- Всегда хотела попробовать секс в туалете.
Мои пальцы скользят под ее платье, вверх по гладким чулкам, прикасаются к трусикам и ласкают кожу под эластичной резинкой. Я чувствую, как Эмма дрожит и во мне просыпается животное желание. Оно заполняет собой внутреннюю пустоту. Всё становится неважным: ни прошлое, ни настоящее. Я будто возвращаюсь обратно в темноту. К простому сексу. Выпивке. И наркотикам.
Я вынуждаю ее открыть рот, хватает только одного моего прикосновения. Эмма кусает мне губы в жадном поцелуе. Ее влажный язык щекочет мое нёбо, заставляя меня стонать. Она разводит бедра в стороны, приглашая меня проникнуть в нее. Наше дыхание перемешивается. Мои руки гуляют по ее телу, изучая каждый миллиметр кожи, поглощая ее без остатка. Кажется, мы ищем что-то в друг друге. Что-то, чего нет и никогда не будет.
Дверь открывается и кто-то входит в уборную.
Эмма сползает с меня, одергивает юбку и вызывающе смотрит на вошедшего. Смутившись, парень выбегает за дверь.
- Ты лишила его шанса справить нужду, - насмешливо говорю я, мое дыхание всё еще прерывистое, - Наш заказ, наверняка уже принесли.
Настроение Эммы резко портится.
- Меня начинает беспокоить, как быстро ты берешь себя в руки, - бурчит она сквозь стиснутые зубы.
- Должен признать, я не ожидал, что ты такая бесстыдница.
- Вижу, тебе по-прежнему нравится унижать меня и оскорблять, - вздыхает Эмма.
Мы единственные, кто рискнул сесть на улице. В самом углу, подальше входящих и выходящих посетителей. Я отодвигаю стул и сажусь на свое место. Вэй вяло ковыряется в салате. Бифштекс распространяет в воздухе аппетитный аромат, но я не хочу есть. Отступник видимо тоже. Его блюдо стоит нетронутым.
- Джен звонил? – спрашиваю я.
- Нет, - Вэй поднимает на меня глаза. – Какие наши действия?
- Поживете у меня несколько недель, - это единственное, что я могу предложить.
- Ясно, - голос Вэй звучит холодно, отчетливо и отстранённо. – У вас медовый месяц?
Удивительно, но я все еще обращаю внимание на ее горько сжатые губы и выступившие на скулах алые пятна.
- Командировка, - отвечает вместо меня Эмма и кладет свою ладонь на мою руку.
Слишком интимный жест. Заставляю себя сидеть смирно, не смотря на дикое желание стряхнуть ее пальцы. Я ненавижу отца, навязавшего мне супругу, ненавижу Клауса, с его вечными нравоучениями, ненавижу Эмму, играющую роль идеальной жены и главное, я ненавижу доктора Полк, собственную мать.
Официант приносит серебряный поднос с лежащим на нем белым конвертом. Он кладет его на середину стола и бесшумно исчезает. На шероховатой поверхности бумаги мои инициалы. Неужели Клаус нашел способ связаться со мной? Я оглядываю двор, но его нигде нет. Беру конверт в руки и открываю:
Господи, не в ярости Твоей обличай меня
И не в гневе Твоем меня наказывай.
Помилуй меня, Господи, ибо немощен я,
Исцели меня, Господи, ибо потрясены кости мои.[1]
Я не понимаю ни слова. Нет ни подписи, ни объяснений. Нахмурившись, передаю записку Эмме, она быстро пробегает ее глазами.
- Мы должны разгадать загадку? - она смотрит на меня, ожидая, что я всё проясню.
- Похоже на стихотворение, - хмурится Вэй.
- Это покаянный псалм, - как ни в чем не бывало выдает измененный.
Я складываю записку обратно в конверт и кидаю на поднос.
- И?
- До «Изменения» верующие читали по пятницам семь покаянных псалмов. Так они обращались к богу. Молили о помиловании и очищении грехов.
- Не испытывай моё терпение, - медленно говорю я, - Кто его отправил?
- Скажем так, не все из вас отъявленные говнюки.
Я твердо встречаю презрительный взгляд отступника. Во мне поднимается смесь ярости и негодования.
- Вы придумали много оправданий, чтобы чувствовать себя комфортно в своем воображаемом идеальном мире, но правду не скроешь, сколько бы вы не пытались. Похоже вы трое начинаете понимать, что к чему.
