Читать интересную книгу Большая судьба - Евгений Федоров

Руки старика задрожали.

- Что теперь робить, когда всю силу мастерства, всю коренную тайность вложил, да не вышло! - огорченно вымолвил он.

- Врешь! - перебил его Аносов. - Мастерство твое высокое, непревзойденное. Опыт дедов и прадедов сказывается в нем. Сталь получилась хорошая. Но ты пойми, сейчас этого мало. Тут наука и опыт должны быть связаны одним узелком...

Павел Петрович опять прирос к своему месту. Он словно и не замечал кручины Швецова. Когда тот, усталый, садился отдыхать и вздыхал, Аносов твердил свое:

- Найдем коренную тайность! Верь мне!

Знатоки холодного оружия высоко ценили узоры на клинке, но они принимали их только как украшение. Аносов же знал, что рисунок на булате обусловлен внутренним строением стали. Высокое качество булата, его упругость, твердость, незатупляемость являются лишь выражением этого строения. Узор появлялся на стали после шлифовки и травления. На старых клинках, которые попадали в руки Аносова, узор был стерт, покрыт ржавчиной. Рисунок еле-еле проступал. При плохой шлифовке его почти нельзя было различить. Долго думал Павел Петрович над этим. Он забирался в лабораторию и применял различные реактивы. Тут были и соляная и серная кислоты, и купорос, и лимонный сок, и пивной уксус. Все они по-разному действовали на булат.

Лаборатория была маленькая, полутемная, оборудована бедно. Аносов из своих скромных сбережений приобрел реактивы, аппаратуру, кое-что дали литейщики. Но нехватало самого главного - микроскопа.

Павел Петрович вспомнил слова Михаила Васильевича Ломоносова, напечатанные им в проекте академического регламента еще в сентябре 1764 года.

Великий ученый писал: "Химик без знания физики подобен человеку, который всего должен искать ощупью. И сии две науки так соединены между собою, что одна без другой в совершенстве быть не могут".

Ломоносов первый ввел в практику химических исследований микроскоп.

Аносов выписал этот прибор из Петербурга и теперь каждый день ожидал посылки. А пока все вечера уходили на перечитывание трудов Ломоносова. Какой поразительно всеобъемлющий кругозор был у этого русского ученого! Он первый в мире серьезно исследовал и вопросы кристаллизации.

Подходила осень. Вечера стали темными, длинными. С Уреньгинских гор задули пронзительные ветры, они выли за окном, рвали с деревьев желтую листву и гнали вдоль улицы. В такие вечера хорошо было посидеть в теплой комнате, у яркой лампы, и в тишине "побеседовать" с Ломоносовым. В столовой шумел самовар, служанка побрякивала посудой. Татьяна Васильевна радовалась редким вечерам, когда муж оставался дома и сидел у себя в кабинете среди кожаных фолиантов. Тогда семейное счастье казалось ей полным. В девять часов начинался вечерний чай, и Аносов приходил в столовую. Жена говорила о детях, о семейных делах, а он думал о микроскопе.

В один из ноябрьских дней на пруду заблестел крепкий ледок, горы и леса покрылись снегом. И вот, наконец, по санному пути доставили из Петербурга давно ожидаемую посылку. Ее торжественно отнесли в лабораторию. Аносов, никому не доверяя, сам осторожно вскрыл ящик, с восторгом извлек из него микроскоп и протер стёкла. Свершилось: прибор стоял на его рабочем столе! Павел Петрович радовался микроскопу, как ребенок любимой игрушке.

Утром он засел за микроскоп и стал рассматривать образцы полированных и протравленных клинков. Прибор не обманул его надежд. Перед Аносовым открылся дивный мир, доселе им невиданный. Трудно было оторваться от созерцания поблескивающих кристаллов металла, из которых складывался чудесный правильный узор. Аносов придвинул к себе бумагу, цветные карандаши и лихорадочно стал зарисовывать увиденное. Тут же он подробно описывал микроструктуру выплавленной стали.

Павел Петрович с головой ушел в исследовательскую работу. Более суток он просидел за микроскопом. За ним пришла Татьяна Васильевна. Виновато улыбаясь, Аносов говорил:

- Сейчас, сейчас, милая, вот только выясню, как действует на мой сплав железный купорос... Осторожнее, не опрокинь! - тревожно косился он на колбы, наполненные кислотами.

Жена молчаливо простояла около часа и ушла домой огорченная.

"Неисправим, навеки неисправим! Зачем таким людям жениться? недовольно думала она, но сейчас же отогнала эту мысль и решила иное: Таким-то людям именно и нужна семья! Ему некогда вспомнить о себе, вот жена и должна позаботиться об этом!" - Она шла по сухому скрипучему снегу, морозный воздух бодрил, и на душе ее становилось светло и радостно.

