державников вместе с их вооруженными силами. А так — имеем чуть меньше, чем хотелось.
— Не вижу другого способа, только нахрапом, — тяжело вздохнув, подытожил Сабуров. — Эти твари сейчас активно ищут контактов с немцами, чтобы те их признали и дали добро на эту их республику. Поедем просто в гости к этим спиртозаводчикам и грохнем их. А потом, я думаю, в возникшей неразберихе никто нас не догонит.
— Тут не надеяться надо, а правильный заслон на отходе организовать. Пока они будут рядиться, как засаду преодолеть, мы уедем оттуда. а без главарей это стадо быстро рассосется, — добавил я. Как же, ведь главным немцем опять мне быть, больше некому.
— А я бы не горячился, — подал голос молчавший до этого момента Старинов. — Давайте свяжемся со старшими товарищами. Думаю, под такую операцию они нам дадут контакты других партизанских отрядов. Все понимают, что через пару-тройку месяцев вся эта банда начнет участвовать в карательных походах против таких как мы. Под такое немцы не по десять, а по двадцать гектар пообещают.
* * *
Откуда взяли этот «хорьх», я не знаю. Не спросил сначала, а потом не до того было. Машина нам досталась, мягко говоря, сильно пользованная. Нет, до состояния «убитая» ей ездить еще долго, но уже чувствуется, что гоняли ее и в хвост, и в гриву. Короче, если вы эту марку автомобилей знаете только по тем блестящим и расфуфыренным машинкам, на которых так любили рассекать все мало-мальски значимые начальники после Победы, то забудьте. То, на чем я сейчас подъезжал к Локтю, было совсем другим.
И мундирчик мой заштопали так, что и не подкопаешься. Аж самому противно стало, как в зеркало глянул. Немчура натуральная, хоть детей пугай. А сопровождал меня аж целый эсэсовский унтерштурмфюрер. Лейтенант, если на человеческий переводить. Я бы и сам в эту форму влез, но она на меня великовата оказалась. А на Сабурова — в самый раз. Я уже говорил, что у Александра Николаевича иногда выражение лица такое, будто он в рожу собеседнику дать собирается. Вот прямо сейчас. Зверь, короче, получился.
Да, не дело это, чтобы командование дружно участвовало в такой операции чуть не поголовно. Но у нас же партизанщина. И мы никому не скажем. Вот прибьем сейчас немецких жополизов и сразу перестанем. Вот увидите. Возражений против моего участия было достаточно, но я, выслушав всех, напомнил, что немецкий в отряде знает только один человек. И он должен возглавить налет. А Сабуров — единственный, кто имеет хотя бы условно арийскую внешность. Остальным с полтавскими и рязанскими мордами лица можно хоть по три мундира напялить, всё равно никто не поверит.
На въезде в городок стоял пост. Так мы и не прятались особо. Рожу кирпичом — и вперед. Нет, мы обозначили притормаживание, но постовые, только глянув на эсэсовскую форму, тут же взяли под козырек. Но мы, проехав их, остановились сами. Опустив стекло, я поманил одного из милиционеров пальцем и спросил:
— Бургомистр Фоскопойнихх?
— Щаз, герр офицер, покажу! — кланяясь, ответил холуй и припустил по улице впереди, показывая дорогу. Мы тронулись за ним, а за нами профырчал ганомаг.
Ждет Воскобойник, куда же он денется. Ведь буквально вчера ему депешу принес самый натуральный полицай. Что же мы, совсем некультурные? Предупредили, что приедет сегодня офицер для решения вопросов, просьба быть на месте начальнику с заместителем. Мы и прибыли.
А неплохой домишко отхватил себе обер-бургомистр. Высокий, с большими окнами, крыша железом крыта. Правильно, будущий вождь должен ни в чем не испытывать нужды. Собаки не было. То ли Воскобойник псину не любил, то ли взял немецкую моду выводить напрочь всё тявкающее во дворе.
Хозяин встретил нас на пороге. Гладко зачесанные назад волосы, усики, бородка клинышком. Симпатичный даже в чем-то. Одет был в темно-синий костюм, двубортный, но при этом в сапогах. Хрен его знает, что у них тут за мода?
Воскобойник пригласил нас в, как он сказал, кабинет. Мы присели за стол, присмотрелись друг к другу. По-немецки бургомистр говорил с жестоким акцентом, но грамотно. Так что Сабуров только буркнул что-то недовольно, не пытаясь даже изобразить знание языка.
— Камински? — спросил я. Надо валить обоих засранцев, потом шанса может и не быть.
— А, Бронислав Владиславович сейчас подойдет, он здесь, — ответил обер-бургомистр, и вдруг, присмотревшись к Сабурову, спокойно сказал: — А вы ведь не немцы. Вон, на эсэсовском мундире солдатская пуговица на погон пришита. Хальт! — зачем-то добавил он по-немецки и рванул из кармана Вальтер.
Но Сабуров был начеку. Перевернул на Воскобойника стол, выбил ногой пистолет. Тот попытался ударить моего спутника, но Александр Николаевич дважды выстрелил. Лицо обер-бургомистра приобрело немного удивленное выражение, он попытался шагнуть вперед, но запутался в ногах и, захрипев, упал. Мне, с моим треснувшим ребром и постоянным легким головокружением оставалось только наблюдать, я бы от такой битвы точно лег бы уже без постороннего вмешательства.
Где-то в доме зазвенели разбитые стекла и мы бросились на звук. Нельзя было дать уйти Каминскому, а то из Локтя мы не выберемся. Дверь, наверное, в спальню, была открыта и мы сразу увидели распахнутое настежь окно. Я подбежал и посмотрел на землю. Всё же есть в жизни везение, что ни говори. Никто на улицу не прыгал. Каминский перехитрил сам себя и решил спрятаться в доме, но не подумал, что на снегу следы будут видны.
Сабуров подошел ко мне и широко улыбнулся.
— Ты, Петр Николаевич, на что ставишь — шкаф или под кроватью? — спросил он. — Я вот на шкаф думаю. Сначала туда стрелять буду.
— Ты прямо как в дурном анекдоте, — засмеялся я. — Я под кровать пальну.
— Не стреляйте, я сдаюсь! — из-под кровати вылез мужик, немного пыльный и потрепанный. Каминский, наверняка. — Я же свой, секретный сотрудник органов, с сорокового года! Запросите Шадринск Челябинской области! Моя кличка «Ультрамарин»! Товарищи, я же тут собирал ценные сведения для наших! У меня все предатели записаны!
Как же он мне надоел! Воскобойник хоть помер как мужчина, а этот… только и ждешь, что обделается. Хотя, наверное, уже, запашок пошел. Я посмотрел на Сабурова, он кивнул и я дважды выстрелил этой гниде в голову.
Пока наши на