Он смотрел на лицо девочки, черты которого ещё вчера показалось ему удивительно гармоничными. Очень светлые глаза в обрамлении тёмных пушистых ресниц, высокий лоб, такой гладкий и белый как мрамор, розовый улыбчивый рот и маленький, тонкой лепки нос с круглыми ноздрями.
Идоменей, как истинный эллин, был уверен, что внешняя красота является отражением красоты внутренней, и это прелестное дитя никак не может иметь дурного нрава.
— А ты, господин, ты уметь шить? Что ты уметь, господин, скажи.
Идоменея развеселил наивный вопрос. Действительно, какими навыками он обладает, чтобы заинтересовать этого ребёнка.
— Смотри, — он указал ей на стол с письменными принадлежностями. — Ты знаешь, что это?
— Письмо мальчикам?
— Что? Мальчикам? — не сразу понял мужчина. — А! Ты, наверное, видела, как твоя госпожа пишет письма нашим сыновьям.
Федра действительно почти каждый день писала детям, несмотря на то, что письма удастся отправить в Афины только весной.
— Письма можно писать кому угодно, — начал объяснять Идоменей, — и не только письма. Обладая навыками письма и чтения, можно сочинять, описывать какие-либо события, изложить в письме свои мысли…, - он осёкся и подумал, стоит ли объяснять это маленькому ребёнку, тем более, девочке, родившейся и выросшей среди дикарей.
Но, к его удивлению, маленькая рабыня слушала его внимательно, она даже подошла ближе, чтобы хорошенько разглядеть, что написано в свитке, но лист был совершенно чист.
— Гектор, — позвал слугу Идоменей, — принеси восковую табличку и костяной стиль.
Когда слуга все принёс, Идоменей, взяв их вы руки, написал — Хиона.
— Смотри, — показал он, — здесь написано твоё имя. Если ты подпишешься им, то получатель письма будет знать, что это послание от тебя.
Девочка с любопытством заглянула в табличку и увидела несколько забавных жучков, которые выстроились в ряд.
— Господин, — сказала Хиона, ткнув пальцем в табличку, — напиши твоё имя.
Идоменей написал своё имя. Девочка заулыбалась, жучков в имени господина было намного больше, чем в её. Наверное, так должно быть, ведь господин старше её.
— Может быть, сама попробуешь?
Хиона только пожала плечами.
— Ну-ка, садись на эту скамью. Табличку держи вот так, стиль возьми в эту руку. Начнём с самой лёгкой буквы, она есть и в наших именах, смотри, — Идоменей нарисовал тонкую закорючку, — буква называется иота.
Девочка осторожно черкнула стилем по мягкому воску и глазам не поверила — получилось.
— Отлично! — похвалил Идоменей.
— Теперь давай возьмём букву посложнее, например — ни. Эта буква тоже есть и в твоём, и в моём имени.
Эта буква далась Хионе сложнее, верхние концы буквы широко разъехались, а нижние никак не хотели соединяться, оттого буква получилась огромной и заняла всё свободное пространство таблички. Маленькая рабыня покраснела и досадливо закусила губку. Она бросила быстрый взгляд на господина и виновато опустила глаза.
— Не расстраивайся. Для того, чтобы бегло писать, нужно много тренироваться. Поэтому, если хочешь научиться, то я буду давать тебе уроки. Ты можешь приходить ко мне, когда я в Тритейлтоне.
— Приходить к тебе, господин? — удивлённо спросила Хиона.
— Да, каждый день.
— Меня не ругать ни ты, ни госпожа, ни Галена?
— Никто тебя ругать не будет, приходи.
3.
Невозможно!
Немыслимо!
Все в Тритейлионе с ума посходили из-за этой девчонки. Галена представить себе такого не могла — ладно госпожа Федра… она всегда была слишком добра да жалостлива. Но господин! Строгий, не терпящий бесцеремонного поведения ни от кого, позволяет рабыне приходить в андрон, когда ей вздумается.
Однажды она имела наглость явиться чуть свет и разбудить господина. Но он не рассердился на неё, не прогнал и не наказал.
Учит её грамоте! Зачем рабыне уметь читать и писать, какая от этого польза господам? Раб может стать писарем, секретарём, дослужиться до управляющего, в конце концов!
Самое главное — никакой управы теперь на неё не найти. Ни шить, ни вышивать она не желает, царапает каракули в табличке целыми днями.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
И ещё эта нахалка утверждает, что господин очень смеётся, когда она буквы пишет. Поэтому, чтобы он радовался сильнее, букв надо писать, как можно больше.
Галена негодовала, Клития грустила, госпожа Федра днём вздыхала по сыновьям и беспокоилась о племяннике, а ночью наслаждалась любовью мужа.
Хиона училась строить непослушные буковки в ровные ряды. Идоменей украдкой посмеивался над её детскими уловками — она быстро сообразила, что нужно делать, чтобы ему нравиться, и пыхтела над восковой табличкой, высунув кончик языка от усердия.
Агафокл томился в ссылке в далёкой Ольвии.
Тем временем зима медленно, но неуклонно вступала в свои права. Тонкий ледок у побережья день ото дня утолщался. Тучи почти каждый день поливали землю мелким нудным дождём. За ночь вода превращалась в наледь, поэтому каждое утро два раба приносили в верхний Тритейлион носилки с каменной крошкой и посыпали ею террасу и дорожки в саду.
Федра, не выносившая промозглой погоды, совсем перестала выходить из гинекея, ограничившись прогулками в придомовой галерее. Галена и Клития последовали примеру своей госпожи.
И только Хиона, словно челночок, сновала туда-сюда от гинекея в андрон и обратно. Иногда супруги пользовались ею, как гонцом, передавая друг другу устные и письменные послания, так как Гектор, будучи немолодым, остерегался лишний раз выходить на скользкую террасу.
И вот, наконец, пошёл снег. Крупные мокрые хлопья, плотно укладывались на землю, крыши, террасы и дорожки. Всего за несколько часов внешний мир преобразился до неузнаваемости. Под снеговым покрывалом исчез бассейн, садовые скамьи, ступени лестниц, вазоны для цветов.
Маленькая путешественница, не по своей воле оказавшаяся в чужом краю, пережив много опасностей, наконец, обрела покой и тепло в богатом поместье Тритейлион.
Сумев завоевать любовь госпожи, заручиться покровительством хозяина поместья и обрести подругу в лице молоденькой рабыни Клитии, девочка наслаждалась каждым прожитым днём. Купаясь в ласке и любви, она по мере своих сил старалась дарить радость тем, кого успела полюбить всем сердцем.
А пока в Трителионе идёт снег, снежинки кружатся, словно в заколдованном хороводе, и всё вокруг погружается в искрящуюся снеговую пелену, словно в одном далёком лесу туча зацепилась за самую высокую сосну.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