– Подумайте только, друг мой, – часто говорил он ей, – если эти люди прогонят нас отсюда, куда мы пойдем и как сможем заработать на достойную жизнь для нас и наших детей?
А надо сказать, что в семье пастора росли две девочки: его собственная дочь, девятилетняя Элизабет, и племянница Абигайль Вильямс, которой уже исполнилось двенадцать.
Если бы бедняга пастор мог догадаться, какие мысли роились в белокурых головках этих с виду невинных девчушек, он бы без промедления собрал вещички и бежал бы из Салема куда глаза глядят, поскольку дьявол, не спросив у него позволения, уже поселился в его доме. И, надо сказать, язычок миссис Паррис к этому был нисколько не причастен – опасным оказался язык Титюбы…
Кузины вместе с двумя задушевными подружками Энн Патнем и Мэри Уолкот часто приходили на кухню в отсутствие хозяйки, чтобы послушать таинственные истории, которые рассказывала негритянка, выуживая их из неисчерпаемого источника своей памяти.
– Когда на небе появляется луна, в густой лесной чаще просыпается Великий дух. Он вселяется в людей, которые туда забредают, и тогда перед ними открывается таинственный мир…
Четыре пары глаз завороженно впивались в широкое лицо рассказчицы, которая то приглушала, то, наоборот, заставляла звучать громче свой глубокий бархатный голос, словно обволакивая им своих слушательниц. Глаза их жадно блестели – особенно глазки чрезвычайно впечатлительной Энн Патнем, а также Мэри Уолкот, которая в свои четырнадцать лет мечтала о жизни гораздо менее суровой. Ей хотелось носить яркие платья из шелка и бархата и жить в городе среди множества людей и развлечений.
В этом краю, где, казалось, каждый камень источал скуку, Титюба являлась для четырех девочек единственным источником впечатлений – вдобавок тайным, а потому особенно ценным.
В рассказах негритянки древние африканские предания причудливо сплетались с описаниями загадочных обрядов. Шурша юбками, она выдавала девочкам обрывочные сведения из африканской магии, а когда чего-нибудь не знала, призывала на помощь свою богатую фантазию, нисколько не заботясь о том, какое воздействие оказывают ее рассказы на юные создания. Титюба приоткрыла им завесу над весьма двусмысленными обрядами жителей африканской саванны, чем до крайности распалила воображение девочек.
Рассказы негритянки, фантастические и чаще всего жуткие, в конце концов довели Энн Патнем до нервных припадков, во время которых она падала на пол, кричала и билась в конвульсиях. Девочки чрезвычайно заинтересовались этой особенностью своей подруги, а однажды такой припадок застал сам Самюэль Паррис, и вскоре Энн оказалась в центре внимания всего селения. Когда у нее начинался припадок, все окружали ее, пытаясь осмыслить произносимые ею бессвязные слова, а когда она стихала, все бросались ухаживать за ней. В скором времени Энн стала самой почитаемой обитательницей Салема – столь сильное впечатление производила на окружающих ее болезнь, доселе невиданная в этих краях.
Теперь подруги откровенно завидовали Энн.
– Чем я хуже ее? – как-то раз сказала Абигайль своей кузине. – Пожалуй, я тоже попробую!
И вот однажды вечером она тоже попыталась покататься по земле; нетрудно догадаться, что ее примеру тотчас последовали остальные девочки…
Жители селения растерялись, а Натаниэль Ингерсол, помощник пастора и по совместительству трактирщик, уверенно заявил, что все четыре девочки наверняка одержимы дьяволом.
– Дьявол явился в Салем! – замогильным голосом провозгласил он. – Нужно отобрать у него добычу!
Все поддержали его: простые и необразованные жители Салема, разумеется, не могли отличить медицинских симптомов истерии от случаев симуляции этой болезни. Для них было ясно только одно – дьявол явился, и его надо изгнать. И они принялись за дело…
Разумеется, прежде всего допросили Титюбу. Допрос происходил в трактире Натаниэля, временно превращенном в зал суда. Негритянка, как могла, защищалась от предъявленных ей обвинений и, стремясь спасти свою шею от веревки, в свою очередь, обвинила в колдовстве двух бедных женщин, проживавших в жалких хижинах неподалеку от фермы Патнемов, родителей Энн. Это были две старушки, совершенно безобидные и уже наполовину выжившие из ума: Сара Гуд и Сара Осборн.
Четыре девочки с радостью подтвердили слова Титюбы: им совершенно не хотелось лишаться своего лучшего развлечения. С редкостным единодушием они катались по полу и вопили о том, что несчастные старушки хотели затащить их на шабаш и заставляли подписать договор с дьяволом. После таких убедительных свидетельств обе Сары были отправлены в старый форт, который когда-то был возведен для защиты от индейцев, но недавно его решили переоборудовать в тюрьму.
Однако Титюбу это не спасло: оказавшись в центре внимания, негритянка заявила, что ее покойная матушка была лучшей колдуньей Барбадоса. Стоит ли говорить, что ей тут же пришлось составить компанию двум своим жертвам.
И все-таки не все в Салеме были одурачены четырьмя девчонками. Среди тех, кто находил их поведение более чем странным, была Марта Кори – состоятельная фермерша, снискавшая всеобщее уважение.
– Мне кажется, что лучшим лекарством для наших одержимых является пучок свежих розог, – как-то сказала она.
О, неосмотрительная Марта! В следующее воскресенье, прямо посреди проповеди, Абигайль грохнулась на пол между рядами скамей и завизжала, чтобы от нее убрали эту гадкую фермершу Кори, поскольку из-за нее она терпит страшные муки. С громкими воплями она утверждала, что на голове Марты Кори сидит страшная желтая птица и, когда Абигайль проходит мимо, слетает и клюет ее.
Несмотря на все свои протесты, Марта Кори присоединилась к трем узницам форта…
Тем временем Самюэль Паррис чувствовал себя крайне неуютно, поскольку сознавал, что является ответственным за разыгравшуюся драму: ведь именно он привез в эту глушь Титюбу. Со своей кафедры он пытался успокоить распаленные умы паствы – однако паства совершенно не желала успокаиваться. Более всех разошелся помощник пастыря, видевший во всем случившемся руку Сатаны и с жаром вещавший об этом за стойкой своего трактира при большом стечении окрестных любителей пропустить стаканчик.
Дело в том, что не так давно Натаниэль пристально следил за судом над ведьмами, проходившим в Бостоне, столице штата. Героем суда стал преподобный Коттон Мэзер – великий охотник на ведьм; сей ревнитель веры господней произвел на кабатчика неизгладимое впечатление. Коттон Мэзер, личность весьма мрачная и крайне ограниченная, не раз участвовал в подобных процессах в Европе. Прибыв в Америку, он поспешил предоставить своим новым согражданам возможность воспользоваться его еще не остывшим опытом.