— Ох, мамочка... — раздается глубокий, насмешливый голос, за которым следует топот ботинок, поднимающихся по лестнице. — Я дома.
Мама поворачивается ко мне, страх в ее глазах прорезывает темноту моей спальни.
— Нам нужно уходить, немедленно. — Схватив меня за запястье, она стаскивает меня с кровати.
— Стой. — Упираясь ногами в пол, я сопротивляюсь силе ее тяги. — Мы должны позвонить в полицию.
— Нет, — яростно рычит она. — Никакой полиции. Пока нет.
Не успеваю я оспорить ее решение, как она уже подводит меня к окну, раздвигает шторы и занавеску.
Меня пронизывает ледяной страх, когда я понимаю, что она хочет выбраться из дома через окно второго этажа. Когда она открывает раму, на меня попадают крупные капли дождя.
На улице льет как из ведра.
— Иди первой, — приказывает она, подталкивая меня к окну.
— Мам, я не понимаю, — возражаю я. — Почему нам просто не позвонить в полицию и...
— Хватит, Алиса!
Я вздрагиваю от ее резкого тона.
Это заставляет ее разрыдаться.
— Прости, малышка. — Она притягивает меня в объятия. — Знаю, сейчас ты в замешательстве. Позже я все тебе объясню. А сейчас, пожалуйста, делай, как я говорю.
Из маминой спальни дальше по коридору доносится оглушительный грохот.
— Поторопись, — умоляет она.
Не колеблясь больше ни секунды, я высовываю голую ногу из окна, жалея, что на мне шорты и майка, а не пижамные штаны. Вцепившись в оконную раму, нащупываю ступней скользкую, мокрую решетку.
— Осторожнее, — шепчет она. — Я иду сразу за тобой.
Кивнув, начинаю спускаться, торопясь ради мамы.
Со всех сторон на меня хлещет вода, бомбардируя обнаженную кожу, и мои волосы тут же промокают.
Оказавшись на земле, я убираю мокрые пряди с лица и, подняв глаза, смотрю, как мама выползает наружу, ее нога вслепую нащупывает решетку.
И тут над ней нависает темный силуэт, мешающий нашему побегу. Он хватает маму за руку, прежде чем она успевает спуститься достаточно низко.
— Мама! — разносится в пустоте ночи мой полный ужаса крик.
Оглянувшись назад, я осматриваю пустые улицы и зову на помощь, но из-за бушующего шторма никто меня не слышит.
Я уже хочу бежать обратно в дом, когда ей удается вырваться из его хватки, сорвавшись вниз. Я бросаюсь вперед, чтобы поймать ее, чуть смягчая падение, когда мы обе оказываемся на земле.
— Ты в порядке? — спрашиваю я, всхлипывая.
— В порядке. — Несмотря на заверения, она с трудом поднимается на ноги. — Бежим!
Взявшись за руки, мы мчимся к машине. У водительской дверцы мама опускается на колени и шарит над колесом в поисках запасного ключа.
Мой взгляд с тревогой устремляется к дому в поисках каких-либо признаков Андона.
— Черт возьми, где же он? — в отчаянии восклицает мама.
Сквозь завесу дождя я вижу, как распахивается входная дверь.
— Он идет! — выкрикиваю я предупреждение, как раз в тот момент, когда он появляется.
— Нашла!
Мама отпирает машину, распахивает дверцу и запихивает меня внутрь, после чего залезает следом.
Я переползаю на заднее сидение со стороны пассажира, и тут по моему окну раздается громкий удар, такой силы, что стекло трескается.
Из моего горла вырывается крик при взгляде в безумные глаза Андона, которые нельзя назвать иначе, чем маниакальными…
Когда он замахивается для следующего удара, мама жмет на газ, вылетая задним ходом с подъездной дорожки, как летучая мышь из ада.
Встав на колени на сиденье, я наблюдаю в заднее стекло, как исчезает темная фигура Андона, когда мы сворачиваем за угол. Только выехав на автомагистраль между штатами, я отворачиваюсь и откидываюсь на спинку сиденья, испуская прерывистый вздох облегчения.
