— Правда ваша, господин! Странно всё это… Вчера рабыня из гинекея убиралась, но я, клянусь вам, господин, глаз с неё не спускал.
Идоменей раздумывал, ему не хотелось беспокоить жену. Если окажется, что девушка не причём, Федра может обидеться. В то же время, нельзя давать спуску тому, кто украдкой приходит сюда и берёт его вещи…
— Сообщить о пропаже электронов в гинекей? — нарушил молчание слуга.
— Нет, пока нет. Позови ко мне лучше Галену.
Клития с Хионой смотрели, как Галена чуть ли не вприпрыжку бежит к андрону. У них не было сомнений — о пропаже камней уже известно, и скоро в тихом гинекее разразится буря. Хиона не выдержала и, схватив камни, выбежала из комнаты, в след ей неслось: «Куда ты, Хиона?» Девочка сбежала с террасы, потом проскочила лестницу и остановилась у огороженного обрыва, занеся руку для броска. Тогда никто не узнает, что она взяла их, и Клития окажется вне подозрений.
3.
— Не могу в это поверить, господин Идоменей. — Галена стояла напротив сидящего в кресле мужчины. — У нас никогда такого не было…
— Всё бывает в первый раз, Галена. Чтобы этого не повторилось, надо найти и наказать виновника.
— Даже не знаю, как сказать об этом госпоже…
— Не нужно ничего говорить. Проведи расследование, расспроси девушку, которая ходит ко мне убираться. Она должна признаться. Любым способом узнай у неё все.
Голова у Галены после разговора с хозяином Тритейлиона шла кругом. Наступило время обеденной трапезы. В покои Федры вошла Клития, неся на подносе плошки с едой. Служанка так и впилась взглядом в лицо рабыни. А она, то краснела, то бледнела, не в силах скрыть своих чувств.
— Клития, где Хиона? — спросила Федра.
— Она в нашей комнате, госпожа. Спит.
— Спит? Умаялась за утро, бедняжка. Столько дел сегодня переделали…
— Пойти её разбудить, госпожа? Проспит ведь обед, — с притворным участием спросила Галена.
— Нет, не нужно, пусть отдыхает, — отозвалась Федра и вновь обратилась к Клитии: — Милая, ты свободна. Пойди на кухню и пообедай. И скажи кухарке, чтобы оставила что-нибудь для Хионы. Она будет голодна, когда проснётся.
Клития спустилась в пустую комнату. Хиона ещё не вернулась. Может быть, она в саду? Решив проверить догадку, Клития направилась к выходу и в дверях столкнулась с Галеной.
— Проснулась твоя подружка? — кивнула она на пустую постель. — Убежала уже куда-то… плохо ты за ней следишь, Клития.
— Я как раз собиралась её искать.
— Успеешь, — сказала Галена, закрывая дверь. — Поведай мне пока, кто украл электроны из покоев нашего господина.
— Я ничего не знаю…, - пролепетала девушка.
— Не ври! Это твоя подружка стащила камни, а ты её покрываешь! Может, и под кнут вместо неё ляжешь?
— Галена…, - слёзы хлынули из глаз Клитии.
— Плачь, не плачь… Ничто тебе не поможет, если не признаешься! На госпожу не надейся, хозяин строго-настрого запретил вмешивать её в эти дрязги.
— Это я… я взяла псифосы, не знаю зачем…в голове потемнело, пришла в комнату и увидела их в своей руке… хотела вернуть незаметно, но не успела.
— Ну что ж, дурочка, ты сама себе судьбу выбрала. — со злостью проговорила женщина. — После наказания в гинекей ты больше не вернёшься. Если не отправят на рынок, то в поле будешь работать, под палящем солнцем корзины тяжеленые тягать.
— Пощадите! — девушка упала на колени.
Хиона стояла в коридоре и слушала, как в опочивальне рыдала её подруга. На цыпочках девочка вернулась к входной двери и вышла на улицу.
Трудно, совершенно невозможно было заставить себя делать то, на что она решилась. Она страшилась кнута, но ещё больше боялась, что пострадает Клития, та Клития, с которой с самой первой встречи возникла взаимная симпатия, которая любила, жалела её, которая во всём помогала, всему учила, и иногда, совсем немножко ругала.
