Дело в том, что меня сразу насторожило, когда соседка утром подозрительно начала интересоваться, что мне снилось. Пришлось небрежно бросить:
— Не помню. Кошмар какой-то.
— Кошмар? — разочарованно протянула она.
Больше она допытываться не стала, после чего я помялась, помялась, но всё-таки решила уточнить:
— А почему ты спрашиваешь?
— Да Эрнандес хвасталась, что эта кровать особая, — ответила Ракель.
— Зачарованная на кошмары? — подозрительно уточнила я, переводя взгляд на третью бесхозную кровать: может, лучше занять, пока не поздно?
— Нет. Позволяет будущее увидеть, когда ты спишь на ней впервые. Причём, просыпаясь, ты точно помнишь, что видела. Эрнандес говорила, что у неё инфа от отца. Врала, значит. Ты же не помнишь…
— Может, кровать перепутала? — предположила я, а когда Ракель уставилась с интересом на пустующую, добавила: — Или комнату? А может, выдумала или подшутил над ней кто?
Про себя же я решила, что вариант будущего в виде горгульи, на что сон намекает, меня не прельщает, даже если оно будет рядом с Теодоро. Нет, может, ему как раз и нужна ручная горгулья, очень удобная в борьбе с магами: противника подрать гранитными когтями или ему же камушками на голову нагадить. Но тоже вряд ли, потому что в быту горгулья хороша, только когда стоит на крыше дома и отгоняет от того злых духов. Что же касается Теодоро, то он наверняка со своими врагами справляется без чужой помощи, привлекая разве что придворного мага. От воспоминаний о Бласкесе меня передёрнуло. Мутный он всё-таки тип.
Мы с Ракель ходили по академии, с интересом изучая все её места, тайные и явные. Но только один корпус. Во второй, сколько я ни смотрела, никто никогда не заходил. Ракель к нему интереса не проявляла, пришлось зайти издалека.
— Мне кажется, второе здание красивее.
— Ты что? — сразу возмутилась она. — Второе здание — для Сиятельных. Как оно может быть лучше нашего?
— Для Сиятельных? — поразилась я. — Но у нас же нет Сиятельных.
— Сиятельных нет, а корпус академии остался, — помрачнела Ракель. — Ты совсем про это не знаешь?
— Совсем. Мне соседка по дилижансу сказала, что я магию неосознанно использую, а так, может быть, я бы никогда сюда не пришла. И магией раньше не интересовалась.
— А, ну да, конечно. Это у нас в семье все только про это и говорят, а обычным людям зачем, — понятливо кивнула она.
— Так почему корпус оставили? Или не попытались использовать?
Ракель нехорошо сузила глаза и руки в кулаки сжала.
— Потому что войти туда никто, кроме Сиятельных, не может. А уничтожить его пытались — но куда там! Там защита такая, ещё лет сто точно выдержит. Нет, если бы маги объединились, снести его можно было хоть сегодня, но, представляешь, многие говорят, что не хотят тратить силы на такую ерунду и что может пострадать второй корпус.
— Но зачем сносить? Там же наверняка что-то ценное есть? Библиотека, артефакты, оборудованные учебные аудитории?
Перечисляя всё это, я чуть ли не облизывалась от предвкушения: вот оно, сокровище, лежит, ждёт только меня.
— Нам ничего не нужно из наследства Сиятельных, — твёрдо заявила Ракель. — Их секреты пусть с ними и умрут.
Она даже рукой дёрнула в характерном жесте, словно закапывала что-то.
Она болтала на заданную тему, как заведённая, изливая тонны ненависти на Сиятельных как уже давно покойных, так и тех, кто жил в других странах и никак не касался Теофрении. Я же размышляла о том, что я — единственная, кто может попасть во второй корпус. Знать бы ещё, что для этого нужно. Возможно, иметь ключ? Или владеть заклинание прохода? Вариантов была масса, но все они требовали проверки, а я боялась даже близко подойти к зданию и тем самым показать свой интерес. Вокруг корпуса словно зона отчуждения была, никто не подходил, зато деревья рядом вымахали чуть ли не в высоту самого здания. Правда, ветками в окна тоже не стучали, держали дистанцию.
