– Ну-ка, молодец, а скажи-ка мне, как звали мою прародительницу?
Доволен Суворов вопросом: откуда же знать простому солдату, как звали фельдмаршальскую бабку. Потер Суворов от удовольствия руки и только хотел сказать: «Ну, братец, попался!» – как вдруг солдат вытянулся во фрунт[16] и гаркнул:
– Виктория, ваше сиятельство!
– Вот и не Виктория! – обрадовался Суворов.
– Виктория, Виктория, – повторил солдат. – Как же так может быть, чтобы у нашего фельдмаршала и вдруг в прародительницах была не Виктория!
Опешил Суворов. Ну и ответ! Ну и хитрый солдат попался!
– Ну, раз ты такой хитрый, – произнес Суворов, – скажи мне, какая разница между твоим ротным командиром и мной?
– А та, – не раздумывая ответил солдат, – что ротный командир хотя бы и желал произвести меня в сержанты, да не может, а вашему сиятельству стоит только захотеть, и я…
Что было делать Суворову? Пришлось ему произвести солдата в сержанты.
Возвращался Суворов в свою палатку и восхищался:
– Помилуй бог, как провел! Вот это да! Вот это солдат! Помилуй бог, настоящий солдат! Российский!
Сапоги
В чине генерал-аншефа Суворов был направлен на финляндскую границу. Поручили Суворову следить за переустройством и вооружением тамошних крепостей.
Граница была большой. Крепостей много. Одному трудно.
На самом отдаленном участке Суворов передоверил наблюдение за работами какому-то полковнику. Тот, присмотрев день-второй, перепоручил это своему помощнику – майору. А майор, в свою очередь, – молодому поручику.
Через какое-то время Суворов вспомнил про отдаленную крепость. Приехал. Посмотрел – работы стоят на месте.
Разозлился Суворов, вызвал полковника.
– Что же это! – закричал. – Почему работы не движутся?
Испугался полковник ответственности и свалил все на майора: мол, майор во всем виноват.
Суворов вызвал майора:
– Поручал вам полковник?
– Поручал. Так я же отдал приказ поручику.
Вызвал Суворов поручика:
– Получали приказ?
– Так точно, – ответил поручик. – Получал. Да не думал, что к спеху.
– Да, – произнес Суворов, – вижу, виновных нет. – И приказал принести прут.
Испугались виновные офицеры – ну как ударит!
А Суворов схватил прут и давай хлестать свои сапоги. Хлещет и приговаривает:
– Не ленитесь. Не ленитесь. Это вы во всем виноваты. Если бы вы сами ходили по всем работам, этого бы не случилось.
Потом отбросил прут в сторону, сел на коня и уехал.
Перекрестились офицеры – беда миновала. Собрали солдат. Засучили рукава. Топоры в руки. За дело.
Помогли сапоги. Раньше других была отстроена отдаленная крепость.
Монастырские стены
Однажды сержанты и суворовские офицеры проводили с солдатами учения около монастыря. Глянули офицеры на высокие монастырские стены.
– На штурм! – раздалась команда.
Солдаты опешили.
– На штурм!
Солдаты закричали «ура» и ловко полезли на стены.
Перепугались монахи. Не поняли, в чем дело. Забились в темные кельи. Сидят. Дрожат.
Кончили офицеры учения, похвалили солдат за проворство, построили, повели в казармы.
На следующий день вновь повторились учения. И превратился монастырь в учебную крепость. С утра до вечера штурмуют его солдаты. Прошло несколько дней. Монахи попривыкли к учениям, перестали бояться. Жизнь в монастыре скучная-прескучная. Даже интересно стало монахам. Стоят смотрят. Ругается настоятель, разгоняет «святых отцов» по кельям. Только возвращаться в кельи им не хочется. Видать, понравилась солдатская удаль: самые молодые монахи и сами стали лазить на монастырские стены. И получился не монастырь, а черт знает что. Разгневался настоятель, явился с жалобой на солдат к Суворову.
– Ай, ай! – воскликнул Суворов. – Вот негодники! Вот я им задам, вот покажу!
Вернулся настоятель к себе в монастырь. «Ну, – думает, – все дело уладил». А утром глянул – и не верит своим глазам: со всех сторон подходят к монастырю войска. Идут солдаты стройными колоннами с барабанным боем, с песнями, тащат штурмовые лестницы, разворачивают пушки. Перед войсками верхом на коне Суворов. Не знал настоятель, что это по приказу Суворова штурмовали солдаты монастырские стены. Выхватил Суворов шпагу, вскинул над головой, указал на стены:
– Чудо-богатыри, ура! Вперед! Во славу отечества!
Понял настоятель, что напрасно ходил к Суворову. Написал в Питер. Только пока жалоба ходила по разным рукам, Суворов со своими войсками ушел на войну.
