— Понятно, я тебе со своей ногой могу быть мало чем полезен. Советую постричься наголо, не брейся, как можно дольше. Будет неплохо, если сможешь раздобыть очки-пустышки.
— Пустышки?
— Да. Без диоптрий. Не бери солнечные. Во-первых это пошло, во-вторых они особенно ментов привлекают.
— Спасибо за советы, очки без диоптрий это можно. У Теминого отца в фотолаборатории такие есть. Просто я пока туда не хочу ходить. Вдруг менты пасут.
— Ну и что что пасут? Ты ментов-то не бойся, а то сразу себя выдашь. Люди невнимательны, менты тоже люди. Хотя это, как посмотреть. Чем естественнее и спокойней ты себя будешь чувствовать, тем сложнее им будет тебя найти. А вообще, если у тебя есть где перекантоваться, то заляг на неделю на дно.
— На неделю? А как же ваши одесситы? У меня завтра срок выходит.
— А что? У тебя по складам есть новости?
Новости у меня конечно есть, но я бы хотел пока не рассказывать.
— Мне нужно найти женщину, грохнувшую адвоката. Найду женщину — найду склад. Вы можете мне дать телефон ваших одесситов для связи?
— За «Одессу» не беспокойся, я улажу вопросы. Ты уверен, что сможешь узнать про склад? Телефон тебе знать опасно. Держи связь через меня.
— Вот возьми, мне без надобности. А тебе пригодится.
Он протянул мне несколько купюр.
— Нет не могу.
— Бери, дурень, это тебе за спасение моей ноги. От сердца. Моя благодарность. А нет, так, если захочешь — потом вернешь.
Я подумал, кивнул, взял деньги и тоже посмотрел на небо. Не хотел давать ему читать свои мысли.
Эх, дядя Толя. А у нас все так хорошо начиналось. Могли бы подружиться несмотря на то, что ты киллер, а я спасатель.
Мы оба бывшие. Видишь, даже знакомые у нас имеются.
Похоже, что ты всё же хочешь меня подставить. Не хорошо. А деньги мне сейчас действительно нужны.
— Ну, я пошел. Спасибо дядя Толя. Пойду стричься налысо.
— Постой, где тебя найти в случае необходимости?
— Как говорят в дешевых фильмах: я сам вас найду.
Анатолий посмеялся. Ему хотелось, чтобы его смех показался искренним. Не получилось.
— Ну бывай. Появляйся почаще.
— Выздоравливайте.
Я покинул больницу через тропинку в сквере, и направился в сторону парикмахерской. Анатолий был прав — немного изменить внешность мне не помешает.
В ближайшей парикмахерской у колхозного рынка я сделал за пятьдесят копеек очень короткую прическу «полубокс» у старого скучающего парикмахера.
Когда я выходил, то увидел, как небольшая группа, состоящая из трех или четырех цыганских женщин с детьми на руках ходит между машинами на автомобильной стоянке. Цыганки предлагали погадать.
Получая отказ, они заглядывали в окна и начинали просить милостыню.
Они мелькали своими пестрыми юбками.
Чуть поодаль на тротуаре стояла еще одна большая группа цыганок с детьми постарше. Они все вместе были похожи на небольшой табор.
Один из цыганят, лет пяти от роду, подошел ко мне. Я сразу узнал его и приветливо помахал ему рукой.
Он нахмурил брови и не узнал меня. Я вспомнил, как он и схватил меня своим кулачком за указательный палец в поезде и ласково, попросил рубль.
А потом, когда я сообщил ему, что у меня нет рубля, сходил к своим родителям и принес мне.
Я улыбнулся ему.
— Ну как у тебя дела,брат?
Цыганенок смотрел на меня своими большим черными глазами, хлопал ресницами, молчал.
Судя по всему, пытался понять, что можно с меня получить.
Он вдруг отпустил свою руку в карман и извлек из него зеленое бутылочное стекло. Это было дно бутылки, острые края которого, были отполированы морем. Само стекло сохранило свою прозрачность и представляло из себя выпуклую линзу.
Цыганенок быстрым движением приложил стекло к глазу, сквозь которое смотрел на меня.
— Что это?
— Продаю.
— Сколько?
Он немного подумал о том, как определить справедливую цену, а потом выпалил:
— Рубль!
Видимо, это была какая-то универсальная мера ценности в его мальчишечьем сознании.
