плечи и отстраняет от себя. Яркий свет фонарика меняет направление, и я наконец вижу лицо брата. Он в бешенстве. Машинально пытаюсь вспомнить, когда он последний раз так злился.
— Ты чем думала вообще?
— Я не виновата! — выкрикиваю истерично, хоть и думаю на самом деле совсем иначе.
— Что с ней?
Я чувствую, что под носом мокро, и снова тянусь рукавом к лицу.
Говорю:
— Не знаю, она под чем-то. Там что-то было, в коктейле.
— Алкогольном? — Бо наконец разжимает пальцы, и только теперь я понимаю, что это было больно.
Он подсаживается к Арине, обхватывает ее лицо ладонями, убирает волосы. Обеспокоенно всматривается.
— Да, — говорю, понурив голову, — я воду взяла, пить ее заставляла, но дальше не знала, что делать. Она говорит, что ей жарко. Что танцевать хочет.
Снова всхлипываю и закрываю лицо ладонями. Какой стыд. Как же я виновата перед ней! Перед всеми. Лучше бы меня вообще не было!
— Котенок, ну что ты такое говоришь? — говорит Ваня и берет меня за руки.
— Что? Я это вслух?
— Поня-я-ятно.
— Ребят, я не то чтобы вас тороплю, но нам бы свалить побыстрее. Давайте хоть за угол отойдем?
Я поднимаю голову и вижу наконец, что мы тут не одни. Упираясь в ветки кипенно-белым кроссовком снизу, и локтем сверху, над нами стоит Тарас.
— Привет, Дим, — говорю, чувствуя себя полной дурой. Могу только представить, как мы сейчас выглядим. Сидя на земле в кустах, с размазанным макияжем, в идиотских платьях. Я зареванная, а Арина вообще не в себе.
— Богдан, — говорит подруга со странными интонациями, которых я никогда раньше у нее не слышала, — я так рада, что ты тут.
Я поворачиваюсь и вижу, как она склоняет голову и трется щекой о руку моего брата. Сама в это время чуть приподнимается на коленях и прогибается в спине. Моргнув, резко отвожу взгляд. Замечаю, как парни переглядываются. Ваня поднимается на ноги и за локоть тянет меня вверх.
— Вань, подожди, там телефон, — бормочу невнятно.
— Я заберу, — говорит Дима.
Все вместе мы выходим на дорогу и торопливо идем вдоль забора. Громов тянет меня вперед так быстро, что я постоянно спотыкаюсь, а потом и вовсе пытаюсь затормозить, оглядываясь назад:
— Ой!
— Ой? — с тихой яростью в голосе переспрашивает Бо.
— Там куртки наши. Их Илья унес.
— Илья унес! — восклицает брат, будто сам не верит в то, что говорит.
Громов, не прекращая движения, осекает нас обоих:
— Тихо! Новые купите.
Дальше храним напряженное молчание. Я стараюсь не плакать и успевать за Ваней. Чтобы не думать о том, что натворила, концентрируюсь на том, что вокруг меня. На красивых домах, большинство из которых молчат этим вечером темными окнами. На высоких соснах вдоль дороги. На свежем воздухе. На том, как Ваня сжимает мое запястье. Мы все еще вместе? Сегодняшний вечер не все еще испортил?
За каким-то поворотом мы наконец останавливаемся. Ваня отпускает, и я приваливаюсь к чужому металлическому забору.
— Когда он будет? — спрашивает Бо у Тарасова.
Тот смотрит в телефон:
— Через пять-семь минут вроде бы.
Я запрокидываю голову, втягиваю в себя хвойный воздух. Смотрю в темное небо. Здесь звезды заметно ярче, чем в городе.
Спрашиваю бесцветно:
— Кто?
— Брат мой. Заберет нас на тачке.
— А где Арина?
— Гель, все в порядке, — Ваня подходит и снова берет меня за руку.
Большим пальцем он гладит косточку на запястье, и это движение почему-то очень меня удивляет. Разве он не должен быть зол так же, как брат?
— Где она?
— Богдан отошел с ней, — указывает рукой куда-то в сторону, — надо желудок промыть.
Я бормочу:
— Я не догадалась.
Подаюсь вперед, отлепляясь от забора. Смотрю вниз, на свои колени, они перепачканы землей. Поднимаю голову и говорю:
— Ты меня разве не бросил?
— А ты разве этого хочешь? — спрашивает Ваня.
Я снова всхлипываю, и он прижимает меня к себе так крепко, что, кажется, кости сейчас затрещат. Я срываюсь и начинаю рыдать ему в грудь, не сдерживаясь.
Вою скорее как животное, а не человек.
— Прости меня, — выдавливаю наконец.
Громов не отвечает. Снова прислоняет меня к забору, плещет на руку водой из бутылки, умывает меня.
Зажав мой нос пальцами, говорит:
— Сморкайся.
— Ты что?! Не буду.
— Геля, — угрожающе проговаривает он, — делай.
Аккуратно дую носом и наблюдаю за тем, как он споласкивает руку из бутылки.
Разве можно было представить большее унижение? А ведь хотела выглядеть идеальной девушкой.
Тут я слышу сначала шелест, потом шорох гравия, и на дорогу в свет фонаря выходят Бо и Арина.
Я бросаю взгляд на подругу, снимаю с руки резинку для волос и протягиваю Бо. Он берет ее и говорит мне едко:
— Охренеть как продуманно. Как и все этим вечером. Спасибо, сестренка.
Пока смотрю, как он неумело собирает кудри Арины в пучок, мои глаза снова наполняются слезами. Мамочка, прости. Я так виновата.
Глава 49
Ваня
Геля выглядит такой маленькой и беззащитной, что сердце болезненно сжимается. В красивом платье, с грязными коленками, заплаканная. Стоит, подпирая забор и зябко обнимает себя за плечи. Блин. Вот же дебил! Снимаю с себя куртку и накидываю ей на плечи. Геля поднимает на меня взгляд, словно не понимает, что я делаю. Я аккуратно беру ее за руку и продеваю в рукав. Проделав то же со второй рукой, застегиваю пуговицы. Аккуратно беру ее за подбородок и целую в губы. Она почти не отвечает, только вздрагивает. У меня в груди все тугими узлами закручивается. Девочка моя бедная, так сильно напугалась.
Илью убью, скотину. Отвечаю, он больше не то что в футбол играть, он ходить не сможет.
Повернувшись к Богдану, вижу, что Арина запускает руки ему под толстовку.
— Энж, — говорит Субботин раздраженно, — ты можешь мне объяснить, как это вышло?
Ангелина молчит, только смотрит, как ее брат сбрасывает с себя руки ее подруги раз, другой, третий, а потом снимает худи и надевает на Арину. Оставив рукава пустыми, он завязывает их вокруг ее тела, почти как смирительную рубашку.
Отдуваясь, он снова поворачивается к сестре:
— Ну?
— Нечего объяснять, — бесцветно отвечает она, — Илья принес нам коктейли. Арина свой разлила, а мой выпила.
— Твою мать, — вырывается у меня злое.
Дергаюсь в сторону злосчастного дома, но Богдан выставляет ладонь, чтобы меня затормозить.
Говорит:
— Вань, реально сейчас не время. Давай пока разберемся с тем, что есть.
Резко выдохнув, качаю головой, но сдаюсь. Понимаю, что он прав.
— Я не знаю, — тихо продолжает Геля, — может, у Арины тоже что-то