— Пожалуйста, Джейн, пора остановиться, — произнес я, как только из меня выплеснулась спасительная струя.
— Ухх… Твоя правда, Рамон. Пора остановиться. Я пристрастилась к тебе, как к наркотику, и готова заниматься с тобой любовью двадцать четыре часа в сутки.
Мне стало страшно, и не столько из-за слов Джейн: я сам почувствовал себя рабом этого наркотика, к которому привыкаешь куда сильнее, чем к героину, кокаину и прочим синтетическим средствам.
Да, я хотел любить Джейн, но еще хотел жить, как живут другие люди. Получать удовольствие от прогулки, от лихой езды на мотоцикле, от спокойного ужина с изысканными яствами, от беседы или созерцания красивой картины. Помимо любви я хотел испытывать все наслаждения этого мира.
Пару часов спустя мы уже были в Чиадо и рассматривали витрины с одеждой. Джейн сказала, что для нее это лучший отдых. На меня, по правде говоря, магазины навевали скуку, но я решил удовлетворить невинный каприз спутницы.
Джейн оделась просто, но с фантазией. На ней, как обычно, были узкие джинсы и туфельки на невысоких, но причудливых шпильках.
Мы гуляли по улице, время от времени Джейн отбегала, чтобы взглянуть на очередную вещицу, и я тогда получал возможность полюбоваться девушкой издалека. Она прямо-таки лучилась красотой, и я понимал, что едва ли во всем Лиссабоне найдется женщина, которая в моих глазах будет хоть на толику соблазнительнее Джейн. Я недоумевал, почему подобная женщина так сильно (если верить ее словам) влюбилась в меня. Сомнение мое перерастало в полную неуверенность в себе, на душе становилось тревожно.
Мы потихоньку двигались в сторону Санта-Каталины. Машинально, не сговариваясь — видимо, все-таки я вывел Джейн к этому месту, ведь она не знала адреса Рикардо, — повернули на Калсада-да-Эстрела. На другой стороне улицы, вдалеке, я заметил слугу Лансы. Слуга уложил вещи в багажник старого автомобиля, запер входную дверь на несколько оборотов ключа, сел за руль и уехал.
— Это он? — спросила Джейн.
— Да. Как странно! Виолета говорила, что, по ее сведениям, он уезжает в Каскаис в субботу, а сегодня четверг. Не понимаю.
— Что ж, значит, он слегка продлил свои выходные или решил воспользоваться тем, что завтра праздник. Какая разница?
— Не знаю, не знаю.
— Слушай, Рамон, а давай войдем в дом и разберемся со всем на месте?
— Сейчас, средь бела дня? Ты что, с ума сошла?
— Все очень просто. Пошли к черному ходу.
Джейн вытащила из сумки связку ключей и отмычек и сноровисто, плавными движениями принялась вскрывать замок. Не прошло и двух минут, как мы уже стояли перед глобусом.
Я попытался припомнить, где помещается ключ-рычажок, отпирающий эту сферу, но не смог. Рикардо все-таки слегка подстраховался и не показал нам точного расположения механизма. Я в подробностях восстанавливал в памяти те минуты, когда Рикардо прятал книгу в тайник, вспоминал каждое движение его рук — и в конце концов обнаружил на верхней части оси глобуса тоненький рычажок. Я потянул за рычаг, раздался щелчок, и на гладкой поверхности открылась щель (так бывает, когда надрезают спелый арбуз). Обеими руками я стал раздвигать полушария в стороны, и наконец створки разошлись. Внутри одного из полушарий лежала книга, сверкавшая, как золотой слиток.
— Боже мой! — воскликнул я. — Мы не захватили с собой поддельный экземпляр! Ты оставила его в Синтре и даже не показала мне.
