Я вспомнил про особую гордость грузинов, которую они испытывали за своего самого знаменитого земляка.
Сев на скамейку, я разглядывал вновь прибывшего знакомого и размышлял стоит ли показывать милиционерам то, что мы знакомы.
Ответ очевиден — нет. Теймураз вел себя так будто вообще не замечал моего присутствия. Он зашел и сел на соседнюю скамейку, уставился в пол, положил локти на бедра, свесив руки.
Сухишвили совершенно не смотрел на меня. Я посмотрел на милиционеров неторопливо запирающих замки.
Один стоял, опершись плечом о стену, сложив руки на груди. Он лениво глядел в нашу сторону, но его интерес был скорее праздный, нежели профессиональный.
Второй обернулся к коллеге.
— Пошли?
Тот кивнул.
— Смотрите тут у нас, не бузите.
Он повернулся посмотрел из под нахмуренных бровей зачем-то погрозил указательным пальцем.
Я безучастно лег обратно и укрылся курткой. В коридоре в тишине противно дребезжала лампа днневного света.
Сухишвили тихо, почти шепотом заговорил
— Ну, здорово, Бодров.
— Здравствуй, Теймураз.
Я понимал, что вероятность того, что мы случайно здесь оказались вместе в обезьяннике минимальна.
Все же, мой опыт, состоящий событий в прошлой жизни и в настоящей, подсказывал, что всё у таких «совпадений» есть причина.
Осталось набраться терпения и узнать ее.
Теймураз продолжил. Я отвечал лежа, не меняя позы и глядя в потолок.
— Давно тут сидишь?
— Да как сказать? Вроде недавно, часа два, но такое ощущение что месяц прошел.
— Привыкай, старшие пацаны рассказывали, что в тюрьме время тянется очень долго. Они говорят, что это и есть настоящее наказание.
— А я, если что, не собираюсь тут задерживаться, Теймураз. Зачем мне привыкать к тюремным порядкам и философии? Я скоро выйду.
— С хрена ли ты решил, что тебя менты выпустят? Лучше не настраивайся, чтобы потом не расстраиваться. Как говориться, чтобы не разочаровываться — нужно не очаровываться.
— Ну как с хрена. Я просто знаю, что я не виноват в том, в чем меня могут подозревать. Они разберуться и выпустят.
— Все говорят, что не виноваты. Не будь таким наивным, думаешь ментам есть дело до справедливости? Они плевать хотели. Знаешь, сколько людей невинных по тюрьмам сидит?
— Сухишвили, — я приподнялся на локте и обернулся в его сторону, — ты пришел мне мозг компостировать?
— Странный ты человек, Бодров. Я к тебе со всей душой, поддержать тебя хочу, от ошибок уберечь, а ты огрызаешься. В чем тебя подозревают?
— Тайна следствия, Теймураз. Прости по-братски, не могу сказать за что. Ты же знаешь, что тут даже стены, вооот такие, — я показал руками большой размер, — уши имеют. Насчет души и ошибок: сам-то, как попал сюда?
Мне перестал нравиться его назидательный тон и ход разговора поэтому я решил сменить тему обсуждения.
Теймураз резко встал. Мне ошибочно показалось, что он вспылил и собирается драться, поэтому я вскочил ему навстречу. Мы стояли лицом друг к другу и смотрели в глаза.
Он медленно наклонился к моему уху и тихо произнес.
— Я тут из-за тебя. Мне кое-что нужно тебе передать.
— От кого? — спросил я его так же тихо.
Он назвал имя отчество отца Маши.
— От Павла Николаевича. У вас ситуация резко поменялась.
— С чего мне тебе верить?
— Что ты, как ёж, сразу иголки вперед выставляешь? Я между прочим, мог бы и не помогать, а спать дома в теплой кроватке, под одеялом.
— Что же не остался в кроватке.
Он опустил голову. Посмотрел куда-то в сторону.
— Должок у меня перед тобой? Не мог не прийти.
— Должок? — я удивился.
— Да, ну помнишь товарищеский, комсомольский суд?
— Это где меня из комсомола исключили? — я кивнул головой, — ну помню и что?
— Тебя несправедливо судили и исключили, и ты, и я, мы оба это прекрасно знаем. Я хочу исправить это между нами.
— Что совесть заела?
