Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Отравитель…- слабо произнес он.
– Что вы! – вскричал гнусаво кривоглазый. – Подобное лечится подобным. Встряхнитесь, нам пора. Вот оживает и ваша подруга.
Поэт увидел, что Маргарита вскочила, полная жизни. Измени лось лишь ее лицо в цвете и стало бледным.
– Пора! Пора! – произнес Азазелло.
– Пора! – повторила возбужденная Маргарита. Она одним взма хом сорвала с себя халат и взвизгнула от восторга. Азазелло вынул из кармана баночку и подал. Тотчас под руками Маргариты ее тело блеснуло жиром.
– Скорее, – сказал Азазелло поэту.
Тот поднялся легко. Такая радость, как та, что наполняла его тело, еще им не была испытана никогда. Тело его не несло в се бе никакой боли, и, кроме того, все показалось сладостным по эту. И жар углей в старой печке, и красное старенькое бюро, и голая Маргарита, которая скалила зубы и натирала шею остат ками мази.
Поэт хотел перед отъездом пересмотреть свои рукописи, но Аза зелло сослался на то, что поздно, и неопределенно намекнул на то, что за рукописями можно будет заглянуть как-нибудь впоследст вии…
– Вы правы! – вскричал поэт, чувствуя прилив бодрости и вдох новения.
В ту же минуту он выхватил из стола толстую пачку исписанных листов и швырнул ее в печь.
– Один листок не отдам! – закричала Маргарита и выхватила из пачки листок. Она скомкала его в кулаке.
Жаром пахнуло в лицо, и вся комната ожила. Коварный Азазелло кочергой выбросил пылающую бумагу прямо на скатерть, и дым по валил от нее.
Через несколько мгновений компания, хлопнув дверями, покину ла полуподвал. Темнело во дворике.
МИЛОСЕРДИЯ! МИЛОСЕРДИЯ!
Взвились со дворика. Первой взлетела на дворницкой метле Марга рита. За нею поднялся Азазелло. Он распахнул плащ, и на его поле, держась рукой за кованый пояс, поднялся поэт. Смертельно бледное лицо в начинающихся сумерках показалось картонным. Дымный ве терок ударил в лицо, волосы разметал.
Маргарита шла скачками чуть повыше старинных фонарей, а у поэта захватило дух от наслаждения при первом же движении в воздухе.
Азазелло, неся на плаще поэта, догнал Маргариту и властно указал на запад, но поэт в этот момент потянул его за пояс и тихо попросил:
– Я хочу попрощаться с городом.
Азазелло кивнул головой, и летящие повернули вдоль по Пречис тенке к центру.
Лёт был так мягок, так нечувствителен, что временами казалось поэту, будто не он плывет по воздуху над городом, а город со страш ным гвалтом бежит под ним, показывая ему картины, от которых его волосы вздувались и холодели у корней.
Первый пожар подплыл под ноги поэту на Волхонке. Там пылал трехэтажный дом напротив музея. Люди, находящиеся в состоянии отчаяния, бегали по мостовой, на которой валялись в полном беспо рядке разбитая мебель, искрошенные цветочные вазоны. Трамваи далее стояли вереницей. С первого взгляда было понятно, что случи лось. Передний трамвай наскочил у стрелки на что-то, сошел с рельс, закупорил артерию.
Но поэт не успел присмотреться, как под самыми ногами у него шарахнуло, и он видел, как оглушительно кричавший человек у стен ки Манежа упал на асфальт и тотчас же красная лужа образовалась у его лица.
Поэт дрогнул, прижался к ногам Азазелло и плащом закрыл лицо на секунду, чтобы не видеть. Когда он отбросил черную ткань, он ви дел в Охотном ряду золотые шлемы, густейшую толпу. До него донес лись крики. Он пролетел следом за Маргаритой на высоте двенадца того этажа и, глянув в открытое окно, успел увидеть странную сцену.
Человек в белой куртке и штанах с искаженным от долгой затаен ной злобы [лицом] стоял на голубом ковре перед каким-то граждани ном в сиреневом пиджаке. Что-то кричал сиреневый человек, доби ваясь чего-то от белого, но белый, бледнея от злобы, поднял
На темный балкон во втором этаже выбежал мальчишка лет шести. Окна квартиры, которой принадлежал балкон, осветились подозри тельно. Мальчишка с белым лицом устремился прямо к решетке бал кона, глянул вниз, и ужас выразился на его лице. Он пробежал к дру гой стороне балкона, примерился там, убедился, что высота такая же. Тогда лицо его исказилось судорогой, он устремился назад к бал конной двери, открыл ее, но ему в лицо ударил дым. Мальчишка про ворно закрыл ее, вернулся на балкон, тоскливо посмотрел на небо, тоскливо оглядел двор, потом уселся на маленькой скамеечке посре дине балкона и стал глядеть на решетку.
Лицо его приобрело недетское выражение, осунулось. Он изум ленно шевелил бровями, что-то шептал, соображал. Один раз тре вожно оглянулся, глаза вспыхнули. Он искал водосточную трубу. Убе дившись в том, что труба слишком далеко, он успокоился на своей скамейке, голову втянул в плечи и горько стал качать ею. Дым полз струйкой из-под балконной двери.
