Читать интересную книгу Цитадель - Дженнифер Иган

Следующим был Бенджи: Дэнни прижимал к себе ребенка одной рукой, и у него еще оставалось две ноги и одна рука, чтобы карабкаться по лестнице. За все время Бенджи, кажется, так ни разу и не проснулся.

Ховарда они с Миком поднимали вдвоем, закинув его руки себе на шеи. Он безвольно висел между ними, но ближе к поверхности начал понемногу приходить в себя и последние ступеньки преодолел почти самостоятельно.

Каждая ходка занимала не меньше пятнадцати минут, и на то, чтобы вывести из подземелья всех, ушло несколько часов. К тому времени, как все закончилось и студенты, все до единого, лежали на мраморных плитах вокруг бассейна, втягивая в ноздри свежий утренний воздух, взошло солнце. Это был акт первый.

Акт второй состоял из объятий. Все принялись обнимать Дэнни — по одному, по двое, по трое, — и почти все при этом смеялись, или плакали, или то и другое вместе. Лишь раз в жизни у Дэнни было что-то похожее — в день окончания школы. Он не помнил в подробностях, что и как тогда происходило, но помнил чувство, владевшее всеми: Только что с нас свалилось что-то огромное, и можно все забыть и спокойно жить дальше, но мы не хотим вот так просто все забыть, и не можем. Это было слишком огромно.

Анна обняла Дэнни так крепко, что малышка у нее на груди сдавленно пискнула. Дэнни поразился тому, какая Анна сильная, и посочувствовал Мику: наверно, после того как эти сильные руки обвились вокруг тебя хоть однажды, уже не представляешь, как дальше жить без них.

Нора прижалась к Дэнни лишь на секунду и поцеловала его в щеку. И оттого, что эта девушка явно не отличалась щедростью на поцелуи, и оттого, что губы ее были бесподобно мягкими, поцелуй Норы показался Дэнни неожиданно чувственным. Он впервые ощутил ее запах, который тоже его удивил: она пахла не табаком, не пачулями и не потом, как можно было ожидать от девушки, украшенной пирсингом и дредами на голове. А чем? — спросил себя Дэнни, задумчиво глядя ей вслед, когда она отошла от него. В этот момент Нора обернулась, и Дэнни — тоже впервые — разглядел ее улыбку и увидел милую девочку из хорошей семьи, какой сама Нора не желала больше себя видеть, никогда. И он узнал этот запах, свежий, изысканный и сложный. Запах лужайки перед домом.

Нора: Спасибо.

Дэнни: Сказала она…

Нора сначала не поняла, но тут же рассмеялась: Так ведь нет же никаких наречий!

Дэнни: Ну, значит, просто спасибо.

Нора: Ну да, просто спасибо. Или еще можно: Спасибо, Дэнни. Разочарован?

Дэнни: Почему? Я доволен.

Оба рассмеялись, глядя друг другу в глаза.

А Бенджи обхватил руками ноги Дэнни, и от этого объятия внутри у Дэнни все перевернулось. Потому что руки у мальчика были такие тонкие, а сам он такой маленький, что Дэнни даже не мог в ответ прижать его к себе. Он лишь положил обе руки ему на голову и ощутил тепло его кожи под мягкими волосами. Сын Ховарда, подумал он.

Студенты обнимали Дэнни дрожащими руками и прижимались к нему влажными от слез щеками, по нескольку человек сразу: получалась куча-мала, а в середине ее — он, Дэнни, герой. Пару раз его чуть не уронили, и тогда вся компания начинала радостно вопить: Эй, потише там, ой-ой-ой! — но никто не слушал. И Дэнни должен был бы радоваться — ведь это было так похоже на те дни, когда после гола на последней секунде все рвались на поле обниматься с победителями. Только сейчас он почему-то чувствовал себя не героем, а обманщиком. Будто судьи по недоразумению приписали ему гол, которого он не забивал.

Акт третий протекал без особых событий. Анна с Норой заторопились в замок: пора было кормить детей. Помахав всем на прощание, они скрылись между кипарисами. Но остальные не расходились, а, словно ожидая чего-то, бродили вокруг бассейна. Дэнни тоже не спешил уходить. Ему хотелось подольше побыть здесь, рядом с этими людьми — ведь еще недавно все они думали, что им суждено умереть вместе. Сейчас, когда все только-только закончилось, он, как никогда, радовался сладости этого воздуха, теплу солнечного луча на своих щеках — тем мелочам, каких в обычной жизни человек даже не замечает.

Ховард сидел на мраморной плите у воды, опершись локтями на колени, подперев голову кулаками и прислонившись спиной к голове Медузы, — на том самом месте, где Дэнни (когда у него ехала крыша) мерещились странные силуэты. Вид у Ховарда был такой, словно что-то в нем кончилось. Возможно, в нем кончился Ховард.

