Читать интересную книгу МИССИОНЕР - Евгений Кабанов

– Что это? – недоумённо спросила она, приоткрывая глаза от такого дуплета.

Опасаясь, что момент может быть упущен, многонациональный султан торопливым движением широко раздвинул её промежность и уже коснулся изнывающей головкой члена лепестков бутона, собираясь сделать решающий толчок. Самая маковка уже красиво вписалась во влажный розовый овал, но тут Шехерезада вдруг испуганно вздрогнула, встрепенулась и издала возмущённый крик:

– Ты что выдумываешь?! Что я тебе, собака?!

От мощнейшего толчка стоявшего у пизды Шехерезады на шухере зада незадачливый калиф, подлетев на полметра, сделал в воздухе пол-оборота вокруг своей оси и шлёпнулся своим голым задом прямо в торт, раскидывая во все стороны чашки, ложечки и блюдца. Стул опрокинулся на спинку, взметнулись вверх волосатые ноги, и слышно было, как падишах треснулся головой о нижнюю, деревянную, часть серванта. Створки верхней, стеклянной, части распахнулись от мощного удара, и на голову и плечи оглушённому хану с грохотом и звоном посыпались блюда, тарелки, блюдца, чашки и бокалы. Прикрыв голову руками и уже смутно соображая, что происходит, обалдевший паша почувствовал, как в довершение ко всему что-то тяжёлое и твёрдое стукнуло его по пальцам и по темечку, скатилось на грудь, и на тело обильно потекло благовоние с резким запахом "Тройного одеколона". В уплывающем сознании эмира назойливо пульсировало каким-то козлом отпущения:: "Чёртов запах! Чёртова вонь!"

Откуда ему было знать, что запах этот – совсем не чёрта, и не дьявола, а обыкновенных свиней, аромат самой обыкновенной свинофермы, который пропитал бедную Клаву насквозь? И не виной Клавы было то, что она любила до самозабвения свою работу и своих поросят, и носилась с ними, как с малыми детьми, а, как оказалось, бедой.

Нет смысла описывать то, как насмерть перепуганная Клава ахала над Аполлоном и приводила его в чувство, как, оправдываясь, объясняла, что сзади ебут только кобели сук, как потом они вдвоём очищали его задницу от торта, как в груде черепков выискивали непобитые остатки сервиза… Всё это читатель может легко дорисовать своим собственным воображением. Остаётся только добавить, что "вязки" в тот вечер так и не получилось. Да и о какой "вязке" могла идти речь, когда у несостоявшегося раджи на темечке вскочила огромная шишка, средний палец на левой руке выгнулся в противоположную положенной сторону, а сам он весь оказался выкупанным в двухстах граммах первосортного "Тройного одеколона"? А в иных ситуациях такие дозы самой лучшей, даже хвалёной французской, парфюмерии, кажутся не утончённым ароматом, а вонью почище свинарниковской.

Глава XVIII

Ещё одно интервью, или Попытка изнасилования

В воскресенье рано утром, когда ещё не выгоняли на пастбище коров, побитый как собака, разбитый как шведы под Полтавой и благоухающий как само июньское утро Аполлон загнал в заводские ворота свой спиртовоз и отправился домой зализывать полученные так нежданно-негаданно душевные и физические раны.

Проснулся он уже после полудня слегка посвежевший и по-прежнему благоухающий "Тройным". Нестерпимо болел палец на левой руке, который Клава, вроде бы, поставила на место и забинтовала, смазав на всякий случай зелёнкой.

"Схожу к Бобрихе, – решил Аполлон, – пусть посмотрит".

Бобриха ощупала толстый и зелёный палец, который больше был похож на огурец, чем на конечность передней конечности, со всех сторон, потом покрутила его во все стороны, отчего бедный Аполлон чуть не потерял сознание, пожевала и изрекла:

– Зря вы его зелёнкой намазали – не видно натурального цвета, что затрудняет постановку диагноза… Похоже, перелом средней фаланги. Завтра поедете в Сенск, в больницу, сделаете рентген. Я дам направление… И где это вас угораздило? – спросила она, приложив к "огурцу" валявшуюся на подоконнике половинку деревянной бельевой прищепки и накладывая бинт.

– Угораздило… – уклончиво протянул Аполлон.

Пока она писала направление, Аполлон размышлял о том, что, оказывается, не зря он вчера ночью кушал яичную скорлупу в торте.

– А чего это вы, молодой человек, так наодеколонились? Никак завлечь меня хотите? – неожиданно, как бы кокетливо улыбнулась Бобриха, протягивая пациенту направление.

– А что? Вы ещё хоть куда, – через силу улыбнулся Аполлон жующей фельдшерице, а сам подумал: "Ещё тебя только, старая перечница, не хватало мне для полного счастья".

Когда Аполлон подходил к соей кадепе, заметил, что от проходной ему навстречу направляется какая-то дама, явно по подсказке стоявшего на крыльце Атавизьмы.

– Вы Аполлон ИванСв? – с милой улыбкой, несколько низковатым голосом, не вязавшимся с довольно приятной внешностью, спросила дама, скользнув взглядом по внушительному марлевому свёртку на левой руке Аполлона.

