пьешь без меня?
Замечание было неловким, но неловко стало и Саше: перед ней стоял пустой стакан из-под пива, но она совершенно не помнила, как он здесь оказался.
– Я… Э…
– Это ничего, я сейчас тоже закажу. – Олег открыл барную карту. – Ты что хочешь? Может, по винишку?
– Я не то чтобы хочу сейчас вина на самом деле, потому что…
– Давай Неро д’Авола, может? Оно крепковатое, конечно, но для вечера как раз должно быть что надо!
– Ты заказывай себе, я, наверное, по пиву сегодня.
– Не, смотри, можно и белое взять, я на самом деле в таких случаях всегда или белое, или, наоборот, что-то крепкое беру, потому что…
– Олег. Пожалуйста. Просто пиво.
– Ладно. – Олег немного скис, но потом заказал у подошедшей официантки напитки, что-то вспомнил, повеселел, начал рассказывать Саше о сегодняшнем суде, о том, как он провалился, но выступал в целом неплохо, да и всё прошло неплохо, а в соседнем зале судили мужа судьи, о которой он писал в газете…
Олег рассказывал, мертвого мужчину в динамиках сменила живая, но уже старая рокерша, которая воспевала депрессию. Саша не могла выбрать, кого слушать: рокершу или Олега. Рокерша как-то лучше понимала ее в этот момент. В итоге слушала Олега – но слушала с грустью, потому что понимала: Олегов энтузиазм закончится, как только она скажет одну-единственную фразу. Тогда Олег встанет и уйдет, больше она не будет получать от него сообщений, хотя именно сейчас он был нужен ей – хотя бы в качестве человека, который умеет находить в окружающем ее пиздеце крупиночки смысла.
Поэтому Саша молчала и слушала, а потом Олегу и Саше одновременно пришло уведомление, – и на минуту жизнь прервалась разглядыванием той самой фотографии с обысков в театре. Над фотографией и Сашиным текстом значился заголовок: «Злые резиденты: силовики против театра». Заголовок придумала редакторка «Медиазоны», тут гордиться было нечем, зато фотографиями можно было гордиться: на еще одной, прямо из зала, было видно, как на сцену выбегает мальчик-Офелия, и росгвардейцы в масках медленно поворачиваются к нему. А на другой – собравшаяся перед театром толпа.
– Вот ты охуевшая, конечно… – восхищенно протянул Олег, и тут же отвернулся – не то из-за стеснительности, не то из-за того, что ему было непросто вот так с ходу принять и признать правоту Саши – из того их спора на бульваре она в итоге вышла победительницей, сумела доказать делом, что была права. – Это бомбанет!
– Ага, – согласилась Саша и глотнула пива. – Теперь можно со спокойной совестью немного поспать. Если за мной не придут, конечно.
Олег посмотрел на нее с беспокойством. Наверное, это должно было показаться ей милым, но в тот момент Сашу охватил гнев.
– Да всё в порядке будет, я шучу, – сказала она.
– Ну, не каждый день фээсбэшников разоблачают, – заметил Олег. – Может, все-таки…
– Всё в порядке, правда, – сказала Саша. Они были слишком близки к тому моменту разговора, которого она очень хотела избежать, поэтому перевела тему: – Так ты хочешь работать с адвокатами над театральным делом, да?
Олега это отвлекло, он начал опять рассказывать о себе, а Саша тем временем думала, что теперь-то, если история и правда завирусится, можно будет написать наконец большой фичер об отце. Если несколько изданий об этом напишут и ее имя станет хайповым, – а уже писали, она видела в твиттере, – то и историю отца могут зарепостить. Особенно если написать хорошо… Саша вздохнула.
– Что? Я что-то не то сказал?
– Нет, продолжай, пожалуйста; я о своем.
Потому что долги по учебе, с учениками непонятно что делать, пустой холодильник и… Саша почувствовала, что сейчас опять ударится в слёзы, – а это вызовет у Олега очередной приступ заботы, так что она постаралась сдержаться.
– Да и в общем, – тут Олег замедлился, – нужно только документы поштудировать, а там суд уже решит. Ты расскажи лучше, каково это было?
– Что именно?
– Ну, быть там, в театре, пока всё это происходило?
За окном зажигались первые фонари. Людей-сардин стало меньше.
– Ну, это было всрато, – Саша впервые за разговор улыбнулась, но быстро вернулась к былой хмурости. – Но я просто делала всё по инерции. Ну, типа, реагировала. Вот идет омоновец – я спрячусь, потом пойду туда, там-то щелкну… Потом просто всё записала.
– Так говоришь, будто сделать это было легко.
– Ну, нет, тут ты прав. Но мне еще и повезло офигеть как. Блин, они даже заднюю дверь в театр не охраняли, потом, правда, перекрыли, но я попала вот в то окошко, когда можно было попасть внутрь. И что не спалили… Тоже повезло, в общем.
– Понимаю. Слушай, – Олег положил ладонь поверх ее руки, – я хотел тебя спросить…
– Олег, не надо.
– Но я же даже не успел сказать… – Олег открыл рот в непонимающей улыбке, но Саша видела, что он всё понял. В глазах его было разочарование.
– Я знаю, что будет дальше, – тихо сказала Саша. – Ты сделаешь вид, что тебе ничего не стоит. Что всё в порядке. Мы еще почиллим тут. Потом ты выйдешь из той же двери, в которую вошел, и больше я тебя никогда не увижу. И ты не будешь мне писать каждые пять минут с предложением встретиться.
Олег усмехнулся. Грустно. И румянец этот Саше не нравился. Она почувствовала, как Олег отпускает пальцы, и на этот раз схватила за запястье его сама.
– А мне очень нужен друг сейчас, Робин Гуд. Я только что с девушкой рассталась, вернее, не рассталась, а… – Нельзя. Реветь. – Вот видишь, я даже не знаю, что с моей жизнью происходит, а ты вот хочешь, чтобы я взяла и сказала: о да, Олежка, давай забудем обо всём и будем радостно трахаться!
Олег отпрянул, расцепив их руки, и мгновенно помрачнел.
– Я ничего такого и не имел в виду. Просто думал – может, ты хотела бы тоже потусить, и…
Потом помолчали. Сашин текст расходился, как взрывная волна. Какой-то фээсбэшник уже выступил с опровержением, но это только усилило распространение материала. В баре всё еще было шумно, и бармены едва успевали наполнять бокалы. Темная синь за окном сгущалась.
Они еще немного поболтали, но как-то совсем грустно. Света назвала бы это убитым вайбом. Из динамиков пел мертвый – нет, живой, вот неожиданность – рокер. О том, что он святее Папы Римского и у него здоровый хер. Рокеры с годами не менялись.
Наконец, Олег расплатился и поднялся со стула. Саша буравила его взглядом, по плечам его бежали мурашки, но в эти глаза он смотреть не мог. Пока