— И почему ты отказываешь Сиятельным в праве быть людьми? — сухо спросила я. — Наш король даже на брак дочери согласился, лишь бы стране помочь.
— Он ошибся в причине. Причина — не в отсутствии у нас Сиятельных, а в том, что они есть в соседних странах. Вот и вытягивают жизненные силы из нашей страны. Если бы соседние страны последовали нашему примеру, мы бы избавились от этой паучьей сети. Или ты тоже веришь, что Сиятельность — дар Двуединого?
— Не верю, — согласилась я. — Но не по той причине, что ты.
— А по какой?
— Это не моя тайна, — важно ответила я, потому что те объяснения, что я могла дать, совершенно не подходили семнадцатилетней девушке.
— Ну, я думаю, что Сиятельные Двуединому неугодны, — заявила Ракель. — И он не хочет, чтобы в Теофрении они опять появились, иначе бы он благословил Теодоро Мурицийского и нашу Марселу.
— В Муриции считают по-другому, — заметила я. — Они думают, что Двуединому неугодны теофренийцы.
— Чушь! — бросила Ракель.
— Чушь, не чушь, а проблемы у Теофрении, и мурицийцы не без основания считают, что из-за отсутствия Сиятельных. Теофренийцы в Муриции сейчас не слишком популярны. Именно поэтому мне и пришлось бежать. И я теперь не знаю, выберутся ли родители.
Легенда обрастала деталями на глазах. Я потупилась и тяжело вздохнула, входя в образ почти сироты.
— Прости…
— Тебе-то за что извиняться? — удивилась я.
— Не подумала, что тебе тяжело говорить на эту тему. Но я не знала и считаю очень несправедливым, что Рауля собирались лишить трона в пользу соседней страны.
В политические споры мне лезть хотелось ещё меньше, чем в теологические, потому что о взаимоотношениях стран я знала только то, что они в принципе были, а этого очень мало для любых разговоров. Поэтому я примирительно сказала:
— Не стоит обсуждать королевские решения. Король наверняка знает больше нас, и ему видней, как сделать так, чтобы страна перестала страдать.
Ракель поджала губы, явно не соглашаясь со мной, но спорить не стала.
— Ты говорила про учебники? — вспомнила я. — Проводишь в библиотеку?
— Ой, конечно, — спохватилась она. — А потом ещё пообедать надо.
С «пообедать» я была полностью солидарна, потому что позавтракать я не успела, а есть надо даже Сиятельным, пусть даже они не совсем люди, с точки зрения Ракель.
Первым делом мы добрались до библиотеки. Ракель оказалась права: доставшийся мне комплект был дряхлый донельзя и так и норовил развалиться на листочки. Я состроила жалобное лицо и намекнула, что этому комплекту давно пора на покой, его достаточно измучили предыдущие поколения студентов, но библиотекарь оказался настолько устойчив к моим женским чарам, что я засомневалась, что под потёртой мантией прячется мужчина. Может, дело было в том, что мужчина этот был уже довольно стар, поэтому бренные радости его не интересовали?
Пришлось брать, что дали. Теоретически я могла укрепить книги, но практически показала бы знания, которым было неоткуда взяться, так что я вздохнула и потащила в комнату стопку, которая могла разлететься от любого вражеского чиха. Правда из врагов у меня была пока только дочь министерского чиновника, но я была уверена: её чих, если что, будет таким, что учебники мне вовек не собрать. Но Эрнандес мы не встретили. Наверное, сидела в новой комнате как паучиха, чтобы при первой попытке кого-нибудь влезть на её территорию, немедленно дать отпор и выдавить.
В комнате я выставила на полку книги, и мы с Ракель побежали в столовую. По пути она здоровалась то с одним, то с другим студентом, представляла нас друг другу, так что дорога несколько подзатянулась, зато я запомнила некоторых из тех, с кем предстояло учиться.
В столовой оказалось неожиданно шумно и многолюдно. Я застыла на пороге, растерявшись, Ракель дёрнула меня за руку и потащила к стойкам, объясняя по дороге:
— По центру раздача для тех, кто питается за счёт короны, справа едят преподаватели, а слева — такие, как мы.
То, что Ракель тоже учится за свой счёт, мы выяснили ещё в самом начале знакомства. Практически после того, как Эрнандес отправилась искать счастья в другую комнату.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Меню отличается? — заинтересовалась я.