Тем временем Аносов продолжал возиться с разными реактивами. Перед ним, как на поле боя перед полководцем, разыгрывались сражения. Не все кислоты с равным успехом производили вытравку: одни из них обнаруживали свое действие только на железо, а другие - и на железо, и на углерод.

На другой день к вечеру Павел Петрович домой пришел усталый, еле добрался до кабинета и тяжело опустился в кресло. В темном углу на краешке стула сидел согнувшись старик Швецов.

- Ты как сюда попал? - удивленно уставился на него Аносов.

- Татьяна Васильевна допустила, - шепотком сообщил тот. - Под окошком стоял, выжидал тебя, увидела и отошла сердцем... Ну как, Петрович, теперь? Будет толк?

Аносов устало опустил голову, промолчал. И это безмолвие, которое на секунду установилось в комнате, словно жаром обожгло Швецова.

- Что ж ты молчишь, Петрович? Неужели и тут неудача? - схватил он Аносова за руку.

Серые утомленные глаза инженера вдруг зажглись юношеским сиянием.

- Знаешь, отец, - возбуждаясь, заговорил он, - я познал иной мир. Вижу, будет у нас булат! Глаза у меня открылись. До сих пор я шел вслепую, и вот - стал зрячим... Погоди, увидишь и ты!

Вскоре они закончили плавку номер 74. Она длилась четыре часа тридцать минут. На этот раз сплав не вылили в форму, а охладили в тигле. Литейщики проковали охлажденный слиток под молотом. Ковался он хорошо, и весело было на душе Швецова, но неожиданно по синеве сверкнула трещина.

- Всё пропало! - упавшим голосом выдавил литейщик.

- Погоди, еще не всё пропало. Теперь мы можем заглянуть в душу сплава, узнать, что случилось, - успокоил Аносов. - Продолжим дальше!

Стальной слиток отполировали, тщательно очистили его от масла мелкой золой и водой. После этого опустили в подогретый реактив, и на нем постепенно стали проступать узоры. Швецов вытащил слиток, обтер его досуха льняной ветошью, смазал деревянным маслом и подал Аносову.

- Ну, отец, пойдем посмотрим, что стало с металлом, - предложил литейщику Павел Петрович и провел его в маленькую лабораторию. Тут на большом столе были нагромождены куски руды, сплавов, пластинки стали; на полках в бутылях поблескивали таинственным мерцанием кислоты. Под окном стоял диковинный инструмент.

"Микроскоп!" - догадался Швецов и стал внимательно рассматривать разложенные на столике образцы сталей. Вот - булатные, литые, сварные, витые, кованые.

- Садись поближе, - указал Аносов на стул. - Я сейчас кое-что тебе покажу. - Павел Петрович показал глазами на образцы. - Обрати внимание, узоры у них разные. Теперь посмотрим!

Он положил восточный булат под микроскоп. Синеватый клинок излучал нежное блистание. Казалось, металл чуть-чуть охвачен изморозью.

- Взгляни в окуляр на сей узор! - предложил Аносов.

Литейщик, не дыша, уставился в линзу. Второй глаз он сильно прищурил, но в окуляре всё заволакивала муть.

- Туман кругом, ничегошеньки не вижу, - с разочарованием сказал старик.

- Погоди, сейчас увидишь! - Павел Петрович покрутил кремальеру, и слиток оказался в фокусе.

Швецов замер, очарованный видением.

- По рисунку, который ты видишь, во многом определяется качество стали, - пояснил Аносов. - Эти волнистые линии, которые, как ручеек, текут перед тобой, сплетения и блеск - есть результат той тайны, которую нам предстоит разгадать! Ах, отец, отец, что за чудо-булат перед тобой... А теперь взгляни на другой, и тебе всё станет очевидным! - Аносов положил под объектив микроскопа другой образец.

- Нет, Петрович, тут что-то не то! Сгасло сияние! - уныло проговорил литейщик. - Куда что и подевалось!

В стеклянном окошечке по синеватому полю просвечивал робкий узор. Однако что-то мертвое, потухшее ощущалось теперь. Не струился булат перебегающими искорками, блеск его был холодный, застывший.

- Какой же это булат? - иронически спросил Швецов.

- Известно какой. Разве не узнаёшь? Это булат работы прославленных золингенских мастеров. А в чем разница? - спокойно спросил инженер. Разница в том, что на немецких клинках узор сделан вытравливанием и при перековке он исчезает, как дым в ясную погоду! Вот в чем дело, отец. Мы установили простую истину: упругость и прочность металла всецело зависят от его структуры. И теперь я знаю, что тайна булата кроется глубоко внутри сплава, в сцеплении невидимых для нашего глаза мельчайших частиц кристаллов металла. Как разгадать нам тайну? Что нам поможет? А вот смотри. - И Аносов взял со стола два стальных отрезка.