представитель поколения балинхоу, родившегося после 1980 года. Это было первое поколение, не заставшее правление Мао. Балинхоу, которому стереотипы приписывают избалованность и изнеженность, стало продуктом нового Китая – страны, которая всегда была на подъеме и где партия прочно стояла у власти. Пропасть между ними и их родителями иногда была колоссальной, что логично: люди, чья юность прошла в тяжелом труде на ферме в захолустье, заводят детей, а у тех мир состоит из торговых центров, «Айфонов» и свиданий на одну ночь[481].
«Молодое поколение верит только в официальные заявления. Некоторые даже считают, что противоречить официальной линии – это ересь. Они не утруждают себя проверкой фактов», – жаловался в 2013 году писатель Мужун Сюэцунь, добавляя: «Китайские миллениалы разъелись до ожирения на кока-коле и гамбургерах»[482].
В XIX веке Шанхай поделили между собой США, Великобритания и Франция. Они вынудили цинское правительство подписать международные соглашения и предоставить иностранным державам самоуправляемые концессии. Оттого Шанхай не был похож на типичный китайский город. Там не только находили убежище и евреи, бежавшие из Европы во время Второй мировой, и китайские республиканцы в последние дни империи, но и проходили самые жестокие коммунистические мятежи и чистки. Буржуазное космополитичное городское население при Мао пострадало особенно сильно – сперва в борьбе с правоуклонистами, а затем от культурной революции. Сотни тысяч человек были убиты, а нескольким миллионам пришлось переселиться на новое место жительства.
Безумная волна репрессий разрушила жизнь бабушки и дедушки Бадюцао по отцовской линии. Они работали на киностудии, но то, что они делали, не удовлетворяло чиновников, как рассказал Бадюцао. В итоге их отправили на перевоспитание в трудовой лагерь.
Старики еще помнили Китай до Мао. Балинхоу уже видели и политику открытости, и интернет. Поколение родителей Бадюцао ничего не знало, кроме партии. Их взросление пришлось на культурную революцию. Вместо религии, культуры и истории у них был только Мао. Когда идеология, которой подчинялись их жизни, погрузила страну в пучины голода, убийств и гражданской войны, они остались ни с чем. «Для поколения моих родителей важны только деньги, – говорит Бадюцао. – Деньги стали самым важным в их жизни, чем-то таким, что могло уберечь от неприятностей».
Родители с сыном разошлись на почве неприятия политической деятельности. Умный, творческий и прямой Бадюцао хотел изменить Китай к лучшему. Его отец желал, чтобы сын стал стоматологом или парикмахером: у людей таких профессий редко бывают проблемы с властями. Бадюцао подал документы на юридический факультет, мечтая оказаться в рядах храбрых, подвергающихся постоянным нападкам правозащитников. Родителям он дипломатично сказал, что собирается заниматься судебным арбитражем.
Из Китая он уехал отчасти по настоянию отца, который видел в таланте и бунтарской натуре сына большую опасность. «Когда я был подростком, шла постоянная борьба. Мы очень часто ссорились», – рассказывает Бадюцао. Когда-то отец подумывал переехать в Австралию. Вот и сейчас он снова об этом заговорил. И вот так, с холодным прагматизмом истинных шанхайцев, они остановили свой выбор на Аделаиде. В Австралии действовала балльная система выдачи въездных виз, а в южной Австралии с ее низкой рождаемостью молодые иммигранты вроде Бадюцао ценились больше.
Оказавшись в безопасности, Бадюцао все чаще и чаще стал писать на Weibo. Чем популярнее становились его работы, чем больше каждая из них собирала репостов и комментариев, тем выше была вероятность их удаления службой цензуры сайта. Через какое-то время публикации, которые хотя бы с натяжкой можно было посчитать спорными, немедленно удалялись, словно кто-то стоял у него за спиной и заглядывал через плечо. В один прекрасный день он ввел свои учетные данные и увидел сообщение об ошибке: его аккаунт удалили.
Бадюцао стал участником «Партии реинкарнации»[483], группы популярных Weibo-блогеров, затеявших с цензорами игру в кошки-мышки. «Мы делали то же, что и Далай-лама, – раз за разом перерождались», – говорит он. За аккаунтом @Badiucao2 последовали @Badiucao3 и 4. За один раз он регистрировал несколько десятков аккаунтов, а когда какой-то из них удаляли, переходил на следующий. Впрочем, цензоров это не остановило, и вскоре эта тактика стала неэффективной.
Как только Си Цзиньпин и его главный цензор Лу Вэй провозгласили политику нулевой терпимости к инакомыслию, дни Weibo в качестве площадки для более или менее свободной общественной дискуссии были сочтены. Сервис ввел авторизацию по настоящим именам, аккаунты привязывались к номерам мобильных телефонов или удостоверениям личности. Регистрировать новые аккаунты стало гораздо сложнее. «Больше я этим заниматься не мог: смысла не было, – вспоминает Бадюцао. – Удаляли каждый рисунок. Если я хотел зарегистрировать новый аккаунт, нужно было либо указать номер своего паспорта, либо найти кого-то, кто возьмет этот риск на себя».
WeChat, еще одна популярная в Китае социальная сеть, тоже не годилась. Тогда это в основном был мессенджер для частных бесед, а все опции в нем, хоть как-то связанные с обменом информацией, цензурировались точно так же, как в Weibo. Где-то в районе @Badiucao33 он сдался и перекочевал в Twitter. Для большинства китайцев он был недоступен, но хотя бы предоставлял возможность безопасно выкладывать рисунки, а оттуда, в теории, они могли снова попасть в Китай через Великий файрвол.
И вот мы взбираемся на вершину горы Лофти и вместе с другими любителями пешего туризма сидим в маленьком кафе с видом на город. Я вижу, что эта интернет-ссылка не дает ему покоя. Бадюцао оставил свой телефон в машине, до которой нужно идти