По сторонам я головой вертела, но умеренно, только чтобы убедиться, что студентов много и я с лёгкостью среди них затеряюсь.
— У студентов — нет. У преподавателей — своё, но там и цены другие.
У каждого блюда стоял ценник, поэтому очень легко было спланировать обед, не выходя за рамки отложенной суммы. Впрочем, цены действительно были мизерными. Оставшихся у меня денег с избытком хватит на питание. А в следующем году я продам ещё что-нибудь из украшений. Подумалось, что для этого лучше всего вернуться в Мурицию и обратиться к Гнусу — от него я уже знаю, чего ожидать. А главное — украшения нигде не засветятся в ближайшее время.
Свободный столик удалось найти с трудом. К моему несчастью, он оказался недалеко от преподавательской раздачи. Почему к несчастью? Потому что не успели мы приступить к обеду, как на свободный стул нагло уселся Альварес и выставил рядом с нашими подносами свой, на котором я невольно задержалась взглядом, потому что его набор больше напоминал ресторанное меню, а не результат работы поваров в студенческой столовой. Даже захотелось узнать, так ли это вкусно, как выглядит.
— Сеньориты, приятного аппетита, — бодро бросил Альварес. — Смотрю, Катарина, вы уже освоились?
— Спасибо, осваиваюсь потихоньку, — коротко ответила я.
— С соседкой проблем не возникло? — озабоченно поинтересовался он. — Эрнандес — та ещё штучка…
— Она любезно согласилась оставить комнату в наше с Ракель распоряжение, а сама переселилась.
Альварес, подносивший ко рту ложку с супом, застыл. Выглядело это комично, поскольку в таком виде походил он на статую или жертву стазиса. Ракель не удержалась и хихикнула, после чего Альварес отмер и опустил ложку в тарелку.
— Как это переселилась?
— Сеньорита Эрнандес сказала, что комната неправильно ориентирована, а она слишком деликатная натура, чтобы такое выносить, — с серьёзным лицом ответила я.
— Это она-то деликатное лицо? — возмутился Альварес. — Да она необычайно толстокожая. Не просто намёков не понимает, а даже прямого отказа, если ей это невыгодно.
— Мы с ней быстро нашли общий язык. — Пожала я плечами. — Главное, пояснять так, чтобы это не допускало двойного толкования.
— Да уж, — расхохоталась Ракель. — Двойного толкования ваша беседа допустить точно не могла.
Альварес посмотрел на меня с уважением и, кажется, что-то захотел спросить, но не успел, потому что заметил знакомого и замахал рукой, приглашая его к нашему столу. На этакую вольность я посмотрела неодобрительно: по правилам хорошего тона ему следовало сначала уточнить у дам, не возражают ли они. Но это говорило во мне не моё воспитание, а Эстефании, что я поняла быстро, поэтому посмотрела на подходящего сеньора даже благосклонно. Было он чуть моложе Альвареса и, пожалуй, посимпатичней. Я бы сказала, что из-за него точно страдают по ночам больше студенток, чем из-за Альвареса.
— Рауль, познакомься с Катариной и Ракель, наши новые студентки.
Герцогиня во мне опять поморщилась на нарушение этикета, поэтому я её задвинула совсем уж в глубины памяти, справедливо напомнив, что о моём титуле тут никто не знает, а преподаватель, вне всякого сомнения, лицо более значимое, чем две студентки. Но всё же, представляя нас Раулю, Альваресу следовало и Рауля представить нам, назвав, как минимум фамилию и предмет, который тот ведёт. Но мои укоризненные взгляды до Альвареса не дошли. Ракель же молчала, восторженно поедая глазами севшего за наш столик сеньора.
Того это не очень беспокоило. Он улыбнулся нам обеим по очереди, а потом невоспитанно завёл разговор с Альваресом о предметах, в которых только поступившие особы разбираться не могли. Но мне-то, мне-то было что сказать, поэтому я невольно ёрзала на стуле, изнывая от желания влезть в их беседу и с трудом удерживаясь от этого, потому что говорили они на последнюю «вспомненную мной» тему. Я пыталась отвлечься едой, но получалось это плохо, потому что их беседа была мне куда интереснее, чем обед.