Я крепче прижимаюсь к нему и рефлекторно развожу бедра шире, чтобы он был еще глубже.
— Пожалуйста! — всхлипываю.
Он резче загоняет в меня пальцы.
— Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста… — хныкаю.
Не в состоянии насытиться. Хочу больше и резче, глубже.
Ощущаю его руки между своих ног, но этого все еще недостаточно.
Я хочу сильнее чувствовать его пальцы, сжимая.
Жажду принадлежать ему полностью.
Я наслаждаюсь тем, что он делает с моим телом. Заставляет извиваться, подставляться под умелые пальцы и вымаливать его член.
— Глеб!
— Что?
Он дышит чаще и тяжелее. Хватка на груди становится безжалостной.
Он властно сжимает меня. Движется пальцами внутри меня.
— Хочу на твой член. Хочу его прямо сейчас! Ай!
Глеб укусил меня за плечо.
Поцеловал и снова прикусил, алчно всосав кожу.
— Тогда разденься…
Его пальцы выскальзывают из меня, сразу становится пусто, но жаром все еще распекает изнутри.
Пока стягиваю сорочку через голову, Глеб разворачивается на кресле, подъехав к большому зеркалу.
Замирает возле него ненадолго и фиксирует кресло так, чтобы оно не двигалось.
— Глеб?
— Сюда иди! Терпеть не могу видеть это, — кивает на отражение. — Хочу заменить другой картинкой.
— Ох! Но я же такая круглая. Я думала, что ты захочешь переместиться на кровать.
— Хочу, — наклоняет голову. — В отношении тебя я много чего хочу.
Он медленно, как стриптизер, расстегивает рубашку. Я начинаю задыхаться, наблюдая за танцем его пальцев, расстегивающих пуговицы.
Так медленно. Жестоко. Расчетливо. Спокойно…
Он не сводит льдистого взгляда с моего лица. Я ни за что не перестану смотреть, как он обнажается для меня. Будь хоть потоп, хоть падающий метеорит… Все подождет!
Раскачанная грудь стала еще более широкой, плечи бугрятся мышцами.
Когда расстегнутая рубашка доходит до пресса, я издаю жалкий звук. Как будто мяукнула голодная бездомная кошка, впервые попавшая в теплые и заботливые любящего хозяина.
Больше не могу просто стоять и смотреть. Подхожу к нему и опускаюсь на колени, вцепившись пальцами за ремень его брюк.
— Можно? — царапаю металлическую пряжку ремня.
Облизываю губы, не в силах сдержать желание. Буквально всей кожей чувствую, как его взгляд становится непроницаемо темным.
Тяжелый, сосредоточенный, не пропускающий ничего.
Разрываюсь на части от желания. Тело пульсирует и требует большего. Соски набухли и стали острыми.
Я прижимаюсь к коленям Глеба телом. Ткань царапает мою грудь, причиняет дискомфорт.
Трусь об него еще грудью, простонав.
— Черт! — дергает губами. — Должно быть, ты весь ковер залила…
— Скоро ты это узнаешь, а пока…
Его зрачки стали пугающе огромными, полностью черными, не оставив просвета для светлой радужки. Он тянется ко мне, алчно запускает руку в волосы, наматывая их на кулак с удовольствием, отразившемся на суровом лице.
Второй рукой помогает мне, распускает ширинку и мгновенно тянет лицом к паху.
— Бери в рот.
До мурашек.
Мои намерения распалены до предела. Тело стало огнем, и приказной тон лишь подбрасывает пищу порочным желаниям.
Глажу огромную выпуклость под черными боксерами. Втягиваю носом терпкий запах, в котором совсем не осталось льда, только жар будоражащий мои рецепторы.
Стягиваю боксеры вниз, по его мускулистым бедрам. Глеб совсем немного ослабляет хватку, но не выпускает контроль из рук.
Чувствую, что как только возьму его в рот, как только толстый конец упрется в глотку, он станет двигать моей головой, засаживая, как поршень.
Безжалостно и грубовато, одержимо…
Между ног становится совсем липко и влажно. Должно быть, Глеб прав. Я испачкала ковер своим возбуждением и теку без конца, как сучка.
— Ох… Глеб, — облизываю губки, когда полностью обнажила член.