Хиона раскопала ямку, куда спрятала медовые камешки. Она так и не смогла их выкинуть. Жучок, мушка, паучок… Ноги не шли к андрону, она несколько раз останавливалась, но судьба не дала ей отсрочки, из боковой аллеи в сопровождении слуги вышел хозяин Тритейлиона, путь назад был отрезан.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Вот! — выбросила девочка вперёд руку с камнями, — бери! Не Клита! Я брать камни, я хотеть играть, потом отдать. Вот! — повторила она, не смея от страха поднять глаза на мужчину. — Меня бить! Клиту нельзя! Она не брать камни, не знать, что я брала…Она ругать меня, когда узнать…
Идоменей был в замешательстве. Никто к нему так не обращался. Никто из рабов не заговаривал первым, не подходил на столь близкое расстояние, не тянул к нему руку с выпачканными грязью камнями, которые днём раньше были украдены из его покоев. И уж тем более, никто не решился бы советовать ему, кого наказывать, кого — нет. Если бы это был взрослый раб, то не миновать ему трёпки…
Первым пришёл в себя Гектор:
— Нельзя так разговаривать с господином, глупое дитя.
Идоменей не произнёс ни слова, не посчитал нужным отвечать этой наглой девчонке. Мужчина сделал знак слуге, чтобы тот забрал электроны и повернувшись к маленькой рабыне спиной, неторопливо направился к андрону. Хиона осталась стоять в растерянности, она не поняла. Спасла она Клитию от наказания или нет?
Идоменей перебирал свитки, лежащие на столе, искоса наблюдая, как Гектор моет псифосы, протирает их насухо мягкой тряпочкой прежде, чем уложить в отверстия абака.
Он снова увидел: грязные камни на маленькой ладони, опущенные вниз дрожащие ресницы. Услышал торопливую исковерканную речь. При всей своей дерзости она всё же не посмела поднять на него глаза. Только сейчас он понял, как она его боялась, но всё же пришла, чтобы защитить свою подругу…
— Она смелая…
— Что, господин? — не расслышал Гектор.
— Эта рабыня смелая, — повторил Идоменей, улыбаясь своим мыслям. — И не лишена благородства. Понимая, что её непременно накажут, она призналась, чтобы не пострадал невиновная подруга.
— Что теперь, господин? Кого вы подвергните наказанию?
— Не знаю, — нахмурился Идоменей. — Не хочу быть жестоким, но безнаказанность порождает вседозволенность. — Немного помолчав, он добавил: — Сходи в гинекей. Пусть Галена не трогает девушку, а что делать с маленькой рабыней, я решу позже.
4.
Идоменей, вышел на улицу, и плотнее запахнул халат. Лёгкий морозец бодрил, несмотря на то, что ночь была тихой и безветренной. Голубоватые звёзды мерцали в высоком тёмно-синем небе, молодой рогатый месяц блестел, как серебряный нож. Идоменей смотрел вверх, заворожённый таинственной бесконечностью, которая открывается каждому, кто видит над собой звёздное ночное небо. Одна из звёзд, не выдержав его пристального взгляда, сорвалась с ночного небосклона и полетела куда-то вниз, к морю.
Всхлип ночной птицы нарушил тишину, Идоменей перевёл взгляд на тёмный гинекей, сквозь плотно закрытые ставни не видно ни огонька. Снова всхлипнула невидимая птица, а потом тоненько заскулила, как щенок.
Идоменей словно очнулся, нет, это не птица. Кто-то плачет в тёмном саду, он покрутил головой и определил, что плач доносится из боковой аллеи.
Идоменей знал, кого он здесь найдёт, в темноте неясным пятном белела детская фигурка. Девочка сидела на скамье, поджав ноги, её согнутая спина с опущенными плечами вздрагивала от рыданий. Вид этого беззащитного ребёнка, переживающего в одиночестве своё горе, смутил Идоменея. Он коснулся плеча маленькой рабыни, она вздрогнула и посмотрела на него. — Что… почему ты плачешь? — спросил Идоменей, не узнавая свой голос.
— Галена…, - всхлипнула девочка, — побила…
— Идём. Не надо здесь сидеть одной. Холодно.
Она поднялась и послушно пошла за ним. В полутёмном коридоре гинекея он спросил: «Где твоя комната?» Но она не успела ответить. Одна из дверей отворилась, и Идоменей увидел, молоденькую рыжую рабыню с растрёпанными волосами — Хиона! — воскликнула девушка. — Я везде тебя ищу. — и тут же осеклась, увидев Идоменея. — Господин…