class="v">Что за страны – чудо страны!
Наступаем снова темпами ударными!
Раз наемник, два наемник – будет армия!
Раз зачистка, два зачистка – демократия!
Мы защитники свободы, мы каратели!
Нас оружием снабжают прекрасно!
Это ясно, что прекрасно!
Ведь нельзя же допускать к власти красных,
Что ужасно и опасно!
Там есть бомбы, что так схожи с ананасами!
Чтоб уверенно справляться с черномазыми!
Хоть условия для нас там непривычные,
Но места для мародерства есть отличные!
Мы богатыми вернемся в Европу,
Если только уцелеем,
Если не дадут пинка нам под жопу
Или попросту по шее!
Спой нам песенку, кукушка африканская:
Где, когда придет конец далеким странствиям?
Неужели с партизанами не справимся,
В оцинкованных гробах домой отправимся?
Вместе весело шагать с пулеметом
По болотам, по зеленым!
И деревни поджигать лучше ротой
Или целым батальоном!
Не только наши заметили, что мне слепни и прочие кровососы докучают куда меньше, чем остальным. Судя по всхрапыванию мула, одна из этих животин тоже как-то инстинктивно определила наиболее безопасное место. Меня это не обрадовало, поскольку как раз на запах скотины и стягиваются отовсюду проклятые мухи, и это значило, что мне придется поднапрячься для стягивания «истребительного сопровождения»…
– Когда ты побрит, ты не кажешься таким страшным! – раздался вдруг звонкий голосок Велии, которая как раз и оказалась «грузом» именно этого мула. Хотя сидеть на нем ей приходилось, конечно, по-женски, деваху такая езда, похоже, не особо утомляла. И похоже, что не мул, а наездница оценила, что возле меня «воздушная тревога» не столь серьезна. Уж очень озорно она улыбнулась и подмигнула, когда одна из барражирующих вокруг стрекоз резким броском настигла и схватила очередного кровососа. Я ухмыльнулся ей в ответ.
– Велия, куда ты подевалась! – раздался голос ее брата, подъехавшего на таком же муле. – Мать велела разыскать тебя!
– Велтур, ты меня пока не нашел! – объявила ему сестра, хихикнув в кулачок. – Тут мух меньше!
– Ладно, тогда я поразыскиваю тебя тут подольше! – снизошел парень, тоже пристраиваясь со своим четвероногим транспортом поближе.
– Эй, «почтенная» молодежь! Ваши длинноухие скакуны привлекают слишком много этой пакости! Вы всерьез считаете, что я умею стягивать к себе стрекоз со всех ручьев и речек? – не без ехидства поинтересовался я у них.
– А разве нет? – подначила меня эта чертовка под хохот наших сослуживцев.
– Если бы я это умел, то уж не солдатской службой зарабатывал бы себе на жизнь!
– Хорошо, на привале мы будем пешком! – «утешил» меня Велтур.
– Ну, спасибо, выручил! – и снова наша русско-иберийская содатня весело зубоскалила.
– Эй, Максим! Так-то ты почитаешь свое начальство?! – шутливо рявкнул подъехавший на одной из трофейных лошадей Тордул. – Раба своей ношей нагрузил, стрекоз к себе в личную охрану определил – только о себе и думаешь! А командира, значит, твоего пускай эти слепни хоть целиком сожрут?! – Тут уж заржал весь отряд.
– Ну вот, теперь тут еще и твой конь, почтенный! – полушутя-полувсерьез возмутился я. – Ты бы еще всю вьючную живность к нам сюда согнал!
– Всю не получится – тропа слишком узкая! – успокоило меня командование. – Но вообще-то ты прав…
Соскочив с лошади, он передал ее повод одному из наших иберов, велев отвести к остальным животным.
– Лучше уж я с вами ноги разомну, а великих и важных пусть строят из себя те, у кого есть рабы-обмахивальщики! – это наш начальник тонко намекнул на «почтенную» Криулу, путешествующую покомфортнее, в закрепленных между двумя мулами носилках, да еще и обмахиваемую от мух рабыней из числа захваченных в сожженном «городе».
– Я тоже! – спешился и Велтур, решив, что раз такие дела, то и ему не пристало разъезжать верхом.
– Тогда и я! – девчонка тоже ловко спрыгнула со своего мула.
– Тебе будет тяжело! – предупредил брат.
– Путь в ту сторону я выдержала! – напомнила эта шмакодявка.
– Тогда потом не хнычь, когда устанешь! – заключил Тордул. – Эй, Коттиар! – это он уже одному из своих ветеранов. – Отведи моего коня и этих мулов в обоз и скажи почтенной Криуле, что за детьми я тут присмотрю!
– Да, Максим, а почему у тебя римское имя? – спросила вдруг Велия.
– Не обязательно римское, – поправил ее Велтур. – Такие у всех латинян.
– А какая разница?
– Ага, вот так и поймали римского шпиона! – отшутился я.
– У римлян на службе хватает уже и наших иберов. А вы, чужеземцы, слишком приметны для шпионов, – пояснил наш командир, когда отсмеялся. – Но все-таки?
Такого рода вопросы мы, конечно, предусматривали при разработке нашей легенды, но на «исконно славянские» своих имен решили не менять, дабы не запутаться и не проболтаться ненароком. Зачем, когда несоответствие вполне объяснимо?
– Мой предок в шестом поколении был выходцем из какой-то южной страны, из-за Скифского моря, и меня назвали в его честь. Наше семейное предание не сохранило подробностей – знаем только, что он был не греком, а откуда-то западнее Греции. Может, и латинянином, вам виднее.
– Куда только не заносит судьба беглецов от Рима! – глубокомысленно изрек Велтур.
– А почему ты решил, что мой предок был беглецом?
– Это очень просто, Максим! Раз твоя родня мало о нем знает – значит, он мало рассказывал о своем прошлом. Так делают тогда, когда хотят затеряться, чтобы не нашли.
– Похоже на то, – согласился и наш начальник. – Шесть поколений – примерно полторы сотни лет. Весь Лациум уже был под властью Рима, но латиняне не получили римского гражданства и были людьми второго сорта. А кому такое понравится?
– У них и сейчас нет римского гражданства! – напомнил парень.
– У них латинское – разница невелика, – возразил Тордул. – Они не участвуют в выборах, а в остальном полностью равны римлянам. Но для них и римское гражданство заслужить не так трудно – они же первые после римлян. Даже служат в легионах вместе с римлянами, а не во вспомогательных войсках союзников, для которых и это латинское гражданство – предел мечтаний.
– А в чем преимущество? – включил незнайку Володя. – Разве римские законы не едины для всех подданных?
– Едины. Но легионеру платят три и одну треть асса в день, а союзнику – один.
– Это много или мало? – поинтересовался Серега.
– Дневное жалованье легионера – это два греческих обола, – прикинул Тордул. – Шесть оболов составляют драхму – это в день получается треть драхмы. А карфагенский шекель немного меньше двух греческих драхм – за десять шекелей их дают семнадцать.
– Это карфагенский, – уточнил Васькин. – А гадесский? – как раз