возмущается:
— Да у нас все так. Без внимания и разума, на одной сопле построено.
— Разговорчики, Шевчук!
Сабуров не выдерживает — долго отчитывает хмурого повара. Да… Настроения в отряде… хм… разные. Мы идем дальше, проверяем оружейку. Мосинок, Маузеров много, пулеметов тоже хватает. А вот с патронами, гранатами просто беда. На один бой. Мин для немецкого миномета — две штуки. Я пригляделся к маркировке. Обе дымовые. Да… так навоеюем.
Потом идем в кладовую. Хороший командир должен знать, чем питаются его солдаты.
Тут тоже… все грустно. Нет, голод еще не стоит на пороге — есть мясные туши на леднике, мешки с крупами. Но на отряд в сто с лишним человек — этого мало. Вот чего много — это сухопая. Что нашего, что немецкого. Нахватали во время рейда.
Открываю коробку с нашим. Банка свиной тушенки, два концентрата — суп-пюре гороховый и пшенка. Последняя в виде большой квадратной прессованной таблетки. Помнится, когда не было возможность развести костер — мы ее так грызли. И ничего, вкусно. Что еще? Галеты «Военный поход» по 300 грамм, пачка грузинского чая. Соль. Сахара не было. Судя по надорванным коробкам — тут кто-то похозяйничал.
Я покачал головой, но скандала поднимать не стал. Ну а вдруг это Васька? Парню в разведку идти, а его за сахар начнут спрашивать. Хотя, судя по упитанной морде повара, сладенькое мог и он вполне распотрошить. Сколько мы от этих чмошников в войну настрадались… Ладно бы только воровали и набивали пузо. Так нет. Как везут продукты — обязательно под артобстрел попадут. Хана полевой кухне — идите, саперы, налаживайте снова. И да, завтрака не будет. Обеда тоже. То мыши у них погрызут, то усушка-утруска. Как без нее.
Я тяжело вздохнул.
Сабуров неправильно понял мой вздох, произнес:
— Водку и самогон я отобрал еще в первый день. Храню у себя под замком.
— Это очень правильно, — покивал я, вскрывая немецкий сухпай. Ну как… Что у нас тут?
Ого, специальный рацион! Четыре банки консервированной колбасы, сыр в алюминиевых тюбиках «Тильзитер». Пять пакетов соевого мяса, четыре шоколадки. И все на месте!
— Повар при мне пересчитал содержимое всех немецких сухпаев, — Сабуров взял в руку упаковку «сухого лимонада». — Внес в опись.
* * *
Пошел в разведку не один Васька, конечно. Сам бы он до следующего Нового года ходил. А ну, такие концы, и пешком, да еще и зимой. Ближний свет — где полсотни кэмэ, а где и все восемьдесят. Знакомый мне юный партизан оказался тем еще засранцем, пытался пронести с собой сломанный парабеллум с погнутым стволом. Бывшее оружие нашли у него случайно, когда Махно взял в руки старенький «сидор», чтобы помочь надеть. Горе-разведчик объяснил, что сейчас война, кругом враги, без пистолета никак. То, что у него нет патронов и стрелять из его пукалки не получится, Василия волновало мало. Наверное, он думал, что это не обязательно.
— Пятьдесят нарядов вне очереди и обучение стрелковому делу после возвращения, — огласил я приговор.
— Дяденька командир, Петр Николаевич, за что? — начал канючить нарушитель дисциплины. Даже слезы попытался выдавить, но только размазал слюной грязь на лице. — Да я ж пока эти наряды отработаю, война кончится.
— Добавить еще? — влез Махно. — Так это запросто. За нарушение дисциплины получил.
— А стрелять из чего учить будете? — внезапно поинтересовался Васька.
— Из пальца, — хмыкнул Вова. — Иди уже.
Глядя на уходящего мальчишку, я почувствовал неслабое головокружение. Да уж, рановато я вылез. Надо возвращаться в палату, пока главврач не начал ронять мой авторитет перед подчиненными.
Старинов из-за дефицита места так и остался со мной. Вроде как сломанный нос и синяки — не повод лежать в больнице, но я сам попросил его быть моим соседом. Не к Сабурову же на постой определять — их и так пятеро в комнатке, развернуться некуда. Тем более, что после восстановления дыхания через нос храпеть Илья Григорьевич перестал.
Вечером он мне и рассказал, чем занимался после Киева. Оказалось, что не скучал сам и другим не давал. В Харькове они повеселились если и меньше, чем мы в столице, то совсем немного. Видать, киевский опыт ничего немцам в смысле полезности не дал. Походили, пообследовали здания, и начали заседать в них и переживать за временно оккупированные территории. Недолго, правда, потому что рванули их точно так же. Пришлось только заложить фальшивые мины для немецких саперов.
Говорят, молодые британские офицеры на каждой гулянке обязательно провозглашают тост за войну — можно сделать карьеру и занять место погибшего или раненого начальника. После стариновских похождений выжившие немецкие офицеры должны были каждый день выпивать за Илью Григорьевича. Он им дал очень много возможностей для роста по службе. Особенно повезло 68-й пехотной дивизии. Там весь штаб взлетел в небеса одним махом. Хотя о чем я говорю? В ад провалился, конечно же. Во главе с командиром дивизии.
Но больше всего мне понравился рассказ про то, с чего всё начиналось. Оказывается, диверсантские войска придумал вовсе не Илья Григорьевич, а его учитель. Старинов долго мялся, фамилию не называл, говорил лишь, что тот был начальником кафедры в Академии Фрунзе. Разок только обмолвился, что звали его Михаилом Степановичем. Видать, мужик этот попал под горячую руку, так что теперь все делают вид, что такого никогда и не существовало.
Обычное дело. Как после войны отовсюду вымарали имя Власова. Так и получалось, что это был командарм без фамилии. Интересно, как там Андрей Андреевич? Ходит уже? Или до сих пор валяется на койке враскоряку? Пусть лежит, лечится. Потом, смотришь, в академию какую будет ходить с палочкой, делиться опытом — как он бил немцев под Киевом. И только я буду знать, какой тварью он мог стать.
Мне академии эти побоку, я в генералы не мечу, в гробу я видал такое счастье. Самому смешно, как представлю. А вот на курсах у Старинова я бы поучился. Хотя он говорит, что мне там преподавать надо.
* * *
Васька вернулся из Трубчевска через четыре дня. Казалось, он за это время исхудал до костей. Так что перво-наперво мы посадили его и накормили.