Так сказал я Закар-Баалу и увидел, что он призадумался. Поникла на грудь голова князя, и просидел он так какое‑то время в смущении, а потом сказал:
– Велено мной, чтобы ты принес святыню в город и во дворец. Но где же бог? Принеси Амона сюда, и я окажу ему почести.
– Не желает Амон входить в твой город и дворец, – ответил я. – Не желает, пока не решится дело между нами, пока не лягут бревна на морской песок. Сердится Амон, ибо ты нанес ему обиду! Чтобы загладить ее, повернись, владыка, лицом к горам и пошли людей, чтобы рубили деревья. Отплатит бог тебе за эти труды! И мой господин тоже отплатит, не сомневайся!
Снова задумался Закар-Баал, потом встал, подошел к окну и бросил взгляд на море и гавань, полную кораблей. Не шатер ли он там высматривает, не обитель ли бога, пришедшего из Фив?.. – подумалось мне. Если так, пусть вразумит его Амон, ибо велика власть бога! Силен бог над сильными, над спесивыми строптивцами, что мнят себя львами, конями и соколами. Но, как говорится, и львов укрощают, и лошадей объезжают, и соколу связывают крылья!
Должно быть, снизошел бог к Закар-Баалу. Повернулся князь ко мне, и не было в его глазах ни гнева, ни гордыни.
– Велик Амон! – пробормотал правитель Библа хриплым голосом. – Велик он, создатель всех морей и земель! Но земля, откуда ты прибыл, создана им первой. Из Египта пришли к нам ремесла и искусства, пришел обычай чтить богов, пришла сила мудрости… Согласен я с этим, и лишь одно меня удивляет: как могли великие Египта послать тебя в столь неразумное плавание? Ты не торговец, не опытный в странствиях мореход, не привычный к опасностям воин, а тебя послали!.. Нет у тебя серебра, нет драгоценных товаров, нет кораблей, чтоб нагрузить их бревнами, и нет тех, кто слушал бы твой зов и выполнял приказы! Ничего нет!
– Со мною бог, – отозвался я. – Повелит он, и все будет, и серебро, и товары, и корабли.
– Что же для этого надо сделать? – спросил Закар-Баал. – Что сделать, чтобы бог явил свое могущество? Без этого твои слова – пустые песни!
И сказал я то в ответ, о чем думалось мне ночью, сказал Закар-Баалу:
– В гавани твоей, владыка, корабль Мангабата, и скоро он поплывет в Танис. Отправь гонца к Несубанебджеду и супруге его Танутамон, гонца с письмом, которое я напишу. Пусть пришлют они все нужное тебе, а когда вернусь я в Фивы, возместит им долг мой господин Херихор. Об этом и будет мое письмо, и уверен я, что не откажет правитель Таниса. Ведь Амон и его бог!
Хоть клялся Мангабат, что дошли мои слова до танисского князя, а все же были в том сомнения. Опять же могли и не поверить кормчему, а как не верить посланцу Закар-Баала и моему письму?.. Сказал Мангабат, скажет гонец и скажет мое письмо. А что сказано трижды, то правда.
Слова мои пришлись по сердцу князю. Снова призвал он Тотнахта, велел нести папирус и краску для письма и, встав за моей спиной, смотрел, как я рисую знаки. А после была мне оказана милость – одарили меня, по велению князя, хлебом и бурдюком вина. С тем и вернулся я к своему шатру, к своему рабу и своему богу.
Ночью, во сне, я опять побывал у Закар-Баала. Но не он мне приснился, а та певица, что была похожа на Нефруру. Звенел ее голос в моих ушах, и не слышал я в эту ночь, как храпит Брюхо и плещут о берег морские волны.
ЗОЛОТОЙ СОСУД С ИБИСАМИ
Но недолго пробыл я в своем шатре. Утром явился ко мне Бен-Кадех и с ним вельможа из близких князю по имени Пенамун. Имя было египетским, но лишь по речи смог я опознать в нем соплеменника – длинные волосы, колпак и завитая борода делали его подобным уроженцу Джахи. Держался он надменно и глядел на меня, как смотрит цапля на лягушку. Похоже, был он из тех египтян, служивших Закар-Баалу, что хотели забыть о своем отечестве и сделаться псами среди псов, коршунами среди коршунов. Словом, был он больше житель Библа, чем другие жители, родившиеся здесь.
И сказал мне этот Пенамун:
– Велено тебе владыкой нашим идти в город и пребывать там во все дни. И еще велено, чтобы взял ты с собой святыню, изваяние божества, и хранил его в почетном месте. Нельзя держать Амона, царя богов, в дырявом шатре на морском берегу! Так говорит наш князь, так повелевает! Что же ты не исполняешь волю его?
– Где встал Амон, там и почетное место, – ответил я. – Бог всюду бог, и в городе, и на морском берегу.
Пенамун презрительно сощурился:
– Споришь с князем, ничтожный? С владыкой нашим, оказавшим тебе честь?
– Запоздала эта честь. Не хочет бог идти в Библ, а я ему покорствую.
Поглядел Пенамун на шатер и статую божества, стиснул кулак, оскалился злобно и шагнул ко мне.
– Князю покорствуй и отправляйся в город! Князь желает видеть святыню и поклониться ей!
– Поклониться можно и здесь. Не бог приходит к человеку, а человек к богу.
Лицо Пенамуна налилось кровью. Не знаю, что бы сделал он, но тут заговорил Бен-Кадех:
– Не упорствуй, друг мой, и выслушай, что я скажу. Знаешь ли ты, что я не только старший над гаванью, над кораблями и корабельщиками? Те, кто пилит бревна, кто строгает доски и строит корабли, тоже под моим началом.
Я не знал об этом, но не удивился. Что ближе к кораблям и гавани, чем верфь?
– Дали мастерам моим дерево из княжеских запасов, – продолжал Бен-Кадех. – Сейчас готовят они балки для ладьи Амона, и увезет их в Танис кормчий Мангабат вместе с гонцом и твоим письмом. Увезет длинную балку для киля, кормовой брус и носовой брус, а к ним – четыре обтесанных бревна. Дар этот делает наш правитель в знак почтения к Амону. А потому спроси бога еще раз: не соизволит ли он перебраться в город?
Я пришел в замешательство. С одной стороны, крепче будут слова в моем письме, если подкрепить их кедровыми балками, а с другой, не я ли говорил Закар-Баалу, что не желает Амон входить в его город и дворец?.. Хватит ли семи балок, чтобы умерить обиду бога?.. Судно у Мангабата большое, может вдвое больше увезти…
Заметив, что я в смущении, Бен-Кадех сказал:
– Не хочешь в Библ идти, и не надо. Но покинь это место на берегу, ведь недостойно оно бога и тебя, его посланца! Есть у племянника моего Эшмуназара усадьба недалеко от города, сад и хороший дом. Почему бы не поселиться тебе в этом доме? Почему бы не есть хорошую пищу, что готовят умелые слуги, а не варево твоего кушита? Будет не рыба у тебя, а мясо, не хлеб, а тонкие лепешки, не кислое вино, а сладкое, будет мед, и плоды, и чистая постель. Все будет, ибо, как тебе известно, племянник мой щедр и любит тебя.
Так уговаривал меня Бен-Кадех, муж умный и благожелательный, а Пенамун в это время стоял с гордым видом, точь‑в‑точь как надутый гусь. И я, сравнив двух этих людей, подумал, что вино из Каэнкема не перепутаешь с ячменным пивом. А затем сказал Бен-Кадеху, что благодарен ему и готов принять гостеприимство его племянника.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});