Поэт властно дернул за пояс Азазелло, но предпринять шаги не ус пел. Сверху поэта накрыла мелькнувшая тень, и Маргарита шарахнула мимо него на балкон. Поэт спустился пониже, и послушный Азазелло повис неподвижно. Маргарита опустилась и сказала мальчишке:
– Держись за метлу, только крепко. – Мальчишка вцепился в мет лу изо всех сил обеими руками и повеселел. Маргарита подхватила его под мышки, и оба спустились на землю.
– Ты почему же сидел на балконе один? – спросила Маргарита.
– Я думал, что все равно сгорю, – стыдливо улыбаясь, ответил мальчишка.
– А почему ты не прыгнул?
– Ногу можно сломать.
Маргарита схватила мальчишку за руку, и они побежали к соседне му домишке. Маргарита грохнула метлой в дверь. Тотчас выбежали люди, какая-то простоволосая в кофте. Мальчишка что-то горячо объяснял. Завопила простоволосая.
Маргарита поднялась, и, медленно поднимаясь за нею, поэт ска зал, разводя руками:
– Но дети? Позвольте! Дети!..
Усмешка исказила лицо Азазелло.
– Я уж давно жду этого восклицания, мастер.
– Вы ошеломили меня! Я схожу с ума, – захрипел поэт, чувствуя, что не может больше выносить дыму, выдыхая горький воздух.
Он пришел в странное беспокойство и вдруг вскричал:
– Грозу, грозу! Грозу!
Азазелло склонился к нему и шепнул с насмешкой в дьявольских глазах:
– Она идет, вот она, не волнуйте себя, мастер. Резкий ветер в тот же миг ударил в лицо поэту. Он поднял глаза, увидел Маргариту со вздыбленными волосами, услышал ее крик: «Гроза!»
Стало темно. Туча в три цвета поднялась с неестественной бы стротой. Впереди бежали клубы белого, обгоняя друг друга, по том ползло широкое черное и закрыло полмира, а потом мутножелтое, которое, холодя сердце, неуклонно поднималось из-за крыш.
Еще раз дунуло в лицо, взвилась пыль в переулке, сверху вниз ки нулась какая-то встревоженная птица, – и тотчас наползавшее чер ное раскроилось пополам. Сверкнул огонь. Потом ударило. Еще раз донесся вопль Маргариты:
– Гроза! – и сверху хлынула вода.
Поэт успел увидеть, как по переулку пробежали какие-то женщи ны, упали на колени, стали креститься и простирать руки к небу.
ССОРА НА ВОРОБЬЕВЫХ ГОРАХ
Был вечер. Солнце падало за Москву-реку. На небе не было и следов грозы. Громадная радуга стояла над Москвой и, одним концом погру зившись в Москву-реку, пила из нее воду.
Над Москвой ходил и расплывался дым, но нигде уже не было вид но огня.
Нетерпеливые черные кони копытами взрывали землю на холме.
Когда совсем завечерело, Бегемот, стоящий у обрыва, приложил лапу ко лбу, всмотрелся и доложил Воланду:
– Будь я проклят, мессир, если это не они!
В воздухе над Москвой-рекой мелькнула черная точка, увеличи лась, превратилась в черный лоскут, рядом с ним сверкнуло голое тело, и через мгновение Азазелло со спутниками спустился на холм.
Поэт в лохмотьях рубашки, с лицом, выпачканным в саже, над ко торым волосы его казались совсем светлыми, как солома, взял за ру ку подругу и предстал перед Воландом.
Тот с высоты своего роста глянул на прибывших и усмехнулся.
– Я рад вас видеть, друзья мои, – заговорил он, – и я полагаю, что вы не откажетесь стать моими гостями.
Поэт молчал, глядя на Воланда, молчала и Маргарита.
– Что ж, в путь без дальних разговоров, – добавил Воланд, – пора.
Коровьев галантно подлетел к Маргарите, подхватил ее и водру зил на широкую спину лошади. Та шарахнулась, но Маргарита вцепи лась в гриву и, оскалив зубы, засмеялась.
– Гоп! – заорал Бегемот и, перекувыркнувшись, вскочил на коня.
Остальные еще не успели сесть, как Азазелло обратился к Воланду:
– Извольте полюбоваться, сир, – засипел он с негодованием, ука зывая корявым пальцем вниз на реку.
Три серые, широкие к корме, лодки, сидя на корме, задрав носы кверху, как бритвой разрезая воду, разводя после себя буйную волну с пеной, гудя, пронеслись против течения и, разом смолкнув, при стали к берегу.
Из всех трех лодок высыпались на берег вооруженные люди и по команде «бегом!» бросились штурмовать холм. Лица их были, как ли ца странных чудовищ, с огромными глазищами серого безжизненно го цвета и с хвостом вместо носа.
- Волки - Юрий Гончаров - Советская классическая проза
- Гномики в табачном дыму - Тамаз Годердзишвили - Советская классическая проза
- Белая гвардия - Михаил Афанасьевич Булгаков - Детская образовательная литература / Классическая проза / Разное / Советская классическая проза