Читать интересную книгу История военного искусства - Ганс Дельбрюк

 Строптивость ландскнехтов никогда не могла быть окончательно сломлена, ибо всегда наступал момент, когда армию распускали и права начальников аннулировались. Подчинение являлось лишь временным самоограничением, а не жизненной привычкой. Но когда полки приобрели устойчивый, постоянный характер, дисциплина получила совершенно новую основу. Уже в Тридцатилетнюю войну, при всей распущенности наемных банд в отношении внешнего мира - окружающего населения, все же внутри них наблюдалось сильно развитое господство начальственной иерархии и действительная дисциплина, порожденные неумолимыми законами самой войны, и эта дисциплина не только продолжала сохраняться в мирное время, но становилась все более и более суровой. Мы уже видели, как Мориц Оранский снова, если можно так выразиться, открыл и разработал до степени подлинной техники искусство обучения солдат; а шведы переняли у него это искусство. Эта техника все более и более совершенствовалась и использовалась в целях окончательного утверждения авторитета офицеров и подчинения солдат воле начальства. Хождение в ногу, ружейные приемы, церемониальный марш, точность караульной службы, стрельба залпами, правила отдавания чести - все это являлось средством приучить волю солдата подчиняться воле начальника. Однако обучение воинской части требует большого труда и сильных средств. Сначала, как то уже отмечал в 1607 г. Дилих, надо было дать одиночное обучение каждому солдату, а затем уже обучать всю часть: взвод, роту, батальон и более крупные объединения. Первый строевой устав (Exercierreglement) в Германии составил ландграф Мориц Гессенский. Уже Валльгаузен ("Военное искусство в пехоте", стр. 70) наставляет: "...когда человеку сказано и раз и два как он должен становиться, а он все-таки этого не делает, то тут поможет добрая лупка; ибо кто не хочет усвоить себе этого без побоев, пусть усваивает через побои". Видимо, и тогда дело велось довольно сурово, ибо уже и Иоганн Нассауский находит необходимым отметить, как дурное обыкновение, когда во время учения наказывают по усмотрению либо палкой, либо хлыстом: наказывать следует только командной тростью или "скипетром" (scepter); при этом, можно ожидать, будет меньше злоупотреблений50.

 Фридрих-Вильгельм I предписывает в своем регламенте 1726 г.: "Новобранец раньше двух недель не должен нести ни караульной службы, ни какой-либо другой; за это время его надо обучать, дабы он мог служить; и чтобы новобранец с самого начала не впал в уныние и страх, но приобрел любовь и охоту к службе, его следует учить добрым, ласковым словом, без брани и ругани; не следует также сразу налегать на новобранца с учением, а тем более - бить его или подвергать какому-либо дурному обращению, в особенности если он непонятлив или иностранец". Фридрих Великий однажды категорически писал51: "...во время учения никого нельзя ни бить, ни толкать, ни ругать... солдат обучается терпением и методичностью, но не побоями". Но дальше он продолжает: "...когда же солдат пускается в резонерство или не хочет делать что ему велят, или лукавит, тогда ему следует всыпать фухтелей, но в меру". Но в действительности, как явствует по всем данным, во время учения били жестоко. Однако нет более ошибочного представления, чем утверждение, будто такая муштра была лишь бесполезной забавой. Капитан, который довел свою роту до того, что она была готова в каждый миг реагировать на его приказания движениями каждого своего члена, мог рассчитывать и на то, что по его команде она пойдет и в неприятельский огонь; при этом на точности движений рот построены были те тактические эволюции, которые давали победу полкам Фридриха.

 В тактические единицы, крепко скованные дисциплиной и муштрой, можно было вливать и людей, не особенно отличающихся своей доброй волей; им приходилось слушаться команды офицера и проделывать все вместе с другими. Чем дисциплина становилась лучше и чем больше на нее можно было полагаться, тем меньше цены стали предавать доброй воле и другим моральным качествам рекрутов. Таким образом, различные свойства постоянной армии взвинчивали, так сказать, друг друга вверх: масса впитывала элементы, сами по себе не воинственные и враждебно настроенные; дисциплина делала их пригодными и давала возможность ставить в строй все большее количество таких элементов; но чем материал становился хуже, тем, в свою очередь, нужнее для него являлась твердая форма - дисциплина, которая почти заставляла отдельную личность расплываться в тактической единице. Учение и муштра порождали дисциплину, а дисциплина давала возможность достигать четкости и виртуозности строевого учения, доводимых все дальше и дальше до крайних пределов и обращавших отдельного солдата в часть машины, которую можно было произвольно переставлять и обращаться с нею как с таковою. Даже те, кто первоначально были завербованы совершенно против их воли, хотя бы путем обмана или грубого насилия, часто привыкали к такому существованию и более или менее усваивали себе дух и честолюбие своей воинской части.