Я не успеваю задать вертящийся на языке вопрос, как в ночную тишину врывается оглушительный рев. Он прокатывается по всем улицам протяжным залпом и у меня закладывает уши. Красные огни устремляются в небеса, раскрашивая купол в кровавый цвет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Мы в ужасе подскакиваем со своих мест.
- «Оранжевый код», - выдыхает один из нас.
[1] Псалм 6
Глава 31
Лилит
Я бесшумно двигаюсь вдоль стены, повинуясь какому-то древнему инстинкту. Вокруг меня плотная тишина и неподвижность. Стражников нет. Это радует и злит меня одновременно. Они так уверены, что мы будем смиренно ждать своей участи. Будем подчиняться и покорно соглашаться со всем происходящим здесь, что даже не позаботились о ночной охране.
Я выдыхаю, прежде чем выйти на открытый участок. На потолке камеры, едва заметные глаза, двигающиеся из стороны в сторону. Я стараюсь держаться слепых зон и попадаю в еще один коридор. Мне хватило одной прогулки, чтобы запомнить дорогу.
Остановившись, я прислушиваюсь.
Ничего. Не единого звука.
В ушах только шум моего быстрого сердцебиения и я иду дальше. Вдруг, впереди раздается глухой звук шагов, до меня долетает только эхо, но скоро стражники будут здесь. Я лихорадочно оглядываюсь. Пот выступает на коже холодными каплями. Паника внутри меня разрастается. Заметив небольшое углубление в стене, я быстро протискиваюсь в тесное пространство и моё тело каменеет от страха.
Я ничего не вижу и меня это пугает. Кончиком носа я касаюсь окрашенной поверхности. Дышать становится тяжелее, грудную клетку ломит от желания сделать глубокий вздох. Я ощущаю себя лабораторной крысой, пытающейся спрятаться от скальпеля в маленькой щели. Шаги звучат ближе, мой мозг пытается блокировать страх, но его нити во мне. Внутри. Так глубоко, что я не могу дотянуться до них и заменить ненавистью.
- В следующий раз пойдешь ты, меня они пугают до жути, - совсем рядом произносит недовольный мужской голос и когда он облокачивается о стену, я чувствую запах его пота вперемешку с дезодорантом, - С тебя кофе, - еще чуть-чуть и стражник меня заметит.
Я зажмуриваюсь, сглатывая подступивший к горлу мерзкий комок тошноты.
- Ладно, - со смехом соглашается второй, - Очередность надо соблюдать, - я слушаю их удаляющиеся шаги, пока не становится очень тихо. Несколько секунд я выжидаю.
Появится ли кто-то еще?
Никого.
Я осторожно выбираюсь из своего укрытия и спешу к выходу. В голове бьется только одно слово. Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста. Я не знаю, кого я молю о помощи и кто должен меня услышать.
Иисус? Кришна? Мухаммед? Или Будда?
Катастрофа заставила всех забыть о Боге. Перворожденные создали свой идеальный мир. Свою религию и свои пороки. Оставив нам только страдания и боль.
Открыв дверь, я выскакиваю наружу. Порывы холодного воздуха почти сшибают меня с ног. Я поднимаю голову и смотрю в сторону сторожевых башен. Внутри тускло горит свет и я различаю силуэты вооруженных стражников. Огни прожекторов лениво разбивают темноту. Но ни один из них не направлен на парадный вход.
Пригнувшись, я спешу к высоким воротам, сразу за ними сосновая роща и свобода. Какой-то звук заставляет меня резко остановится и скрыться в тени голубоватых елок. Мой пульс ускоряется и я прислушиваюсь. Постукивание повторяется и я быстро оглядываю двор.
Всё мое тело немеет от страха.
В тени деревьев скрываются пять или восемь собак. Не знаю точно, сколько их. Они увлеченно поедают свой ужин, гремя тарелками. Натренированные мускулы лоснятся в свете луны. Тела, созданные убивать и калечить.
Теперь слова стражника приобретают совсем иной смысл. Они и меня «пугают до жути». Я продолжаю медленно пятиться к воротам. Только бы они не услышали отчаянный грохот моего сердца. Только бы…
Один из доберманов резко вскидывает голову и принюхивается. Я почти не дышу. Он поворачивает морду ко мне, в оскаленной пасти блестят острые клыки, глаза яростно сверкают в темноте и я вынуждена повернуть назад.