— Ой, должны же были списки вывесить! — внезапно спохватилась Ракель. — И сегодня же собрания по группам, на списках куратора и время указывают.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Но спохватилась она рано, потому что, когда мы подошли, списки только вывешивали. Группы были маленькие, по десять-двенадцать человек. Мы с Ракель попали в одну, а Эрнандес — в другую, что порадовало. А вот то, что куратором у нас оказался Альварес, напротив, насторожило. И еще насторожило, что в конце листа была приписка, что за час до собрания по группам будет отдельное собрание для студенток.
— Это зачем? — спросила я у Ракель, как уже у привычного источника информации.
— Ты о чём?
— Я про собрание. — Ткнула пальцем в строчку. — Которое только для девушек. О чём там собираются говорить?
— Понятия не имею. — Она выглядела не менее удивлённой, чем я. — Меня о таком никто не предупреждал. Возможно, речь пойдёт о дополнительных курсах?
— С чего вдруг? Должна же быть определённая программа?
— Мама говорит, что женская психика более гибкая и женщины более обучаемые. И вообще, вдруг это связано с принцессой? Она же приходит на некоторые лекции?
— Для первого курса? — скептически уточнила я.
— Нет, конечно, не для первого. Кстати, смотри, собрание будет для всех курсов.
И это было так. Изучая наши списки и выискивая в них уже знакомые фамилии, я не обратила внимания, что и для других курсов объявления тоже вывесили. Гадали мы долго и безрезультатно, и не только мы: на обеде к нам подсаживались несколько девушек с вопросом, не знаем ли мы, что будет на собрании. Вопрос адресовался, главным образом, Ракель, об особенностях семьи которой многие были в курсе. Это стало утомлять, поэтому четвёртой подсевшей девице я посоветовала обратиться к Эрнандес, чей отец работал в Министерстве магии, а значит, она почти наверняка была осведомлена о нововведениях по академии. Девица в ответ скорчила такую гримасу, что не приходилось сомневаться: к Эрнандес она не пойдёт.
Впрочем, долго мучиться неизвестностью нам не пришлось, потому что собрание случилось всего через каких-то два часа после обеда: ни приличной теории заговора не выработать, ни похудеть от переживаний. Аудитория была битком набита: девушек в академии было немного, но помещение под беседу выделили слишком маленькое. Наверное, чтобы проще было наложить защиту, потому что вошедший Альварес первое, что сделал, — бросил заклинание, не позволявшее вырваться из аудитории ни единому звуку. И только после этого он поздоровался и сказал:
— Сеньориты, тема нашей нынешней беседы будет очень деликатной и не должна выйти за пределы этой комнаты.
Мне подумалось что для деликатной беседы могли пригласить магичку-целительницу. Кому, как не им, знать всё о деликатных проблемах женского тела? В то время как молодой мужчина не казался мне подходящим лектором для толпы девушек. Тем не менее он прошёл к кафедре, ничуть не смущаясь от взглядов порозовевших сеньорит, подталкивающих друг друга локтями и перешёптывающихся. Толкались не все, конечно: вокруг Эрнандес было достаточное пустое пространство, чтобы она ни до кого не могла дотянуться локтем.
— Итак, речь пойдёт о Сиятельных. Все вы знаете о проблемах нашей страны, связанных с отсутствием Сиятельных.
— Вопрос спорный, — привычно пробурчала Ракель. — Возможно, если бы их не было в соседних странах, то мы жили бы, как они.
— Скорее, они жили бы, как мы, — насмешливо ответил Альварес. — Сеньорита, на ближайшее время оставьте эти бездоказательные теории при себе или вы будете исключены. Предупреждаю официально, потому что нам не нужны проблемы с Мурицией, выделившей нам преподавателя-Сиятельного.
По аудитории прокатился дружное ах, а потом Эрнандес, как самая устойчивая к подобным заявлениям, пренебрежительно бросила:
— Наверняка отправили к нам какого-нибудь ни на что не годного старого пердуна.
— Конечно, — неожиданно поддержала Ракель, — чтобы не жалко было, в случае чего.
Глаза её горели столь фанатично, что не приходилось сомневаться, какой именно случай она имела в виду.