Джейн широко улыбнулась и достала из сумки большой конверт. В нем лежала книга в переплете из темной меди, отсвечивавшем матовым блеском и имевшем потертый вид, как будто в стародавние времена книгой пользовались каждодневно. Джейн аккуратно заменила одну книжку на другую — не забыв тщательнейшим образом проверить подлинность экземпляра Рикардо — и спрятала оригинал сначала в конверт, а потом в сумку. Я сдвинул земные полушария, и мы опрометью бросились к выходу.
Потом мы отправились на парковку, где стоял мой автомобиль, нанятый еще в Сантьяго. Я собрал все пожитки, расплатился за гостиницу, и мы вернулись в Синтру с намерением как можно скорей улететь в Амстердам.
Ситуация пугала меня, хотя, по словам Джейн, опасаться было нечего. Обнаружить подмену будет практически невозможно — в этой области просто нет экспертов, способных догадаться, что произошло. Зато у компании Рикардо могут возникнуть серьезные неприятности.
— Послушай, Рамон, именно они могут попасть в скверную историю, если «Моссад» однажды обнаружит, что «Книга каббалы» находится в руках «бессовестных португальцев». Если об этом станет известно, Рикардо и его товарищи попадут в беду. Жизнеописания Николаса Фламеля создавались на протяжении веков, но в каждом из них говорится: Фламель поначалу полагал, что рукопись, которую передал ему старый иудей, по всей видимости, является «Книгой каббалы». Вот отчего Канчес так заинтересовался ею. Только позже выяснилось, что речь идет о другом сочинении, о трактате по алхимии. Однако, по существу, разница не так уж велика.
— Погоди, Джейн: ведь Рикардо раздал нам ксерокопии, и по ним любой из нас способен обнаружить подделку.
Джейн искренне расхохоталась.
— Рамон, ну как ты не понимаешь — Рикардо не собирался относить в копировальный центр бесценную рукопись. Дело было так: несколько лет назад владелец книги снял с нее копию…
— Ничего не понимаю.
— Все очень просто. Николасу продали две книги Авраама: одну по алхимии, другую по каббале. В обеих — двадцать одна страница, и вообще они очень похожи и различаются только содержанием; вернее сказать, некоторыми деталями содержания. Николас особенно заботился о книге по алхимии, обращение с которой требовало большей осторожности, вот почему всегда упоминали только об одной рукописи. А когда прошел слух, что Николас не умер, Фламелю потребовалось убедить всех в своей кончине. Тогда-то он и основал Музей изумрудной скрижали и поместил туда рукопись, посвященную каббале: если кому-нибудь придет в голову ее выкрасть, похититель не сможет проникнуть в секреты философского камня. Правительство Израиля много лет ведет переговоры с правительством Нидерландов о продаже или безвозмездной передаче этой книги, с тем чтобы она хранилась у главного раввина в синагоге Тель-Авива. Однако переговоры эти все время заходят в тупик, поскольку Амстердам снова и снова повторяет, что коль скоро речь идет о частном музее, правительство ничего не может поделать. Собственник же рукописи — анонимное общество, действующее через некий культурный фонд, — ни на каких условиях не соглашается на передачу. Собственник желает, чтобы книга находилась в Голландии, и все тут. Агенты «Моссад» неоднократно пытались выкрасть рукопись Авраама, но всякий раз терпели неудачу. По воле случая или, лучше сказать, по собственной безответственности служанка, живущая в доме Фламеля в Асторге, посчитала, что Николас сделал ее хранительницей своей библиотеки, и продала Рикардо книгу. С точки зрения закона служанка поступила некорректно, поскольку является наследницей движимого имущества лишь на правах узуфрукта.[67] Да, она не должна была распродавать книги, однако вмешаться тут никто не может — ведь юридически Фламель считается умершим. Этой сеньоре было четко и ясно сказано: никогда ничего не продавать; если она нуждается в деньгах, пусть только попросит. Однако по неведомым мне причинам служанка не оправдала возложенного на нее доверия и продала подлинную рукопись, которую Фламель скрывал на протяжении многих веков.