Читать интересную книгу Бригады призраков - Джон Скальци

Однако, если слухи не были беспочвенными, практически однозначно вытекало, что разум обинянам подарили консу, единственные разумные существа в этой части галактики, которые могли обладать самыми совершенными технологиями, способными продвинуть в интеллектуальном плане вперед целый биологический вид. Кроме того, лишь у консу был для этого философский мотив: они считали, что их миссия во вселенной заключается в том, чтобы довести остальные разумные расы до совершенства (то есть сделать их похожими на себя). В теории все выглядело хорошо, однако на практике консу, как правило, приближали к своему идеалу другие расы, вынуждая их воевать с собой или стравливая друг с другом две расы, стоящие на низшей ступени развития, – так они поступили, столкнув людей и рраей в сражении за Коралл. Так что даже раса, обладающая возможностью создавать разумные существа, преимущественно их уничтожала, прямо или косвенно, – так происходило, когда победители не отвечали высоким и непостижимым стандартам консу.

Эти высокие и непостижимые стандарты были решающим аргументом против того, что обинян создали консу, поскольку обиняне единственные среди всех разумных рас были начисто лишены культуры. Скудные ксенографические исследования, проведенные людьми и другими расами, показывали, что, помимо бедного сугубо практического языка и прикладных технологий, обиняне не создали ничего, заслуживающего внимания: ни искусства в любой форме, ни литературы, ни религии, ни философии. Им была чужда даже политика. Один исследователь, работавший по заказу ССК, даже поставил под сомнение, ведут ли обиняне между собой обычные разговоры – и способны ли они это делать. Джаред был плохо знаком с консу, и все же ему казалось маловероятным, что раса, настолько одержимая стремлением к эсхатологическому*[15], к тому, что невозможно передать словами, породила существа, которых не интересовало ни первое, ни второе. Если обиняне действительно в одночасье получили разум извне, вся их история являлась самым весомым доводом в пользу естественного процесса эволюции.

Сфера из наночастиц, окружавшая Джареда, разошлась в стороны и отлетела назад. Он отчаянно заморгал, ослепленный внезапным светом, затем постарался определить местоположение своих товарищей. Его тотчас же нащупали узконаправленные лучи десантников, практически невидимых в боевых комбинезонах, поглощающих все излучение. Даже капсула-ловушка была покрыта камуфлирующей окраской. Джаред поплыл было к капсуле, чтобы проверить ее системы, но его остановила Саган, уже проверившая все сама. Перемещаясь в свободном падении, десантники сблизились, но не настолько, чтобы мешать друг другу, когда настанет время выпускать парашюты.

Парашюты раскрылись на предельно маленькой высоте: даже покрытые камуфлирующей окраской, они не укроются от глаз, знающих, что искать. Над капсулой-ловушкой с громким хлопком раскрылся огромный купол, способный замедлить падение массивной сферы, и тотчас же разлетелся в клочья, разорванный плотным воздухом. Через мгновение наночастицы образовали новый парашют, который постигла та же судьба. Так продолжалось до тех пор, пока капсула не затормозилась настолько, что купол смог выдержать давление воздуха.

Развернувшись лицом к научно-исследовательской станции, находящейся несколькими километрами южнее, Джаред увеличил разрешение оптического устройства капюшона, чтобы проверить, не началась ли суматоха, свидетельствующая о том, что десантников обнаружили. Он ничего не увидел; Винье и Харви подтвердили его наблюдения. Еще через несколько мгновений все уже были на земле и, кряхтя, тащили капсулу с поляны в деревья. Там они дополнительно замаскировали ее ветками и листвой.

"Всем запомнить, где мы припарковали нашу тачку", – заметил Сиборг.

"Тише", – призвала Саган, сосредоточенно вслушиваясь в голос, звучащий у нее в голове.

"Это был Рентген, – наконец объяснила она. – Они готовятся раскрывать парашюты".

Лейтенант закинула винтовку на плечо.

"Пошли, надо убедиться, что никаких неприятных сюрпризов не будет".

Вдруг Джаред испытал неприятное ощущение – как будто кто-то начал ковыряться у него в мозгу.

"Проклятье!" – выругался он.

Саган недоуменно обернулась:

"В чем дело?"

"Наши де… ла плохи", – пробормотал Джаред, чувствуя, что на середине фразы его интеграция с остальным взводом оказалась жестоко разорвана. Вскрикнув, он схватился за голову, захлестнутый ощущением, будто из нее выдирают один из важнейших органов чувств. Вокруг остальные десантники в судорогах падали на землю. Корчась, они кричали, давая выход боли и растерянности. Всех рвало. Рухнув на колени, Джаред попытался сделать вдох. Его стошнило.

