«Я не хочу, чтобы ему было больно, как мне. Пусть думает, что я умерла, так ему будет легче. А мне нужно уйти, пока он не очнулся. Забыть его… Но как это сделать, если я люблю его… Люблю! И ничего с этим не могу поделать. Мой разум говорит одно, а сердце — другое. Так как же мне быть?..»
ГЛАВА 15
Червен (июль) 1015 г. — студеный (декабрь) 1016 г.Купава… Как часто вспоминал он о ней! В длинные, бессонные ночи в шатре печенежского хана, когда он не знал, что сулит грядущий день. И потом, в дальних дорогах и бесконечных переходах, на поле брани, когда приходилось скакать по степи рядом со Мстиславом. И еще раньше, когда он, окровавленный, израненный, лежал на холодной земле, а над его головой витала терпеливая смерть — везде с ним была Купава. Память о ней поддерживала его, заставляла жить, возвращая по крупицам силу и мужество. Но, чтобы встретиться с любимой, прежде следовало отомстить Святополку.
Когда они вместе с Глебом спешили в Киев, на их стан вблизи Смоленска вероломно напали вооруженные наемники, подосланные Святополком.
Утро тогда выдалось светлое и румяное, и Позвезд, проснувшись против обыкновения раньше всех, отправился на берег Днепра умыться. Завидев чужих воинов с обнаженными мечами, он вместе с дружинниками, оказавшимися поблизости, начал бой с врагами. Но Позвезд находился слишком далеко от шатра, где спал Глеб, и потому не сумел защитить брата, не услышал даже его прощального стона. Князь готов был жизнь свою отдать, чтобы спасти младшего брата, но лишь позже узнал, что помочь вряд ли смог бы — брат упал мертвым раньше всех прочих, его зарезал предатель — повар Тор-чин. И Позвезд на всю жизнь запомнил, как, отбившись от многочисленных воинов, бросился на помощь брату и в ужасе увидел, что княжеский шатер со всех сторон проткнули многочисленные мечи.
А вскоре и сам Позвезд, жестоко израненный, без памяти повалился на землю, мокрую не от речной воды — от крови. Черная пелена закружила в очах, сознание держалось на самой кромке, и князь, словно сквозь густой туман, увидел, как тело Глеба небрежно кинули в ладью… Затем — огонь и дым над местом, где произошло убийство… плеск днепровских вод… Варяг, стоящий над ним среди холодных песков… потом — тьма в очах, скованные руки и ноги, почти смерть… но это была не смерть…
* * *
Голоса и звуки, зарождавшиеся где-то в тумане, казались непонятными и какими-то угрожающими… Сколько прошло времени, пока он лежал в забытьи, Позвезд не знал. Когда он очнулся, снова было утро, но совсем иное: серое, пасмурное, с неба моросило, над Днепром гулял холодный ветер.
Позвезд долго полз вдоль берега, часто останавливался, падал лицом в воду, глотал ее, снова полз, порой откатывался на песок, закрывал глаза, отлеживался, потом вновь пробирался дальше. Хватаясь руками за лозняк, вылез на кручу, снова полз по траве, затем поднялся и, пошатываясь на непослушных ногах, пошел неведомо куда…
Он сумел выжить, сумел подняться на ноги, но далеко уйти не успел — его захватили в плен печенеги. Волками лютыми рыскали по Руси степняки, давно учуяли они предстоящую битву между русскими князьями и теперь терпеливо выжидали, угадывая свою выгоду в великокняжеской распре.
Весть о смерти великого князя Владимира вызвала у степняков ликование — ушел навсегда могучий князь, и ослабли узы, стягивающие русские рати. И теперь в приволжских степях внимательно следили за тем, что творится на Руси, как распадается она на части, как запираются князья по своим городам, и злым, жадным зверем смотрит брат на брата, ненавидя и завидуя. Скрипели в бескрайних степях повозки, взметалась пыль от бесчисленных кочевых веж. Десятки, сотни, тысячи всадников готовы были по первому зову своих ханов двинуться в поход. А пока не пришло время, по-прежнему мирно, по краю русских земель, от пастбища к пастбищу, передвигались печенеги. Но отказываться от добычи, которая сама шла в руки, степняки и помыслить не могли. В обычае у них было налететь врасплох, разграбить мирные поселения, сжечь церкви. И тянулись затем по степи на юг телеги, груженные добром и церковной золотой утварью, а следом брели тысячи пленников — мужчин, женщин, детей.
Вот так Позвезд и оказался в степи, то ли в гостях, то ли в заложниках у печенежского хана Туранбея. Ему помогло то, что он попался на глаза подручному хана, который мгновенно узнал переяславского князя. Иначе пришлось бы Позвезду вместе с остальными пленниками отправиться дальше на юг, в Крым, на рынок рабов.
Переяславское княжество граничило с приволжскими степями, и Позвезд не раз встречался с ханом Туранбеем во время охоты на сайгаков. Порой меж ними были стычки, когда печенеги совершали набеги на русские земли, и каждый раз после боя они заключали недолгий мир. Молодой отважный князь был по душе хитрому степняку, поэтому печенежские воины быстро доставили знатного пленника в ставку Туранбея. Там Позвезда освободили от веревок, умыли, переодели, досыта накормили. Над его ранами и стертыми в лохмотья ступнями и коленями долго колдовали печенежские лекари, но, хотя князь вскорости почувствовал себя значительно лучше, выздоровление сильно затянулось — то и дело раны вновь начинали кровоточить.
Туранбей оказался радушным хозяином: для Позвезда раскинули огромный шатер, в котором было устроено мягкое ложе из множества ковров и подушек, для знатного гостя готовились самые лучшие кушанья, о князе с усердием заботились нежные красавицы с ласковыми руками. Каждая из них мечтала, чтобы хан одарил ею красивого уруса. Но Позвезд, изредка принимая ласки наложниц, не оказывал ни одной из них особого предпочтения. У каждой из этих красавиц было сильное, нежное и гибкое тело, их поцелуи напоминали солнечное тепло, а ласки были похожи на морские волны, но даже в объятиях восточных гурий он, закрыв глаза, вспоминал о Купаве. Князь не считал происходящее изменой, ведь таковы традиции гостеприимства: отказываться от предложенных радушным хозяином женщин считалось обидой. Впрочем, нельзя сказать, чтобы ласки гибких, умелых в любви степных красавиц не нравились Позвезду. Разве он монах, чтобы избегать плотских искушений?
Лучи алой зари прогоняли ночь утешения, та уносила с собой воспоминания о мимолетных забавах, и с приходом светлого утра вновь возвращались заботы. Лазутчики хана каждый день приносили в ставку вести о событиях, происходящих на Руси: об убийстве Бориса и Святослава, о мрачном, неспокойном правлении нового киевского князя Святополка, который, похоже, сильно зависел от своего тестя, Болеслава Храброго, поскольку на Русь с запада хлынули толпы иноземцев. В том числе и католических священников. Не оставались в стороне и степные ханы: вновь подняли головы хазары и торки, уже открыто они требовали от Святополка уплаты дани, угрожая, что в противном случае двинут на Киев конницу, но обещали помощь на случай войны с Новгородом. Что касалось Ярослава, то он пока что безвылазно сидел в своем тереме над Волховом. Про новгородского князя известно было лишь то, что ищет Ярослав крепких союзников для похода на Киев.