Мик стоял с ним рядом. Дэнни никак не мог поймать его взгляд.

Акт четвертый начался, когда Дэнни вдруг понял, что теперь сила находится у него в руках. Ховард кончился, Мик был вне игры — и выходило, что для Дэнни наступил тот самый момент, которого он так ждал вот уже шестнадцать лет, к которому он рвался, пробирался хитростью и ползком, о котором грезил и даже (в дни совсем уже черного отчаяния) молился. И в первую минуту Дэнни бросило в дрожь от сознания того, что его усилия наконец вознаграждены. Но дрожь эта очень скоро прекратилась, и на смену ей явилось понимание чего-то другого, что Дэнни не взялся бы объяснить. Он не то чтобы не хотел той силы, которая перешла от Ховарда к нему; но он вдруг увидел, что все это не то, не то. Может, эта вожделенная сила за столько лет изжила себя и теперь уже не помогала Дэнни видеть мир, на который он смотрел. А может, сам мир уже изменился.

Тут где-то затикали невидимые часы. Дэнни не знал про часы, он просто видел, что наступил тот критический момент, когда люди вдруг начинают отдаляться друг от друга, будто кто-то перерезал нить, которой они были связаны. Все постепенно разбрелись, кто-то направился в замок, кто-то в сад, несколько человек залезли на обрушенную стену, куда Дэнни недавно взбирался вместе с Ховардом, а двое или трое (уму непостижимо!) заглянули в люк и начали спускаться обратно в подземелье. И пока они растекались в разные стороны, поодиночке или группками, лившийся с неба белый утренний свет потихоньку делал свою работу, стирал все происходившее ночью. И Дэнни уже не верилось, что вот эти люди могли, объятые страхом, выкрикивать его имя или что Ховард мог рыдать, — не могло этого быть, глупости, игра воображения!

Так закончился акт пятый.

Дэнни сел рядом с Ховардом. С того момента как они выбрались на поверхность, он еще не видел лица своего кузена. Видел только лицо Мика: оно было каменным. Кажется, и эйфория первых минут, и облегчение, охватившее потом всех — студентов, Анну с Норой, самого Дэнни, — обошли Мика стороной.

Часы продолжали тикать, хотя Дэнни их не слышал.

Ховард наконец поднял голову. Он выглядел серым, постаревшим. Ты молодец, Дэнни, ровным голосом сказал он. Все сделал, как надо.

Дурацкие ответы, идиотские ответы, ответы, которые и ответами-то не были, теснились в голове у Дэнни: Просто захотелось размяться… После полета из окна трудно было придумать что-то еще покруче, но я старался… А что, разве что-нибудь было?.. Видно, доктор мне вколол такое лекарство… Там хлебные крошки были рассыпаны, я по ним и шел… Ты не мог бы пересказать эту историю моему отцу?..

Но вслух он сказал совсем другое: Я оставил тебя умирать.

Ховард смотрел на Дэнни, щурясь против солнца. Но я не умер. Я выбрался.

Дэнни: Тебя нашли.

Я выбрался раньше. Мысленно. Раз по-другому не получалось.

Как?

Не знаю. Так как-то. Придумал для себя такую игру. А там — кто знает, что и как происходит в голове. И любой бы смог точно так же выбраться, если б захотел… Только никто не пытается.

Разговаривать было странно легко, словно они давным-давно все между собой обсудили и во всем согласились.

Дэнни: Ховард, какого хрена я тут делаю?

Не знаю, дружище. А правда — какого?

Дэнни обернулся к солнцу. Оно было утреннее, еще не горячее, но уже слепяще-яркое. И я не знаю, сказал он. Сначала думал, что знаю, но оказалось, есть что-то еще.

Ховард: Вот и со мной та же история. Сначала хотел тебя… поразить, что ли. Ну, это тебе удалось.

Ховард: А после все как-то начало сходиться одно к одному. Не могу объяснить.

Дэнни: Так ты не собирался сводить со мной счеты?

Ховард удивленно уставился на него. Какие счеты?

Я тут пару дней был немного не в себе. Может, после перелета или уж не знаю с чего. Вот и лезло в голову… всякое.

Ховард: Ну, нашел о чем вспомнить. То уже сто лет как быльем поросло. Теперь я у тебя в должниках.

Не надо. Пожалуйста. Не говори так.

Чириканье в ветвях вдруг сделалось оглушительным. Солнце, птицы, небо — будто оркестр разыгрывался перед выступлением.

Ховард: Но ты помнишь наш прошлый разговор, Дэнни? Так вот, я говорил тогда совершенно серьезно.

Ты про что?

Про твой секрет. Про недостающее звено. По правде сказать, вызывая тебя сюда, я ни на что особенно не рассчитывал.

Вижу, тебе успели про меня кое-что порассказать.

Да уж, не без того.