Я показал рукой на скамейку, на которой только что лежал, и жестом пригласил его сесть. Не шептаться же всю ночь стоя.
Он кивнул, сел рядом расположив руки по бокам и держась за край скамейки. Ноги его были скрещены, а голова опущена.
— Ну типа того.
— Так я приходил же к тебе, по-моему, мы эту ситуацию между нами решили. Единственное, ты мне так и не сказал, кто меня бил по затылку. Я потом у Вики узнал, что это был Корольков. Так, что я зла на тебя не держу.
— Вика не все видела…
— В смысле не всё?
— Ударов было два.
— Что значит два?
— Первым я тебя бил, Вика в это время отвернулась. Ты поплыл, но устоял на ногах. Вторым добивал Корольков, мне показалось, что мы тебя убили.
Было заметно, что эти слова давались ему с огромным трудом.
Он продолжил:
— Я часто видел тебя во сне. Поговорил с братом, он не понял. Поговорил с мамой, она сказала, чтобы я попросил у тебя прощения. Меня всегда учили, что мужчины, а грузинские мужчины тем более, не извиняются. Но все же… Прости меня Бодров, за то, что ударил тогда тебя сзади. А потом на товарищеском суде не сказал правду по меня и этого говно — Корольков.
Наступила пауза.
— Принято. Я принимаю, твои извинения. Можешь больше не переживать, в комсомоле я восстановился, а моя голова даже стала лучше варить. Ты реально попал в милицию в КПЗ, чтобы просить прощения?
— Нет, но это связано. Я же сказал, что в долгу у тебя. Машин отец передал тебе, что вам назначили другого следователя и этот следователь ваш враг.
— Что значит вам? Мне и Маше?
— Нет, Максим, все идет намного хуже, чем ты думаешь.
Я нахмурился повернулся к Сухишвили. Он все еще смотрел в пол, устланный грязно оранжевой метлахской плиткой.
— Что хуже? Ты объясни по-человечески.
— Арестовали твоих друзей, Тёму, Бойкова и Рыбникова.
— Как арестовали, почему?
— Официант и бармен из ресторана «Сказка» дали показания, что вы следили за адвокатом. Менты первом делом поехали в сказку, потому что этот адвокат там ужинает каждый вечер. Вы же следили за ним, так?
— Продолжай.
— Бармен рассказал, что вы очень странно себя вели выспрашивали про крайслер и его владельца. А швейцар показал, что вы все пришли вместе одной толпой. Потом также резко вышли, когда, адвокат покинул «Сказку»
— Так.
— А дальше менты между собой решают, что вы зная, что адвокат далеко не бедный человек решаете грабануть его. Из квартиры пропали существенная сумма и ценности.
— Бред же.
— Почему, со стороны все кажется логичным. Вы зачем за адвокатом следили, а потом в квартиру поперлись? Вы же были в квартире?
Я не ответил на вопрос.
— Это неважно. Там нет ни одного нашего отпечатка.
— Подумаешь, тоже мне алиби. Зима, вы вполне могли быть в перчатках. Соседи видели, как ты был с девушкой, она утверждает, что девушка выносила деньги и ценности.
— Она не могла этого видеть, потому что мы не выходили из квартиры, после того, как вошли.
— А значит вы все же вошли? — Сухишвили повернул голову в мою сторону.
Они видели другую девушку, уходящую из квартиры, но вполне могли принять ее за Машу. Я не стал отвечать на вопрос Теймураза, нас, действительно, могли подслушивать.
— Что еще передал Павел Николаевич?
Он вздохнул.
— Вообщем, адвокат был как-то плотно связан с громкими делами, полугодовой давности. Помнишь глава городка исчез? Ветров его фамилия?
— Да помню, как адвокат с ним связан?
— Не знаю. Но шухер поднялся огромный, все на ушах стоят. Забегали, как тараканы. Тебе тут не видно, а там, — он указал на коридор ведущий в отделение, — всех ментов из постелей подняли.
— Зачем?
— Я не знаю. Ветровым занимался «важняк».
— «Важняк»?
— Да, следователь по особо важным делам. Так вот, он вылетел из Москвы. Местных следаков всех отстранили. Этот адвокат, знал что-то такое, из-за чего такой сыр-бор. Вас вместе с твоими пацанами будут вести следователи из Москвы. Считается, что вы убили адвоката, а может быть и самого Ветрова.