— Пятьдесят копеек.
Он коротко и сердито мотнул головой, гневаясь на мою попытку поторговаться.
— Говорю — рубль! — цыганенок деловито убрал стекло.
— Ну хорошо, хорошо. Держи, — я полез в карман и достал мятую бумажную рублевую купюру.
— Отец твой здесь?
Мальчик не понял вопроса.
— Дадо твой где?
Он кивнул и довольный успешной сделкой со мной, побежал вприпрыжку к старшим детям ошивающимся в проходах поблизости машин.
Он остановился у мальчика постарше, показал на меня и что-то сказал тому на ухо.
Старший отправился к группе стоящих женщин. Подойдя к девочке лет одиннадцати что-то коротко сказал ей, тоже указывая пальцем в мою сторону.
Она посмотрела на меня, кивнула и куда-то направилась. Я быстро потерял ее из виду.
Вернувшись через минуту она подозвала младших мальчиков и видимо велела передать информацию.
Самый младший мальчуган внимательно выслушав девочку, так же вприпрыжку примчался ко мне обратно. Он остановился возле меня и произнес всего одно слово:
— Жди, — цыганенок посмотрел мне в глаза, потом потерял интерес и скрылся среди толпы.
Минут через пять я услышал голос сзади:
— Ром, здравствуй как ты? Ты меня искал?
Я не сразу понял, что кто-то обращается ко мне. Я обернулся и увидел моего старого знакомого цыганского барона из поезда.
Все те же кровяные белки и чернюшная густая борода. Сегодня он был в фетровой шляпе и широченных кирзовых сапогах. Но теперь его чёрные штаны не были увешаны цепочками и брелками.
— Здравствуй, Цыган. Вот случайно твоих ребятишек увидел, решил расспросить не тут ли их отец.
Я слегка кивнул ему, он ответил тем же.
— Зачем расспросить?
— Если честно, не знаю. Увидел детей и подумал, что может ты знаешь ответ на один вопрос.
— Моя жена сказала, что хороший Ром снова у нас на дороге повстречается.
— Вы проездом?
Цыган не ответил. Да, он прав, мой вопрос для него звучал странно. Они всю жизнь «проездом». Кочевой народ. Никогда не останавливаются.
— Жена сказала, что тебе совет нужен. Спрашивай. Похоже, что ты только из казенного дома вышел.
— Вы что меня у милиции видели?
Он снова не ответил. Слово корил меня за глупый вопрос.
— Хорошо. Не буду про милицию. Скажи, где бы ты искал человека, если не знаешь, где его искать.
— Если тебе очень нужен человек, то не нужно его искать, Бог тебе сам его приведет.
— Бог?
По глазам Цыгана я понял, что ответа на последний вопрос я не дождусь.
— Ладно. А где бы ты повторно перепрятал украденный товар, за которым все бегают и хотят его найти?
— Про товар не знаю. Знаю, как прятать деньги.
Да елки-палки я же не про деньги его спрашиваю! Чуда не случилось. Женщину в красном вряд ли ко мне приведут.
И по складу Солдатенко Цыган вряд ли что-то подскажет. Но все же я решил дослушать и идти дальше.
— Расскажешь?
— Был у меня в таборе ром. Хороший цыган, но слишком добрый. Его жена и дети не боялись. Совсем. И все деньги, которые он прятал, жена всегда находила. Нюх у нее был на деньги, как у жеребца на кобылу. За два километра чувствовала. Где бы он не прятал, в своей одежде, шляпах, под полом сундука снизу, в бутылках, в чемоданах. Хотел ром коня себе купить, только деньжат наберет, жена найдет и потратит. Обозлился ром, пришел к самому старому цыгану совет спрашивать. А тот смеется и говорит, мол, А где твоя жена сама деньги прячет? Он отвечает, что в юбках, для приданого дочери. Старик говорит и ты там же прячь, на видном месте, только сшей себе отдельный пояс на нижнюю юбку.
Цыган засмеялся. Я не очень понял эту цыганскую мудрость, но поблагодарил его. Попрощался.
Посмотрел на мальчишек, через только что купленное зеленое стекло, они разбежались в рассыпную не желая быть объектом изучения.
Видимо, быть увиденным сквозь бутылочное дно что-то означало в их системе цыганской метафизики. Цыган проводил меня взглядом.