— Малышка, ты в порядке? — спрашивает мама, пытаясь справиться с эмоциями.
Я киваю, но на самом деле я далеко не в порядке. Не после того, что только что произошло. Не тогда, когда меня мучает тысяча вопросов.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Что происходит, мам? Почему мы не вызвали полицию?
— Мне так жаль, — всхлипывает она, ее лицо искажено горем. — Я не хотела, чтобы такое случилось. Я не хотела, чтобы ты узнала.
Меня наполняет замешательство.
— Узнала что?
Наши взгляды на мгновение встречаются.
— О твоем отце.
— О папе?
— Я не знала, Алиса. Ты должна мне верить. Я понятия не имела о том, что происходит. Я узнала об этом только после его смерти и даже сейчас… мне до сих пор не верится.
От ее растущего отчаяния у меня сводит живот.
— Не верится во что, мам?
Но нам не суждено было договорить. Яркий свет фар окутывает нашу машину, ослепляя нас обеих. Я не могу понять, что происходит, пока автомобиль не дергается от удара, бросая нас вперед на сиденьях.
Мама кричит, пытаясь выровнять руль. Обернувшись, я вижу в заднее окно автомобиль, вплотную следующий за нами, готовясь снова нас протаранить.
— Быстрее!
Мое предупреждение звучит слишком поздно. На этот раз удар достаточно сильный, чтобы мы врезались в ограждение, и от столкновения наша машина переворачивается.
Все происходит как в замедленной съемке. Наши крики ужаса разрушают тишину, когда машина вертится в воздухе. Я смотрю на маму, ее взгляд наполнен любовью и сожалением. Этот взгляд будет преследовать меня долгие годы.
Машина приземляется в кювет, удар настолько сильный, что я вылетаю через окно. Все тело пронзает боль, когда я с глухим стуком ударяюсь о холодную, мокрую землю.
Вдалеке раздается звук открывающейся дверцы машины, но я в слишком сильной агонии, чтобы посмотреть, что происходит.
Через несколько минут в мои ошеломленные чувства проникает резкий запах, за которым следует вспышка жара. Наконец мне удается открыть глаза, и я вижу, что машина, из которой меня выбросило, горит, а в ней моя мама.
Из меня вырывается стон отчаяния. Я хочу кричать, рыдать и броситься вперед, но ничего не могу сделать, кроме как лежать на земле, испытывая невыносимую боль. Хотя телесные страдания не идут ни в какое сравнение с тем, что творится с моим сердцем при осознании того, что мамы больше нет.
Не успевает потеря затянуть слишком глубоко, как меня отрывают от земли и перекидывают через жесткое плечо, мое переломанное тело извивается, когда его уносят от единственного члена семьи, который у меня оставался.
Ледяная жидкость, обрушивающаяся сверху, выталкивает меня из прошлого в настоящее. Кашляя и отплевываясь, я прихожу в сознание.
— Ну, привет, соня.
Трясясь всем телом и стуча зубами, оглядываю тускло освещенное пространство в поисках зловещего голоса. Я с трудом фокусирую зрение, но как только оно проясняется, вижу, что нахожусь в промозглом, пустом сарае. Мои руки связаны над головой, жесткая веревка, обмотанная ржавой колючей проволокой, впивается в нежную кожу запястий.
Кончики пальцев ног царапают грязный, неровный земляной пол, но я стараюсь держаться настолько ровно, чтобы облегчить дискомфорт, и все же из меня вырывается болезненный стон.
Унижение присоединяется к чувству страха, когда я смотрю вниз и вижу, что полуобнажена и выставлена напоказ самым постыдным образом. С этой позой я слишком хорошо знакома.
Ко мне возвращается каждое болезненное и извращенное воспоминание моих страданий. Страданий за грехи моего отца. Грехи, за которые я, не переставая, извинялась и отплатила сполна, но этого все равно было недостаточно.
— Смотри наверх, сестричка.
Откинув голову назад, вижу темный силуэт моего мучителя. Инициатора моей гибели.