На 30 километров - по всему фронту наступления корпуса комдива Магона гремела канонада упорнейших боев. Сшибались лоб в лоб батальоны, танки не уступали артиллеристам, артиллеристы - танкам. Командир корпуса, от которого требовал наступать командарм, давил на командиров дивизий. Те нажимали на полки, батальоны, и снова поднимали политруки, поредевшие роты. Весь день 8 августа гитлеровцы, периодически выводя батальоны с передовой, бомбили едва успевшие закопаться измученные батальоны и полки русских. Ввод в прорыв кавалерийской дивизии был сорван одной авиацией противника - самолеты на бреющем носились за всадниками, расстреливая обезумевших лошадей.
Казалось, инициатива все еще у нас, и следующая атака все решит, перелом близко, но и эта, очередная атака роты, батальона или всего полка через полтора-два часа срывалась. Падали все более редкие цепочки атакующих, наткнувшись на неподавленные пулеметы, обстреливаемые из танков и орудий.
Прибывшая в 771-й стрелковый полк капитана Шапошникова коммунистическая рота также не внесла в бой за Милославичи перелома. Сформированная из работников советских учреждений Могилевской области, она не отличилась ни боевыми, ни моральными качествами. Были случаи, что бойцы и этой роты убегали с поля боя. И следующая атака тоже не имела успеха. Все труднее и труднее приходилось Васильчикову, Наумову, политбойцам - на жаре, из-за трупов, снопами лежавших по всему полю - поднимать людей, еще живых, и сами комиссары устали и чувствовали бессмысленность новых атак.
А кладбище с десятком расщепленных берез превратилось во всепожирающий фокус. Если сначала немцы только отбивали с него атаки бойцов батальона Осадчего, то потом сами решили занять его во что бы, то ни стало - это была единственная высота в радиусе двух километров.
Майор Малых с остатками своего артполка прибыл туда в момент, когда противника выбивали с кладбища в третий или в четвертый раз.
"Сущий ад! Бородино!" - пронеслось в голове лейтенанта Василия Свиридова. Такого он не то что никогда не видел, но и представить себе не мог. Когда у командного пункта полка им ставили задачу, он увидел, как пленные немцы с рук зубами срывали бинты, а один из них не давал себя перевязывать, пинаясь, лежа на спине, с кровоточащими по локоть руками, то и тогда он не мог еще понять, что на кладбище дерутся с таким остервенением.
Русские и немцы, перемешавшись совершенно, дрались врукопашную штыками, ножами, прикладами. Убитые падали на мертвых, живые наступали на раненых, ползавших в истоптанной окровавленной траве, из автоматов били в упор, убивали штыками на могилах, между старыми деревянными крестами, расщепленных пулями, душили голыми руками, били сапогами в пах, били втроем одного, кололи штыками в спину...
Лейтенант Василий Свиридов, с разбегу влетевший в эту людскую кашу, чуть было не напоролся на автоматную очередь рыжего немца, но его кто-то уже колотил лопаткой по каске. Потом Василий ткнул штыком в бок немцу, дравшемуся с нашим на могиле, потом увернулся от удара прикладом автомата, хотел развернуться штыком, но немец падал и сам, непонятно от чего.
Штыки в ближнем бою были надежнее автоматов, да и русские ловчее немцев частично перебили, а остальные, отбиваясь из автоматов в упор, расстреливая тех, кто подбегал со штыком, отходили с кладбища на луг и били оттуда прицельно, выбирая места, где нет своих.
"Не бой, а драка деревенская, только похлеще и с оружием..." - тяжело дышал лейтенант Свиридов, пучком травы оттирая штык от крови.
Рядом на растоптанной могилке сидел их старшина батареи Иваница, зажимая рукой вытекший глаз.
- Семерых гадов задавив...
Впереди еще стреляли, но кладбище русские и на этот раз отстояли.
Вольхин второй час не слышал команд своего ротного старшего лейтенанта Цабута. "Наверное, убили, - с тупым равнодушием подумал он. За день пришлось повидать столько смертей, что удивляться, казалось, было уже нечему. Сколько же раз ходили в атаку? Пять или шесть? Времени - семь часов вечера, а день кажется бесконечным... От взвода со мной остались семеро... Еще она атака и все, не подняться даже под пистолетом..."
Валентин вспомнил, что в последней атаке убило его сержанта, Олега Мухина. Он бежал впереди всех, вдруг стал заваливаться на спину и упал. Вольхин, когда стало потише, подполз к нему: пуля попала в сердце. У него в ушах долго еще стоял крик Олега: "В атаку!" - "А ведь мог бы хорошим художником стать", - подумал он тогда, вспомнив его рисунки в записной книжке.
А когда Вольхин час назад ползком обошел позиции своего взвода, на которых они лежали часа четыре, а до этого утром окапывались на позициях второго взвода, то в одном из мертвецов по долговязой нескладной фигуре узнал лейтенанта Данилова. Лицо его распухло на солнце и выползло из-под каски, как тесто, в оскаленном рту ползали мухи, от всего трупа исходил тошнотворный сладковатый запах. "Только вчера мы с ним курили и о чем-то еще говорили..." - содрогнулся Вольхин.
Вечером, после седьмой по счету атаки, пропал комиссар 771-го полка Петр Александрович Васильчиков. Шапошников, обзванивая батальоны, нашел его у Горбунова, который сам был к тому времени ранен и его потом с трудом вытащили с поля.
- Петр Александрович, приходи сюда срочно. Надо посоветоваться. Наумов здесь.
- Хорошо, иду, - устало ответил Васильчиков.
Но через пятнадцать минут его не было. Когда Шапошников через полчаса позвонил в батальон еще раз, связист ответил, что комиссар ушел в штаб.
"Где же он? Неужели снайпер снял?" - забеспокоился Шапошников. Он послал на розыски политрука Иванова из батареи Терещенко, но безрезультатно. Васильчиков то ли был ранен и отполз в камыши за лугом, то ли его просто не нашли, а это было и немудрено, потому что пришлось бы осмотреть не меньше сотни трупов.
Политрук Евгений Иванов, для которого гибель комиссара Васильчикова за весь этот страшный и длинный день стала последней каплей, стоял перед Шапошниковым и плакал.
- Конечно, снайпер, - подумав, сказал Шапошникову Наумов. - Из политбойцов, что утром прислали, уже никого не осталось. - Охотятся специально...
Он не стал говорить, что есть и еще одна версия гибели комиссара: убит в спину кем-то из западноукраинцев, чтобы больше не поднимал людей в атаку.
- Полковник Гришин, товарищ капитан, - подал связист трубку Шапошникову.
- Слушаю, товарищ первый.
- Как обстановка? Взял Милославичи?
- Нет, - сдерживая вздох, ответил Шапошников. - Очень большие потери. В батальонах осталось по сто - сто пятьдесят человек, за сутки через медпункт прошли около восьмисот раненых... С полковым врачом даже истерика была столько раненых, - связать пришлось... За день артиллерия полка израсходовала полторы тысячи снарядов. Ранены два командира батальонов, убит Васильчиков, ранены помощники начштаба полка Пронин, Бакиновский, Василевский, заменявшие ротных и комбатов. Командный состав выбит почти полностью.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});