С трудом поднявшись на ноги, он, шатаясь, побрел к Джейн. Та стояла на коленях, вытирая с губ рвотную массу. Схватив за руку, Джаред попытался поднять ее на ноги:

– Идем! Нам нужно уйти отсюда… спрятаться…

– В че… – Закашляв, Саган сплюнула, затем подняла взгляд на Джареда. – Что происходит?

– Нас отрезали. Со мной это уже было, когда я находился на станции "Ковелл". Обиняне лишают нас возможности пользоваться МозгоДрузьями.

– Каким образом? – во весь голос проорала Саган.

– Не знаю. Она встала.

– Это Бутэн, – запинаясь, пробормотала она. – Это он научил обинян. Иначе быть не может.

– Возможно, – согласился Джаред.

Саган пошатнулась; он помог ей удержаться на ногах, а затем развернул так, чтобы смотреть в лицо.

– Лейтенант, нам надо двигаться. Если обиняне блокируют наши МозгоДрузья, значит, им известно, что мы здесь. С минуты на минуту они сюда придут. Нам нужно поднимать людей и уходить.

– Сейчас сюда подоспеют остальные, – возразила Саган. – Мы должны…

Осекшись, она выпрямилась, словно у нее по всему телу разлилось что-то холодное и жуткое.

– О боже! – прошептала она. – О боже!

Саган устремила взгляд в небо.

– Что такое? – спросил Джаред и тоже посмотрел вверх, пытаясь отыскать характерное мерцание закамуфлированных парашютов.

Ему потребовалось мгновение, чтобы понять: он ничего не видит. И еще одно мгновение, чтобы осознать, что это означает.

– О боже! – прошептал Джаред.

Первой мыслью Алекса Рентгена было то, что он случайно потерял узконаправленный луч связи с остальным взводом.

"Черт возьми, какая невезуха!" – мысленно выругался он и, раскинув в стороны руки и ноги, перевернулся несколько раз в воздухе, меняя положение, чтобы дать возможность приемнику найти других десантников. Отыскивать всех не нужно; достаточно будет найти хотя бы одного, после чего сразу же будет восстановлена полная интеграция.

Ничего.

Рентген прогнал беспокойство прочь. Ему уже приходилось терять узконаправленный луч – всего один раз, но опыт был получен. Тогда интеграцию он смог восстановить только после приземления; что ж, и сейчас придется подождать. Впрочем, у него все равно больше не оставалось времени, потому что он стремительно приближался к высоте раскрытия парашюта. Парашют нужно было выпустить на минимальной допустимой высоте, чтобы уменьшить вероятность обнаружения. Подобная точность требовала специальной подготовки. Рентген обратился к МозгоДругу для определения высоты, и только тут до него дошло, что на протяжении последней минуты от вживленного в мозг компьютера не поступало никаких откликов.

Алекс потратил десять секунд на обработку этой мысли. Он предпринял еще одну попытку обратиться к МозгоДругу – мозг ответил отказом. Все естество десантника восстало против страшной мысли, яростно отталкивая ее, сознавая, что, если она окажется правдой, последствия будут самыми ужасными. Рентген пытался снова и снова, борясь с экспоненциально нарастающим чувством паники. Он подал мысленный призыв о помощи. Никто не ответил. Никто его не услышал. Он остался совсем один.

К этому времени Алекс Рентген растерял большую часть рассудка. Последний отрезок падения он извивался и барахтался, тщетно пытаясь зацепиться за воздух и отчаянно крича, а какая-то часть его сознания с отрешенным упоением слушала незнакомые звуки собственного голоса, которым он пользовался так редко. Парашют не раскрылся: он приводился в действие МозгоДругом. Этот нехитрый внутренний компьютер применялся так давно и был настолько надежным, что Силы самообороны колоний просто перестали считать его таковым и воспринимали как нечто должное, наравне с мозгом и телом солдата. Рентген стремительно пролетел мимо точки раскрытия парашюта, впрочем, ему уже было все равно, и он не сознавал, какие последствия перехода через последнюю грань ждут его.

Не мысль о смерти лишила Алекса рассудка. Просто в первый и последний раз за те шесть лет, что прожил на свете, он оказался совсем один, полностью оторванный от друзей. Все эти годы Рентген до мельчайших интимных подробностей чувствовал жизнь своих боевых товарищей – как они сражались и как они трахались, каждое мгновение вплоть до их смерти. Он находил утешение в том, что был с ними до самой последней минуты, а другие будут присутствовать при его последнем вздохе. Но сейчас Алекс Рентген был одинок. К ужасу разлуки примешивался стыд за то, что он не сможет утешить своих друзей, которые тоже неслись навстречу своей гибели.