Он идеально твердый, просится в мою ладонь. Сжимаю пальцами и провожу по всей длине, кайфуя от ощущения раскаленной, твердой плоти. Под тонкой, нежной кожей выделяются толстые канаты вен. Я хочу повторить их рисунок языком. Всех до единой.
— Соскучилась по нему? — спрашиваю хрипло.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Очень.
— А я по твоему рту…
Бекетов едва заметно делает движение, намекая, что пора бы приступить к главному — отсосать ему.
Снова трусь об него грудью. Заострившиеся соски покалывает от каждого прикосновения.
Сжимаю пальцами член у самого основания, накрываю ртом головку, слизывая смазку кончиком языка. Разношу по кругу, пробую лакомство.
— Соси! — требует.
— Я едва начала.
— Уже хочу глубоко тебе в глотку, — дрогнул всем телом. — Я этого был лишен несколько месяцев и ты даже не представляешь, как я тебя выдеру, когда снова буду в форме.
— Ты в идеальной форме.
— Ты знаешь, о чем я.
— Даже не представляю. Ты всегда мой самый лучший, любимый… — очерчиваю новый круг. — Единственный, — шепчу, заглянув в его глаза.
Он безотрывно смотрит. Сказав последнее, втягиваю его плоть в рот, помогаю себе языком, прокладывая горячую, влажную дорожку.
Задерживаю дыхание и делаю так, чтобы он сразу же вошел максимально глубоко. Медленно и безотрывно, как горячий нож в масло.
Глеб цепляется за подлокотники кресла свободной рукой, всем телом подается вверх.
— Да, — стонет, двигая бедрами. — Да… Еще…
Говорить у меня уже не получается. Я активно всасываю его целиком, задержав на максимальной глубине.
Едва дышу. Просто замираю, чувствуя, как конец его члена уперся в глотку и пульсирует.
Немного назад, снова на исходную точку.
— Блять…
Он выдыхает только матом и почти не дышит, трясется.
Значит, все правильно, как ему нравится…
Еще и еще… Точно так же, как первый раз.
Гнет ладони становится невыносимо тяжелым. Пальцы жестче зарываются в волосы.
— Еще хочу! Расслабь… — мнет пальцами горло. — Я сам.
Опускаю вниз ресницы, перевожу дыхание. Потом снова распахиваю глаза и смотрю на его лицо, искаженное, красивое, суровое, сложенное из острых углов. Но я вижу его целиком и улетаю от того, как он для меня красив. Просто… охуенный. Если бы могла сказать, пожалуй, именно так выразилась бы, истратив квоту на нецензурную брань, спустив на одно единственное словцо.
— Ну зачем ты такая? — спрашивает почти нежно.
Потом крепче перехватывает меня за волосы и просто управляет моей головой. Насаживает на свой член.
Слюна стекает вниз по губам, натянутым до предела. Железо напряженного члена алчно раскрывает глотку, ударяя в нее молотом.
Жестко. Грубо. Ритмично…
Я начинаю теряться в этих ощущениях. Не могу прервать зрительный контакт, не могу не смотреть, на его лицо, а он с удовольствием смотрит, как мои мокрые губы натянуты, а толстый член ритмично исчезает у меня во рту.
Смотрит и хищно скалится.
— Моя.
Дрогнул, ускорился.
— Моя. Моя. Моя… — вдалбливает в глотку.
Я чувствую, как он становится толще и еще больше у меня во рту.
— Опусти пальцы. Кончи вместе со мной, — выдыхает едва слышно.
Успеваю выполнить его просьбу.
Голова начинает кружиться…
— Моя! — последним алчным рывком натягивает до самого основания и замирает, содрогнувшись. Изливает теплое семя в мой рот, кончает, продолжая хрипло нашептывать, что я принадлежу ему целиком…
— Поднимись, — осторожно отстраняет.
Его ладонь крепкая и сухая, когда он помогает мне подняться с колен.
Тянет за запястье и облизывает пальцы, влажные от того, как я ласкала себя.
Потом вынуждает сесть сверху и глубоко-глубоко целует. Его язык и губы утягивают мои в водоворот.
Скользит, кружит, снова скользит и проникает глубоко и резко. Трахает мой рот, вызывая новый прилив желания.
— Бекетов, — стону в его рот.
Он жадно ловит мои губы, покусывая. Не позволяет оторваться.
Взгляд блестящий, но словно поплывший. Наверное, я тоже такая — дезориентированная, жадная, дорвавшаяся до десерта.