 Всей строгости дисциплины был подчинен в прусской армии не только рядовой, но и офицер. Когда после сражения при Мольвице молодой король произвел различные реформы в армии, в частности - в кавалерии, он действовал с такой строгостью, что более 400 офицеров были принуждены подать в отставку52.

 Сам Фридрих свидетельствует, да и события подтверждают, что несмотря на все эти ненадежные и скверные элементы, все же и у простых рядовых его армии имелось сильное представление о воинской чести. Он рисует свою армию в своих "Генеральных принципах" следующим образом: "Наши войска столь превосходны и ловки, что они строятся в боевой порядок в мгновение ока; они почти никогда не могут быть застигнуты врасплох неприятелем, так как их движения очень быстры и проворны. Если вы хотите вести огневой бой, то какие войска могут развить такой сильный огонь, как наши? Враги говорят, что чувствуешь себя как бы перед разверзшейся пастью ада, когда приходится стоять перед нашей пехотой. Если вы хотите, чтобы наша пехота повела атаку без выстрела, в штыки, то какая пехота лучше ее твердой поступью, не колеблясь, пойдет на противника? Где вы найдете большую выдержку в минуту величайшей опасности? А если нужно сделать захождение плечом, чтобы ударить неприятелю во фланг, то этот маневр выполняется мгновенно и завершается без малейшего труда".

 "В стране, где военное сословие является первейшим, где цвет дворянства служит в армии, где офицеры - люди родовитые, где сами жители страны - сыновья ее горожан и сыновья ее крестьян - солдаты, можно быть уверенным, что при таком составе войск у него должно быть чувство чести. И надо сказать, что в них оно сильно, ибо я сам видел, как офицеры предпочитали лечь на месте, чем отступить; не говоря уже о том, что даже рядовые не терпят в своей среде таких, которые проявляют известную слабость и которых в других армиях, конечно, не прогнали бы со службы. Видел я и тяжело раненных офицеров и солдат, которые, несмотря на это, не покинули своего поста и не захотели уйти, хотя бы для того, чтобы дать перевязать свои раны".

 В наше время нам трудно отделаться от представления о солдате как о молодом человеке. В старой прусской армии приблизительно половина армии состояла из людей старше тридцати лет, немало солдат имели более 50, а некоторые - даже более 60 лет. Средний возраст унтер-офицеров можно определить в 44 года53.

 Рост постоянной армии в мирное время навел на мысль сократить часть расходов путем отпусков; при Фридрихе-Вильгельме I этот прием был разработан систематически и постепенно получил развитие. Не только отсылали домой местных жителей, но освобождали и иностранцев от службы в качестве фрейвахтеров (свободных от караульной службы); последние искали себе какое-нибудь гражданское занятие, так что Фридрих-Вильгельм I в своем регламенте старается принять меры к тому, "чтобы они не забыли своего ремесла, остались солдатами и не превратились снова в крестьян или горожан". Лишь на период строевых учений, с апреля по июль, армия действительно была в сборе. В остальное время те, кто оставались под знаменами, были заняты преимущественно караульной службой54.

 Одну из существенных черт постоянных армий, сложившуюся во второй половине XVII века, составляет резкая грань между рядовыми и корпусом офицеров; мы уже познакомились с ней во французской армии. В Пруссии она была еще резче, чем во Франции, поскольку здесь офицеры из буржуазии встречались еще реже, чем там, а переходная ступень "officiers de fortune" (зауряд-офицеры) не существовала. Путь, которым это резкое разделение внутри вооруженной силы постепенно выработалось, требует еще дальнейших исследований55.

 Первоначально слово "офицер" охватывало более широкую категорию людей; в нее входили и унтер-офицеры и даже музыканты. Затем появляется разделение, заключающееся в том, что унтер-офицеры относятся к тому же социальному классу, как и рядовые, а над ними выделяется офицерский корпус в современном смысле этого слова, почти исключительно состоящий из дворян.