Крепко бил Суворов противника. Ловко солдаты брали стены вражеских крепостей. Спасибо за учения, спасибо за монастырские стены.
По-суворовски
В поле недалеко от казарм капрал Казанского пехотного полка вел занятия со своими солдатами по-суворовски.
– Чем важны учения? – обратился капрал к солдатам.
– Ученье свет, а неученье тьма! – хором отвечали солдаты.
– Так. Правильно. А чем ценен солдат ученый?
– За ученого трех неученых дают.
– Правильно. А что важнейшее в войске?
– Солдат российский.
– Так, – произнес капрал, – верно. – И перешел к занятиям по рукопашному бою. Сам показал.
Потом повторяли солдаты.
– Коли! Правильно. Коли! – выкрикивал капрал. – Пуля дура, штык молодец! – выкрикивал по-суворовски он при этом.
Начался дождь. Однако капрал солдат не распустил.
– За мной! – закричал. – Вперед! – И побежал через поле, через овраг к речке. – Живей, живей! – подгоняет солдат и опять по-суворовски: – Голова хвоста не ждет. Храбрый впереди, трусишку и назади убивают!
Подбежали к реке. Капрал бух в воду – и на тот берег. И солдаты за ним. Вылезли, смотрят – один поотстал. Бьется на быстрине, тонет.
– Назад! – закричал капрал. – Сам погибай, а товарища выручай! В воду!
Вытащили неумельца солдаты. Стоят, переводят дух.
– Устали? – усмехнулся капрал.
– Устали, – сознались солдаты, но тут же гаркнули по-суворовски: – Трудно в ученье, легко в бою!
– Молодцы! Правильно! – похвалил их довольный капрал.
Слухи о занятиях солдат в Казанском полку дошли до Суворова. Порадовался фельдмаршал, что солдаты суворовскую науку осваивают. Решил он узнать фамилию лихого капрала. Написал письмо командиру полка. Вскоре пришел ответ:
«Фамилию, ваше сиятельство, указать не могу. У нас что ни капрал – каждый ведет занятия по-суворовски».
Госпиталь
– Не люблю госпиталей, – говорил Суворов. – Тот их любит, кто не радеет за здоровье солдата.
Принял Суворов командование над войсками, стоявшими на северной русской границе, и узнал, что в тамошних госпиталях находится сразу тысяча человек хворых.
Явился Суворов в госпиталь, стал ходить по палатам.
Зашел в первую, спрашивает у солдат:
– Чем больны, чудо-богатыри?
Молчат солдаты. Сказать неудобно.
– Чем больны? – повторил Суворов.
– Животами мучаемся, – наконец произнес какой-то солдатик.
– Позвать сюда провиантмейстера[17], – приказал Суворов.
Провиантмейстер прибыл.
– Чем солдат кормишь? – спрашивает фельдмаршал.
– Так, разным… – начинает провиантмейстер.
– Чем – разным?
– Кашей, ваше сиятельство, мясом.
– А еще?
– Капустой.
– Так, – произнес Суворов и приказал принести капусту.
Принесли, попробовал, а та тухлая.
Посмотрел Суворов на провиантмейстера злыми глазами, закричал:
– Под арест! На гауптвахту! На десять суток!
Вошел Суворов во вторую палату.
– Чем больны, чудо-богатыри?
Растерялись, молчат солдаты.
– Они поотмороженные, – проговорил санитар.
– Позвать сюда каптенармуса[18], – распорядился Суворов.
Каптенармус прибыл.
– Во что солдат одеваешь?
– Как положено, ваше сиятельство, – отвечает каптенармус. – В мундиры, в башмаки, в чулки.
– В чулки! – закричал Суворов. – Север. Морозы. Почему валяных сапог не завезли? Где рукавицы?
Почувствовал каптенармус свою вину. Молчит, переминается с ноги на ногу.
– Под арест, на гауптвахту, на десять суток! – отдал приказ Суворов.
Пошел Суворов дальше. Входит в третью палату:
– Чем больны, чудо-богатыри?
– Это раненые, – отвечает за солдат санитар.
– Какие еще раненые? – удивился Суворов.
Войны в это время никакой не было.
– Это из батареи поручика Кутайсова, – объяснил санитар. – На учениях пушку разорвало, ваше сиятельство.
Кликнул Суворов поручика, отругал, что за снарядами и пушкой плохо следит, и тоже под арест, на гауптвахту, на десять суток.
Прошло около месяца. Появились у солдат и валенки и рукавицы. И в помине не осталось тухлой капусты. Кутайсов и другие офицеры стали собственноручно проверять снаряды и пушки.
Прошелся Суворов вновь по госпиталям. Ходит по палатам, а палаты пустые. Вместо прежней тысячи человек с трудом сорок больных насчиталось.