Когда он лег рядом, все ее тело пылало от неистового желания. Его ласкающие губы и руки, так умело находившие источник ее страсти и ведущие ее тело все выше и выше — к самым вершинам наслаждения, рассказывали историю, которая противоречила всему тому, что говорило ей его недельное отсутствие. Это была история о всепоглощающей любви, и ей вторила ритмичная мелодия волн, бившихся о стену за дверью.
Легким и болезненно-дразнящим прикосновением Джонатан провел кончиком пальца по ее набухшим соскам. Потом его рука скользнула вниз, по шелковистой коже живота, к горячим округлым бедрам.
Ее тело дрожало и выгибалось дугой, стремясь приблизиться к нему.
Когда он медленно опустился на нее, ее грудь ощутила сначала прикосновение волос, потом твердость мышц его груди. Он ласкал ее всем телом, пока ее желание не достигло предела.
— Ты такая горячая, — пробормотал он. — Ты готова?
— Да, — простонала она. — Да, возьми меня.
Когда он вошел в нее, она услышала, что его дыхание прервалось от наслаждения. Она тянулась навстречу ему, инстинктивно выгибаясь и приспосабливаясь к его движениям. Ее пальцы впивались в плечи Джонатана, а тело двигалось в одном ритме с его телом, пока они вместе не взлетели на гребень волны наслаждения. Как и прежде, их соединение давало обоим необычайные по силе ощущения.
Но в последний миг перед финальным аккордом мелодии из груди Джонатана вырвалось:
— Я люблю тебя, Карли-Энн! Я люблю тебя!
Восторг охватил все ее существо, и в тот же момент она пересекла последнюю черту и ворвалась в сияющее пространство, наполненное страстью и нежностью.
Карли лежала в объятиях Джонатана, наслаждаясь ощущением близости. Он сказал, что любит ее. Еще ничему в жизни она так не радовалась. Но разве можно верить словам, вырвавшимся в минуту страсти?
Она всем сердцем стремилась доверять ему, хотела верить, что сказанное им было правдой, — потому что тяга к нему была чем-то неизмеримо большим, чем простое физическое влечение. Карли хотела бы прикасаться к его шершавой щеке рано утром, когда он еще не успел побриться, ухаживать за ним, когда он заболеет, знать, что он с ней, даже когда его нет рядом.
Но больше всего ей хотелось, чтобы он был счастлив. Даже если для того, чтобы сделать его счастливым, ей придется с ним расстаться.
Джонатан пригладил ее волосы, которые в беспорядке рассыпались по плечам.
— Между нами происходит что-то необычное, — произнес он хрипло и отрывисто.
— Я знаю, и это меня немного пугает. — Она уткнулась лицом в его шею, все еще влажную от пота. — Ты действительно думаешь то, что сказал?
— Что я люблю тебя? — Он нежно коснулся пальцем кончика ее носа.
Карли повернулась на бок, чтобы видеть его лицо. В неярком свете ночной лампы оно казалось таким красивым, что у нее захватило дух.
— Можешь мне не верить, но ты первая женщина, которой я это говорю. — Он грустно усмехнулся.
Карли смотрела на него, и ее сердце словно сжимал ледяной обруч. Выражение сожаления на его лице противоречило словам.
— Что-нибудь не так? — Ее разум метался между надеждой и страхом.
Он играл ее волосами.
— Сейчас не время об этом говорить.
Карли приподняла голову, тревожно всматриваясь в лицо Джонатана. При виде резкой морщины, прорезавшей его лоб, она похолодела.
Он привлек ее к себе, крепко обнял.
— Я никому не могу принадлежать целиком. Женщины вроде Шейлы могут довольствоваться какой-то частью меня. Но ты не сможешь.
Карли с трудом проглотила слюну. Зачем она позволила себе надеяться? Она снова почувствовала, как его рука гладит ее волосы, и ей захотелось оттолкнуть его. Но она не могла. Казалось, ее притягивает к этому человеку, как мотылька притягивает огонь.
Джонатан рассеянно пропускал между пальцами пряди ее волос.
— Ты можешь некоторое время притворяться довольной, но в конце концов не выдержишь.
Обруч затянулся туже. Казалось, еще чуть-чуть, и сердце разорвется надвое. Он немного отодвинулся.
— О, Карли-Энн, что мне с тобой делать? — Он провел пальцем по кромке ее губ, вспухших от его поцелуев, а в глазах у него было смятение. — Ты нужна мне. Я хочу держать тебя в объятиях, спать с тобой. Еще ни одна женщина так меня не волновала.
Когда он коснулся ее груди, у него задрожали пальцы, и он медленно убрал руку.
— Но это будет нечестно по отношению к тебе. Вокруг меня стена, и я тут ни при чем. Таким я создан, вот и все. И что бы я ни чувствовал к тебе, я не изменюсь.
Карли почувствовала, что ее глаза наполняются слезами. Несмотря на мягкость тона, Джонатан пытался сказать «прощай» и при этом не причинить ей боли. Она быстро замигала и опустила глаза, чтобы он не видел ее слез, но они текли по щеками и капали на подушку.
Джонатан снова привлек ее к себе, погладил по спине.
— Не плачь, — прошептал он. — Как жаль, что я не могу все изменить, — чтобы ты смеялась от счастья, как тогда у La Bufadora.
Он подал ей салфетку, и она вытерла глаза.
— Извини. — Карли слабо улыбнулась. — Вообще-то я не плакса. Просто я еще не привыкла влюбляться.
Джонатан подложил ей под спину подушку, накрыл ее простыней и с болью взглянул в залитое слезами лицо.
— Черт побери, меньше всего на свете мне хотелось бы причинить боль именно тебе. — Его рот судорожно дернулся. — Потому я и не позвонил, когда приехал.
Карли выпрямилась.
— Думаешь, тем, что не звонил, ты не причинял мне боли?
— Но я собирался расстаться с тобой, — объяснил Джонатан, — и не знал, как тебе об этом сказать.
Слезы снова потекли по ее лицу. Она не могла с ними справиться.
Он продолжал смотреть в ее заплаканное лицо, и в его глазах вспыхнул новый свет.
— Может быть, я ошибаюсь, считая, что ты не сможешь принять меня таким, какой я есть, Может быть, ты захочешь встречаться со мной, зная, что у нас есть только сегодня и никогда не будет завтра?
Ее первым движением души было сказать «да», и тогда он обнял бы ее, стал ласкать, говорить, что любит. Но что-то удерживало ее.
Она вспомнила, как страдала всю эту неделю, как ждала телефонного звонка. Захочет ли она, чтобы человек, которого она любит, такс ней обращался?
Карли подумала о Шейле Вэйд. Будет ли его вторая половина, та часть, на которую ей не позволено иметь прав, проводить время с Шейлой и похожими на Шейлу женщинами, готовыми довольствоваться половиной его внимания? И, если она ответит «да», не попадет ли она в ту же самую категорию, что и эти женщины?
Она вспомнила его затаенную враждебность к Элен, враждебность, которой его мать не находила объяснений. Много ли времени пройдет, прежде чем он начнет испытывать ту же враждебность и по отношению к ней?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});