правилом. Примером правила был комсорг группы, природный карьерист, начисто лишённый вышеуказанных качеств. Он попытался провести собрание на полном серьёзе, но, не найдя поддержки среди вверенных ему комсомольцев, стушевался и, не желая отрываться от коллектива, проголосовал за замечание без занесения в личное дело. Ася, оказавшись центром внимания, да ещё и по такой скользкой причине, не умерла со стыда лишь потому, что присутствующий на собрании наглец Лёня строил ей глазки и гримасы, отчего она едва сдерживала смех. В целом разборки ограничились этим фарсовым собранием и вызовом в кабинет главы факультета, где на головы несчастных-счастливых влюблённых обрушился словопад добряка декана. Высказав всё положенное, он отпустил их с миром, с пожеланием учиться, учиться и учиться, как завещал… короче, далее по всем известному тексту.
Приключение в Заходском и его последствия окончательно прорвали плотину Асиной сдержанности, и она утонула в Акулове, как в омуте. Тонуть — опасно для жизни, следовательно, Ася подвергалась ежеминутной опасности, будучи безоглядно влюблённой и сосредоточенной на одном человеке. Внешняя жизнь, тем не менее, тащила одеяло на себя — нужно было сдавать сессию, чтобы перебраться на следующий, последний курс; вечный финансовый крах вынуждал подрабатывать. Потайные рок-концерты и вечеринки не отпускали Леню, а Ася упорно пыталась вытащить его в театр, осуществляя свое вечное подспудное желание войти в зал не в гордом одиночестве, урвав лишний билетик и сгорая от любви к актёру на сцене, а под руку со своим собственным кавалером — она всегда с завистью смотрела на такие пары. Ася выстояла очередную ночную очередь театралов, со списками и утренней зарей над Владимирским проспектом, и удачливо приобрела два билета на хорошие места в театр Ленсовета, на знаменитую «Дульсинею Тобосскую». Лёня в долгу не остался и козырнул билетами на концерт «Машины времени» в «Юбилейном», первый публичный в Ленинграде. «Дульсинея» потрясла Асю, но не слишком затронула Лёню. «Машина времени» была великолепна, хотя группе досталось второе отделение — первое было идеологично заполнено выступлением танцевального ансамбля, и заждавшиеся фанаты забросали бы ни в чём неповинных танцоров гнилыми помидорами, если бы таковые имелись у них в распоряжении. Но помидоров, ни гнилых, ни здоровых, в продаже не наблюдалось совсем, а у поклонников русского рока имелось терпение, взращённое ещё их отцами, хоть и по иным поводам.
Так пришло лето, а с ним и испытания на прочность. Лёня собрался в стройотряд, что отправлялся на БАМ, на строительство широко известного Северо-Муйского тоннеля. Асю в отряд не зачислили, несмотря на ходатайство Акулова. Девушек брали всего четверых, на роли поварих, и все четыре, кроме наличия протекции, должны были уметь готовить, дабы не погубить дрянной кухней желудки парней. Асе такое испытание было не по плечу, а другие соискательницы оказались вне конкуренции. Одной из них оказалась Лариса. Сказать, что это беспокоило Асю, значило просто промолчать. Ночами, а часто и днями, ей мерещилась сцена, каковую она когда-то наблюдала, явившись в неурочное время в свою комнату. Лёня принадлежал ей душой и телом — думать так было слишком смело, думать иначе — невыносимо, а там, в Сибири, в простоте и свободе общего жилья разве можно устоять против Ларисиных прелестей, да и будет ли он пытаться устоять? Мысли эти терзали Асю, а подруга Лёля, изо всех сил стараясь не подливать масла в огонь, волей-неволей делала это, разумеется, из благих намерений, которыми, как известно, выложена дорога не в лучшее место.
Однажды солнечным днем, когда бешено цвела сирень за окном, а предпоследний экзамен был почти успешно сдан, пришла Лариса. Ася сидела на кровати, по-турецки подвернув под себя ноги, и в очередной раз рассматривала странный подарок загадочного Лёниного дяди, Владлена Феликсовича: старинные нарды в коробке, обтянутой потёртой, хранившей аромат древности кожей, терракотового оттенка, с вытисненным словом: Backgammon. Под крышкой — красное бархатное поле, расчерченное длинными узкими белыми и чёрными треугольниками; чёрная и белая полосы аккуратно уложенных в узкий паз шашек. В уголке, в маленьком отделении, хранились три кубика, выточенные из настоящей слоновой кости. Когда Ася, заглянув в пакет, переданный ей Владленом, увидела эту коробку, то ахнула от удивления и восхищения. Она заторопилась было ехать в Заходское, чтобы вернуть слишком дорогой подарок, решив, что Владлен что-то перепутал, но Лёня остановил её: «Пусть у тебя хранится. Раз дядька тебе отдал, значит, считает, что так надо. С ним спорить — пустое дело. Считай, отблагодарил за то, что спасли его вещи, ну и за твой моральный ущерб». «Но он же меня совсем не знает, — возразила Ася. — Как я могу принять такой дорогой подарок?» «Не переживай, — в своей обычной манере ответил Лёня, целуя её, — Если очень захочешь, вернешь».
Так нарды остались у Аси. Лёня научил девчонок играть, и иногда они вечерами выстраивали колонны черных против белых, состязаясь, кто первым пройдет круг и займет неприятельское поле.
— Привет, подруга! — прощебетала Лариса, оглядываясь, словно ища того, кто спрятался в комнате, где спрятаться было невозможно. — Чем занимаешься?
Спросила и с любопытством уставилась на коробку. Ася закрыла крышку и положила нарды на тумбочку. С каких таких пор она стала Ларисе подругой?
— А Лёли нет, она ушла, — сухо ответила она и встала, намекая Ларисе, что вовсе не собирается вести с нею беседы.
— Ну и ладно, — миролюбиво откликнулась Лариса. — У тебя водички попить нет?
— Только кипяток в чайнике.
— Пойдет, — согласилась та.
Ася налила воды в чашку, подала Ларисе, напрягаясь, пытаясь выставить щит стрелам, которые та явно намеревалась спустить со своей тетивы.
— Что это за штука у тебя? Шахматы?
— Нет, нарды…
— Ты что, в нарды играешь?
— Иногда.
— С Лёнчиком, небось?
— И с ним тоже.
— Да не злись, я же не виновата, что он со мной был.
— Я вовсе не злюсь, и тебя не виню, с какой стати.
— И правильно делаешь…
Разговор очень скоро стал напоминать Асе сцену из спектакля, в котором играл Смолич. Играл, конечно, рубаку-парня, у которого всё всегда с девушками получалось, а вот с одной, что больше всех приглянулась, не выходило — не любила она его.
— Ты пришла… зачем? — спросила Ася, решив закруглить ведущий в какую-то опасную зону диалог и моля, чтобы не пришел Лёня, имевший привычку являться, когда вздумается.
— Я к Лёльке по делу забежала, но раз уж ты тут одна, скажу, как подруге, — объявила Лариса и сделала почти театральную паузу.
— Как… подруге?
— Ну ладно, не подруге, но как женщина женщине. Я ведь еду в стройотряд, ты же знаешь.
— Знаю, — мрачно кивнула Ася, содрогаясь от