Я собиралась пробыть тут полчаса, но уже прошло сорок пять минут.
— Мне пора.
— Подожди, я хотел тебе кое-что сказать.
Я выпрямилась на стуле.
— Насчет моей писанины. Я понимаю, что это дерьмо.
Я принялась его разубеждать: никакое не дерьмо, просто это черновой текст, с ним еще надо работать и работать, так всегда бывает, у всех, это еще только самое начало, — но Рей поднял руку и прижал палец к моим губам. В первый раз ко мне прикоснулся.
— Я хочу тебе это подарить, — сказал он. — Подарок не ахти какой, это мы обсудили. Но, может, у тебя получится что-то из него сделать.
Он поднял на меня глаза, и я увидела в них ту надежду и ту веру в меня, которые наполняли мою жизнь несколько месяцев, пока шли занятия. Но занятия уже кончились.
Он следил за моим лицом.
— Или не получится. Не важно. Но я писал это для тебя.
— Оставь себе, — сказала я.
Мне показалось, что он вздрогнул.
— Почему?
— Я не умею писать. У тебя это лучше получается.
— Не верю.
— Мне очень жаль, — сказала я. Меня распирало, я должна была ему признаться. — Я устроилась на эту работу по поддельной справке. У меня даже нет диплома.
— Что ты мелешь? — Кажется, он начал злиться.
— Я не мелю, а говорю, чтобы ты не наделал глупостей. Просто я не та, за кого себя выдавала.
— Я знаю, кто ты, — сказал Рей.
Я смотрела на свои дрожащие пальцы с обкусанными ногтями. Надо было сделать маникюр. Мы опять долго молчали, а потом на обе мои руки, на мои дрожащие обкусанные пальцы легли руки Рея. Трудно было поверить, что это те же руки, которые я держала в больнице. Тогда они были горячие, влажные, распухшие. А сейчас — сильные и прохладные. Здоровые руки. Он молодец, выкарабкался, подумала я.
— Холли, — сказал он. Когда я подняла глаза, он улыбался мне, как счастливый человек. Раньше я никогда не видела его счастливым. — Ты меня не поняла? Ты свободна.
Мы смотрели друг на друга. Странно, подумала я. Он так прощается, будто уходит. Разве это не я ухожу?
Старушка в брезентовой палатке выдает мне черный сплошной купальник и толстый махровый халат. За палаткой — несколько кабинок для переодевания. Я вхожу в одну из них. Кабинка тоже брезентовая, но внутри зеркало во весь рост. Переодеваясь, я смотрю в него. Поизносилась за тридцать три года. Но уж какая есть.
Когда я выхожу из кабинки, уже совсем темно, светится лишь бледно-зеленый круг бассейна. Холод по рукам и ногам пробирается под халат. Я останавливаюсь, прислушиваюсь: в воздухе дрожит какой-то новый звук, словно тысячи тоненьких стеклышек сверху и снизу разбиваются на тысячи осколков. Я поднимаю лицо к небу, и эти крошечные осколки обжигают холодом мое лицо: снег. Кругом так тихо, что я слышу, как мириады невидимых снежинок летят по воздуху и, легко позвякивая, падают на белый мрамор.
Вода парит все сильнее, за белыми клубящимися струйками почти не видно людей.
И я не знаю, в чем тут дело — виновата ли ночь, или снег, или зеленая вода, или что-то другое, никак со всем этим не связанное, но когда я подхожу к краю бассейна, меня охватывает радость, как в детстве. Я медлю. Снег падает и тает на моих волосах, на лице, на голых пальцах ног. Я жду, когда радость накопится и переполнит меня до краев.
Я закрываю глаза и прыгаю.
От автора
Я безмерно благодарна всем, кто слушал, читал, успокаивал, утешал, просвещал, вдохновлял и так или иначе поддерживал меня, пока я работала над этой книгой. Спасибо вам — Дэвид Хершковиц, Аманда Эрбан, Дженнифер Смит, Джордан Павлин, Лиза Фугард, Кей Кимптон, Дон Ли, Моника Эдлер, Дэвид Розенсток, Женвьев Филд, Рут Дэнон, Элизабет Типпенс, Пегги Рид, Джули Марс, Дэвид Хоуган, Александр Бузански. Я также благодарю за помощь сотрудников Центра ученых и писателей имени Льюиса и Дороти Кульман при Публичной библиотеке Нью-Йорка.