Аполлон окинул её изучающим взглядом. На вид дамочке было лет тридцать пять, невысокого роста, тёмные распущенные волосы, густой макияж, сочно накрашенные губы, одета явно по-городскому, но просто: незатейливые босоножки, длинная тёмная юбка, просторный светлый лёгкий свитер, под которым угадывались солидные груди, сумочка на плече…

– ИвАнов, – поправил, наконец, Аполлон.

– Простите, ИвАнов, – охотно согласилась дама, – просто мне вас представили как ИванСва.

Аполлон заметил, как у дамы чувственно раздуваются ноздри, втягивая исходящий от него аромат. "А она – ничего, – подумал он, – довольно сексуальна".

– Моя фамилия Сидорова. Александра Егоровна Сидорова. Собственный корреспондент журнала "Пищевая промышленность", – представилась дама.

– И зачем это я понадобился пищевой промышленности? – сострил Аполлон, улыбаясь.

– Как, вы ещё спрашиваете? А это что?

Она вытащила из сумочки "Зарю коммунизма", развернула и указала не в меру наманикюренным ногтем на один из заголовков. Аполлон узнал уже знакомого ему "Наследника Александра Матросова". Он вспомнил Вишневского, и ему стало не очень хорошо.

– Я уже давал интервью, – сухо сказал он, нахмурившись.

– Возможно. Но не в "Пищевую промышленность", – резонно заметила Сидорова. – И, вообще, как-то нехорошо получается, мы – центральный отраслевой журнал, узнаём в последнюю очередь, что в нашей индустрии работают такие герои… – она кивнула на его забинтованный палец.

"Ну, началось, – с грустью и раздражением подумал Аполлон. – Не отвяжется, ведь… Если у неё такой же темперамент, как у Вишневского, лучше разговаривать с ней подальше от заводских ворот".

– Хорошо, идёмте, – он указал на дверь своей кадепы, пропуская корреспондентку вперёд.

Пока корреспондентка осматривала обстановку – собственно, чего там осматривать-то, – Аполлон наполнил водой и включил электрочайник.

– Как скромно, оказывается, живут герои, – не то сочувственно, не то восхищённо – всё равно фальшиво, произнесла Александра Егоровна, садясь, наконец, на предложенный ей стул.

– В тесноте, да не в обиде, – блеснул Аполлон своими познаниями в русском фольклоре. После бурно проведенной ночи у него не было особого настроения на любезности даже со столь приятной собеседницей.

– Да-да, конечно, – улыбнулась корреспондентка.

– Ну, что вас интересует, Александра Егоровна? – спросил он, в упор глядя на Сидорову.

Памятуя о своей, чуть не закончившейся трагически, встрече с Вишневским, на этот раз он решил взять нить разговора в свои руки, ни на какие провокации не поддаваться, никакие просьбы не выполнять, и, вообще, сидеть как вкопанному и быть начеку.

– Скажите, пожалуйста, Аполлон…

– Можно просто Аполлон, – упредил её Аполлон, – не Бельведерский, не "Союз – Аполлон", а просто Аполлон.

Сидорова улыбнулась.

– Скажите, Аполлон, вы ведь недавно работаете на заводе?.. Я приехала вчера утром, но вас не застала – вы уже уехали на станцию. Я разговаривала со многими людьми. Вас, оказывается, все уже знают. Как вам удалось так быстро завоевать расположение товарищей, да и, вообще, всех односельчан?

– Особых усилий я не прилагал. Как-то всё само собой…

– Может быть, вы расскажете, как всё произошло… Вообще-то, я уже слышала эту историю. Но мне хотелось бы услышать её от самого героя.

"Хм, представляю, чего тебе наговорили".

– Вот что, Александра Егоровна…

– Можно просто Саша.

"Ишь ты. Просто Саша. O'K!"

– Вот что, Сашенька, есть в "Заре коммунизма" спецкор по фамилии Вишневский. Вы, случайно, не знакомы?

– Нет.

– Так вот. Он знает обо мне больше, чем я сам. Я думаю, может быть, вам лучше договориться с ним?

– Ну что вы! Вы меня просто оскорбляете. Да вы не беспокойтесь, Аполлон, я вас долго не задержу.

– Тогда учтите, что могут быть, мягко говоря, разночтения в том, что я вам сейчас скажу, и что будет написано в статье Вишневского.

– Ну, я полагаю, это не так уж страшно. Как-нибудь разберёмся.

Аполлон не стал больше тянуть резину, и за чаем с остатками "дубового" – пусть знает, что едят герои – "Красного мака" поведал, как всё было, то есть, что ударился головой в тумане о какую-то балку и больше ничего не помнит. Во всяком случае, никакого флагмана пищевой промышленности он не собирался спасать. Но корреспондентка оказалась настырной, не отступала и продолжала задавать всякие наводящие вопросы, которые настроили Аполлона весьма недружелюбно по отношению к ней. Впрочем, этот настрой он держал в себе и не подавал виду. В конце концов, они сошлись на взаимоприемлемом варианте, который кратко можно выразить следующей расхожей фразой: "Так на моём месте поступил бы каждый". Биографию же свою Аполлон сообщать наотрез отказался, сказав только, что приехал из Закидонска.