— Он такой bonbo. (С некоторых пор я обнаружила, что переносное значение слова «конфетка» — «милашка».) Между вами что-то происходит? — спросила меня Валерия в «Глориэте» на следующий день, когда мы с Хорхе станцевали танду.
— С чего ты взяла? Вовсе нет… — изобразила я удивление. Мне не хотелось признаваться, что он мой актуальный кандидат. Отчасти от стыда (такая разница в возрасте!), отчасти из суеверия — чтоб не сглазить. Мне хотелось выждать, пока все перейдет в стадию fait accompli[60], а уж потом объявить о своей радости всему миру и, наконец, лучшей подруге.
— Что-то непохоже. — Она смотрела на меня с недоверием.
— Да он почти на десять лет младше меня! — воскликнула я. Вообще-то разница в возрасте действительно может превратиться в реальное препятствие, если когда-нибудь мы все же станем партнерами. Однако лучше наперед не загадывать.
— Раньше тебя такие мелочи не останавливали, — заметила Валерия.
— Но когда-то пора остепениться. Такие романы ни к чему не приводят, — ответила я. И сказала чистую правду. А иначе с чего я вообще начала подумывать о Хорхе как о постоянном партнере? Только лишь потому, что вряд ли у меня есть шанс встретить мужчину моего возраста — всем моим партнерам либо восемьдесят один, либо двадцать один.
— Но какие у тебя планы? — настаивала она. — Чего ты от него хочешь?
Всего, вот чего! Я хочу от него всего-всего! И немедленно! И ни за что не соглашусь на меньшее. Но не рассказывать же всем и каждому о своих ожиданиях? Ведь меня запрут в сумасшедший дом. Даже себе я не призналась в некоторых вещах, и уж тем более не сочла нужным удовлетворить любознательность подруги.
— Даже не знаю, — сдержанно ответила я.
— Ну, если он тебе не нужен, им займусь я. «Не так быстро!»
Зазвучала мелодия под названием «Забвение». Играли вживую. Пьяццолла уж точно перевернулся бы в гробу, узнав, что мы совершаем святотатство и танцуем под его музыку. Если бы он только знал, как же это приятно! Он сменил бы тогда гнев на милость. Когда Хорхе провел меня мимо оркестра, я на секунду приоткрыла глаза и улыбнулась пианисту — он встречается с моей новой подругой Моникой.
Я познакомилась с ней на одном из занятий Мигеля Ангеля. На том самом, на котором он во всеуслышание отпустил особенно едкое замечание про мою попу (по его убеждению, все девушки непременно должны быть анорексичками), а Моника встала на мою защиту, вернее, на защиту моего зада. После урока мы отправились выпить кофе (и запихнули в себя по три медиалунас, назло инструктору). С этого дня у нас завязалась дружба. Моника смешит меня до слез, изображая нашего учителя: «И это вы называете плие?! А мне кажется, именно так женщины рожают на рисовых плантациях! Нет! Нет! Нет!»
Она рассказала, что сначала изучала технику Грэхем[61], но, как и многие профессиональные танцовщицы, затем переключилась на танго, ибо дело это денежное. Моника необыкновенно хороша собой: каскад блестящих черных волос, алебастровая кожа, ротик словно бутон розы, слегка вздернутый нос.
Я действительно за нее рада: она не могла бы остановить свой выбор на более приятном парне, чем Мартин, пианист. Как он играет! Легко, непринужденно, самозабвенно…
Я закрыла глаза, и музыка снова унесла меня. В этот раз мы с Хорхе ни разу не стукнулись головами, благодаря чему танец наш получился просто волшебным. Когда он закончился, мы остановились и продолжали стоять друг подле друга, молча и неподвижно. Я слышала биение его сердца, чувствовала тяжесть его ладоней на своей обнаженной спине. Одной рукой обвив его шею, второй слегка сжала его плечо, а затем опустила ее ниже, на бицепс. Какие потрясающие мускулы! Видимо, я обречена испытывать влечение к малолеткам…
Что-то случилась с акустической системой, и мы продолжали стоять в ожидании. Люди из оркестра суетились, пытаясь отладить технику.
— Предлагаю тебе пригласить меня на свидание, — прошептала я Хорхе в самое ухо. Да, не слишком тонкий намек на то, что пора ему взять инициативу в свои руки. Но, по крайней мере, он меня понял.
Голова его дернулась, и я увидела на его лице выражение ужаса. Он стал нервно приглаживать шевелюру, но это было похоже на то, что он рвет на себе волосы. Я всерьез испугалась, как бы он не вырвал их все.
— А-а-а-а-а! — Именно такой звук исторгло его горло. «Ayuda!!! Помогите!!!» — наверное, пытался прокричать он.
У меня нет выбора. И поскольку, судя по всему, я пугаю всех мужчин до смерти — просто не представляю почему, — мне не остается ничего, кроме как притвориться бесстрашной. Если бы только они знали: я боюсь их в десять раз больше, чем они меня. А также я в десять раз отчаяннее нуждаюсь — в сексе? в любви? Да какая разница… Именно это и заставляет меня идти напролом раз за разом, снова и снова.
Наконец проблемы с аппаратурой были решены, к огромной радости танцующих, которые уже начали хлопать в ладоши и топать ногами от нетерпения. Снова заиграла музыка, и мы начали танцевать — с движения, на котором остановились. Ближе к финалу ему удалось обрести самообладание.
— В Музее изящных искусств выставка Миро[62]. Ты любишь Миро? — спросил он.
— Да, очень. — Мне абсолютно безразлична живопись в целом и Миро в особенности. За свои тридцать лет я уже вдоволь нашаталась по многочисленным музеям. И выстояла сотни часов перед шедеврами всех эпох и размеров, тщетно пытаясь постичь заключенный в них смысл.
— Так, может быть, завтра днем? — Голос его дрожал.
После некоторой паузы (я сделала вид, что соображаю, свободна ли я завтра днем) я взглянула в его огромные карие (испуганные) глаза и кивнула: «Да. С удовольствием».
31 марта 2000 года
Мы встретились возле музея. По выражению его лица трудно было сказать, что он жутко счастлив. «Меня захватили в заложники», — все еще прочитывалось на его физиономии. Но в том, что он все-таки пришел, я усмотрела прогресс. Мы вошли в музей, где он сделал второй благородный жест — заплатил за билеты. Подобное поведение совершенно естественно для аргентинских мужчин, которые, как я уже говорила, галантные кабальерос. Однако я не ожидала такого от разновидности мачо, известных иначе как аргентинские танцоры танго. Для меня стало приятным сюрпризом, что он полез за деньгами и сделал что-то подтверждающее, что у нас с ним настоящее свидание (нравится ему это или нет).
Как только мы вошли в первый зал, стало абсолютно ясно: Миро интересует Хорхе еще меньше, чем меня. Теперь моей задачей было улизнуть отсюда как можно скорее, едва лишь появится благоприятная возможность. Спустя четверть часа мы уже завершали осмотр, проскочив рысцой мимо огромного количества больших голубых холстов с изображенными на них красными, желтыми и черными амебами.