сменить курс и вновь подняться на недосягаемую высоту.
Тими, пытаясь увернуться, ещё больше накренился, и ещё одна петля высвободилась от застывшего тела. Юный дракон хаотично начал двигать крыльями, но сместившийся центр тяжести уже не давал ему прежней манёвренности. Тими всё больше тянуло вниз, где заметившие его замешательство лучники дружно выпустили новую партию стрел. Попадание казалось неизбежным. Тими в страхе сжался, будто мокрый воробей, но внезапный сильный порыв ветра снёс в сторону гор все летящие на него стрелы.
— Вверх! Давай наверх! — орал уже не своим голосом Гвол, и юный дракончик вновь предпринял попытку взметнуться к небесам, но его подхватило обратным воздушным потоком и закрутило на месте. Лучники не стали терять времени. И вот уже новый град стрел вылетел навстречу. Сердце юного дракона забилось в ужасе, крылья свело от усилий и те совсем отказались подчиняться, отдавшись на волю ветру и судьбе. Воздушный поток чуть сдвинул его в сторону, но уже не так ловко, как в прошлый раз. Одна из стрел скользнула вдоль лапы. Тими дёрнулся, и её соседка с хлестким свистом вонзилась прямо в застывшее тело.
«ДА КАК ТЫ ПОСМЕЛ!» — взревело всё внутри. В следующий миг над долиной пронеслась невероятно яркая слепящая молния, и неистовый гром расколол небеса. От грохота безумных раскатов заложило уши, а секунду спустя стеной хлынул ливень. Струи ледяной воды безжалостно хлестали всё вокруг, придавив к земле и незадачливых лучников, и несчастных жителей деревни, и ошалевшего Гвола, и испуганного до смерти Тими. Пламя пожаров мгновенно потухло, а вместе с ним, сдавленно шипя, растаяла и растелившаяся по деревне тьма. Её растащило по клочкам, которые затем размололо в пыль и тут же вбило в раскисшую землю в назидание. Он ощутил цепенящий ужас, овладевший её создателем, и лишь затем его праведный гнев начал стихать, а вместе с ним успокаивался и ливень. Смертельная усталость навалилась на сознание, и силы окончательно покинули его.
* * *
Тело горело огнём. От нестерпимого жара хотелось буквально содрать с себя кожу. В лихорадочном бреду мелькали дикие, безумные картины: невероятной красоты дворцы, выстроенные изо льда и снега, пугающие и в то же время необычные озёра, наполненные горящей лавой и парящими над ними огнями; стаи надменных серокрылых драконеан, чьи лица исказили звериные оскалы и налитые кровью, словно у вампиров, глаза, и улыбающийся веснушчатый мальчишка, с чьих рук срывались к тёмному своду пещеры сверкающие, как южные яркие звёзды, пламенные искры.
Он чувствовал, как кто-то время от времени клал ему на голову влажную повязку, но та мгновенно высыхала, не принося и толики облегчения. Один раз его даже уложили в забитую снегом и льдом ванну, но спустя миг были вынуждены доставать из кипящей воды, чтобы он не сварился. Все попытки просто облить его холодной водой тоже не приносили облегчения, а, скорее, добавляли трудностей. Он чувствовал на своём теле едва ли не полсотни зудящих мелких ожогов — последствия превращённых в бурлящую воду капель, перед тем, как они окончательно испарились. Каждый вдох безжалостно опалял раздражённое, иссушенное нестерпимой жаждой горло, и в череде бесконечной жгучей боли и плавящей мозг горячки, ему уже не верилось, что это когда-то закончиться. И тем неожиданней оказалось появление незваного гостя. Он не просто ощутил его присутствие, как кого-то безликого и неведомого, как было с теми, кто пытался за ним ухаживать. Нет, в этот раз внутри него будто натянулись обжигающие струны от напряжённого ожидания. Он слышал мягкие, пружинящие шаги и бьющиеся невпопад сердца. Однако устроенный жалкий маскарад не мог его обмануть, и даже забавляло то безудержное нахальство, которое застило наглецу глаза.
— Твоя агония так прекрасна, О’дар! — Голос гостя был обманчиво ласков и сладок. — Тебе стоит возблагодарить меня за милосердие и сострадание.
Он ощутил его стремительное приближение и совсем недобрые намерения. Чужая рука зависла над ним, не спеша прикоснуться. Рисуя в воздухе причудливые тёмные символы, она медленно опускалась, приближаясь к лицу. Когда же воздух прочертил последний штрих, а тень ладони закрыла собой тусклый свет оставленного в комнате ночника, спутанное, затуманенное бредом и лихорадкой сознание в долю секунду прояснилось. Его будто что-то вытолкнуло на поверхность из глубин мучительной боли и выжигающего изнутри жара. Виргуэль резко распахнул глаза (с него словно разом сдёрнули наброшенную вуаль), и мир предстал перед ним в совершенно ином свете. Он вдруг невероятно ярко и чётко увидел скрытое прежде, а древняя драконья память, открывшись подобно запертому на сотню замков ларцу, помогла отыскать всему до сего момента незнакомому правильное название и имя.
— Уверен, что я тебе по зубам, дядюшка Дьюри?! — Виргуэль молниеносно перехватил руку незваного гостя, сжав запястье так сильно, что то мгновенно покраснело и пошло волдырями. — Или мне стоит называть тебя по имени захваченного тобой тела?
Женский вскрик сорвался с раскрывшегося от изумления и ужаса рта, а тело лорда-канцлера вздрогнуло, словно его ударило молнией. Затем с ним начали происходить странные метаморфозы: в янтарных глазах пробивалась зелень, в смоляных чёрных волосах появились пряди цвета жжёной умбры, а заострённых овал лица заметно смягчился. И все эти внезапные изменения наводили на вполне очевидную мысль.
— Так ты ещё и не победил! — Губы Виргуэля сами собой искривились в усмешке. — Какая досада, верно? Золотая Жрица, как истинная змея, оказалась слишком живучей?
Рука лорда-канцлера уже дымилась, а кожа на запястье темнела с каждой секундой, из кроваво-алого превращаясь в буро-коричный. Мерзкий запах палёного мяса расползался вокруг, неприятно щекоча ноздри. Женский болезненный стон прозвучал вместо ответа.
— О, простите, я был немного небрежен, Золотая Жрица. — Виргуэль неохотно выпустил обожжённое запястье и прищурился, подмечая в медленно расползающемся облике новые черты. — Впрочем, вы оказались недостаточно прозорливы, и, похоже, угодили в опасную ловушку.
От неё исходил дикий, безумный страх, от которого тонкие полоски зрачков расширились, почти заполнив собой всю радужку. В памяти тут же вспыли обрывки кошмара. Там она смотрела на него точно так же! Вот только в своих снах рядом с пугающей тьмой, клубящейся внутри её зрачков, он не замечал вьющейся тонкой серебристой паутины, похожий на след Ловца Снов. Виргуэль удивлённо моргнул, решив, что ему это просто привиделось. Откуда здесь, на Каэре, шаманское искусство Одореда? Однако странная галлюцинация не спешила его покинуть. Напротив, она лишь притягивала взор и вызывала растущее желание притронуться к почти невесомому плетению. И Виргуэль не удержался. Он поймал в воздухе тончайшую нить, и та тут же растаяла в его руках, будто была соткана из крохотных снежинок. Но