И старуха, обнажив сгнившие зубы, вращая белками глаз, запела:
Mild und leisewie er lächelt,wie das Augehold er öffnet,seht ihr’s, Freunde?Seht ihr’s nicht?Immer lichterwie er leuchtet,Stern-umstrahlthoch sich hebt?
Вот он нежно улыбнулся…Тихо взор открыл прекрасный…О, взгляните! Видно вам?Все светлее он сияет,Ввысь летит, в мерцанье звезд…
— Нет, нет! — вскричал я, закрывая уши руками. — Остановитесь, прошу вас! Я порядочный человек! Я служитель Господа!
Я бросился к выходу и в панике заколотил кулаками по двери, обитой железным листом.
— Откройте! Откройте ради всего святого!
В мгновение ока примчался надзиратель, но его шаги доносились до моего сознания с медлительностью улитки. Звук любви желал проникнуть в мое тело.
— Что происходит? Что происходит?! — крикнул надзиратель.
Но Марианна продолжала петь. Ее глаза были устремлены в пустоту. На лице застыла шутовская улыбка:
Seht ihr’s nicht?Wie das Herz ihmmutig, schwillt,voll und hehrin Busen ihm quillt.Wie den Lippen,wonnig mild,süßer Atem sanft entweht.Freunde! Seht!
Видно вам?В сердце гордом сколько жизни!Полным счастьем грудь трепещет,И дыханье, чуть дрожа, кротко веет на устах…Тише… Смотрите!..
Fühlt und seht ihr’s nicht?Höre ich nurdiese Weise,die so wunder voll und leise,wonne klagend,alles sagend,mild versöhnendaus ihm tönend,in mich dringet,auf sich schwinget,
Иль не ясно вам?Иль одна должна я слышатьэтой песни чудной звуки —Плач блаженства, все сказавший, —песню мира, голос друга,Лаской дивной вдаль манящийи меня с собой вознесший?
В замочной скважине со скрежетом повернулся ключ. Я толкнул дверь и выскочил из камеры, сбив надзирателя с ног. Я бежал по коридору, а вослед мне глухим перезвоном колоколов неслись стоны и зубовный скрежет, жуткие завывания несчастных больных, бряканье цепей… Перепуганный до смерти, покидал я клинику умалишенных.
Уже начинало темнеть. Клиника осталась позади, а в ушах моих продолжала звучать песнь Марианны:
hold erhallend, um mich klinget?Heller schallend, mich umwallend,sind es Wellen sanfter Lüfte?Sind es Wogen wonniger Düfte?
Звуки всюду плещут, тают…То зефиров тихих волны?Или слезы туч ароматных?
Wie sie schwellen, michumrauschen,soll ich atmen,soll ich lauschen?Soll ich schlürfen,untertauchen?Süß in Düften michverhauchen?In dem wogenden Schwallin dem tönendem Schall,in des Weltatemswehendem Allertrinken,versinken,unbewußt,höchste Lust!
Нарастают сонмы звуков…Мне вздыхать ли или слушать, упиваться,Вглубь спуститься иль с эфиром слиться сладко?..В нарастании волн, в этой песне стихий, в беспредельном дыханье миров —Растаять, исчезнуть, всё забыть…О, восторг!!!
Я бежал, не разбирая дороги. Куда угодно, лишь бы не слышать этот кошмарный голос! Через час, почувствовав, что сердце мое вот-вот взорвется от перенапряжения, я остановился и перевел дух. В мозгу мелькнуло страшное сомнение: а что, если и я теперь отравлен голосом Марианны?
Всю ночь, задыхаясь от разрывавших грудь рыданий, брел я под звездным небом по направлению к аббатству Бейрон. На рассвете, в час, когда монахи собираются к заутрене, в километре от меня показались стены аббатства. Было еще далеко, но грегорианское пение в церкви доносилось до меня со всей ясностью. То были голоса монахов, призывавших на себя милость Господа нашего, Его вечную любовь. Вечная любовь! Какая насмешка! Мне захотелось добежать до церкви, ворваться в нее и заставить их всех замолчать.
А голоса все не смолкали: они неслись ввысь, исчезая в безоблачном баварском небе в первый час нового дня. Я опустился на колени, собрал ладонями горсть песка, поднял руки вверх и, разжав пальцы, высыпал песок на землю. А потом, с затуманенными от слез глазами, ответил на вопрос, который задал отцу Стефану Людвиг, завершив исповедь. Вопрос всей его жизни. Нет, Людвиг, ты не одинок в своем грехе. Твой грех — это грех каждого из нас, будь то мужчина или женщина, богатый или бедный, клирик или мирянин. Этот грех преследует род людской с незапамятных времен. Во искупление его принял крестную казнь Господь наш, Иисус Христос. Он сопутствует нам с сотворения мира. Тщетно страстное желание человека достичь совершенства в любви, но, если человек однажды обретет совершенную любовь, он превратится в чудовище, которого еще не знала земля. Совершенная любовь возможна лишь в смерти. Твой грех, Людвиг, в том, что ты всего лишь человек.
Примечания автора
Следует отметить, что данная книга не является биографией тенора Людвига Шнорра фон Карольсфельда (1836–1865), который покоится в мире рядом с отцом, знаменитым художником Юлием Шнорром фон Карольсфельдом, на кладбище Альтер Анненфирдхоф в Дрездене. На самом деле Людвиг Шнорр фон Карольсфельд пел партию Тристана на премьере оперы «Тристан и Изольда» 10 июня 1865 года. Партию Изольды исполняла его жена Мальвина Гарригес (1825–1904). Эти факты соответствуют действительности. Верно и то, что вскоре после четвертого представления, 21 июля того же года, Людвиг Шнорр скончался. Обстоятельства его смерти неизвестны.
На самом деле его супруга сошла с ума, увлеклась колдовством и черной магией. Спустя некоторое время вдова тенора заявила, что покойный муж, являясь во снах, открыл ей, что она должна выйти замуж за Вагнера. После того как он отверг ее притязания, она предала публичной огласке его связь с Козимой Лист, дочерью знаменитого композитора и женой оперного дирижера Ганса фон Бюлова.
Долгое время скоропостижную кончину Людвига Шнорра приписывали действию проклятия. Ходил слух, что любой исполнитель роли Тристана обречен на смерть. По этой причине на протяжении нескольких лет ни один певец не соглашался петь партию Тристана. Наконец, нашелся смельчак, который, однако, потребовал взамен пожизненную страховку на случай, если с ним что-нибудь произойдет после представления. На этот раз все обошлось благополучно, так что о проклятии Тристана вскоре забыли.
Такова фактическая канва романа.
Фернандо Триас Вез Барселона, октябрь 2006Примечания
1
Список книг, запрещенных к прочтению католической церковью. — Здесь и далее примеч. перев.
2
Ab ovo — с самого начала (лат.).
3
Первое послание Коринфянам, 14:34. Жены ваши в церквах да молчат, ибо не позволено им говорить, а быть в подчинении, как и закон говорит. — Примеч. отца Стефана.
4
Бытие, 22:1–19. И-было, после сих происшествий Бог искушал Авраама и сказал ему: Авраам! Он сказал: вот Я. Бог сказал: возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака: и пойди в землю Мориа и там принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебе. — Примеч. отца Стефана.
5
Первое послание Коринфянам, 10:13. Вас постигло искушение не иное, как человеческое: и верен Бог, Который не попустит вам быть искушаемыми сверх сил, но при искушении даст и облегчение, так чтобы вы могли перенести. — Примеч. отца Стефана.
6
Матфей, 5:29–30. — Примеч. отца Стефана.