– Звучит опасно. Возможно, мне стоит пойти с тобой, – Наоми продолжает гладить рисунок на простынях.
– Нет. Останься и жди меня. Скоро вернусь к тебе.
Я затаиваю дыхание. Мне хочется молить, чтобы она ждала меня всегда, несмотря ни на что, но не делаю этого. Не могу. Она склоняет голову, а я принимаю это, как маленькое согласие, и начинаю собираться в респектабельный район к Елене.
Находясь в городе, Елена Петрович останавливается на Остоженке в большом пентхаусе «Золотая миля». Когда был жив её отец, они жили на Тверской, где роскошные дома когда-то населяли цари. Но старые бархатные жилые дома с позолоченной отделкой и барельефными потолками уступили место современным резиденциям из мрамора и хрома.
– Василий Кузнецов Петрович, – представляюсь я в домофон.
Швейцар кивает, показывая на дальний лифт. Наблюдаю, как он вводит ключ-код от пентхауса.
Пока лифт поднимается вверх, слуга Елены – мальчик лет пятнадцати, судя по пушку на лице, коротко кланяется мне. Ослепительно белые стены и мраморный пол. В главной гостиной почти нет других цветов. На полу плюшевый белый ковёр, а на нём низкие белые кожаные диваны, повёрнутые к панорамным окнам с видом на город.
– Вася! Наконец-то ты здесь, – кричит Елена, и ко мне летит смесь шёлка, каштановых волос и аромата «Шанель».
Елена всегда пользуется «Шанель». Этот запах вызывает у меня приступ тошноты.
– Ты должен увидеть моё последнее приобретение. Я получила его только вчера.
Она ведёт меня за руку по коридору, который заканчивается открытой дверью в кабинет с ореховым покрытием. Внутри всё ослепительно белое и стеклянное, хотя зная Елену, может быть, и хрустальное, а перед столом с белым кожаным креслом два стула. Справа от стола расположен подвешенный триптих.
– Как тебе? – она бросает мне вызов своей лукавой улыбкой, но я не попадусь на эту приманку.
– Думаю, повесить это в своём кабинете, значит, получить нежелательные вопросы.
Как вижу, квартира Елены не отличается хорошей безопасностью. Мне будет легко его забрать.
– Не дуйся, Вася. На днях мне позвонил владелец и спросил, почему волк «Петровичей» ошивается возле него. Я разыграла дурочку, ведь не знала, что ты прошёл всю Италию в поисках какой-то тусклой живописи.
Реальная цель моей отлучки была раскрыта. Совет послал меня в эту поездку, надеясь, что я не только потерплю неудачу, но и в процессе погибну. Они всё время сотрудничали с Еленой. Когда я подошёл слишком близко к цели, они потянули за ниточки и вернули обратно в Россию. Сколько же людей меня предало?
Единственное, что мне мешает уйти прямо сейчас – это желание узнать секреты Елены, пока она злорадствует.
– Почему ты не сказал, что хочешь эту картину, я бы тебе доставила её?
– Моё задание заключалось в том, чтобы добыть его для Братвы. Если это был просто тест, то, похоже, я преуспел. Я нашёл её, и теперь она вернулась в лоно семьи.
Сжатой улыбкой она выдаёт своё разочарование, сжимая руки в кулаки, будто хочет ударить меня.
«О, моя дорогая Елена, ты хочешь этого не так сильно, как я хочу задушить тебя».
– Вася, я чувствую, ты отдаляешься от меня. Слышала, у тебя был компаньон в тех заведениях, которые, думала, ты не захочешь посещать. Возможно, годы служения моей семье изменили тебя?
– Я такой же, как и всегда, – отвечаю я, максимально концентрируясь, чтобы подавить дрожь и страх.
Не хочу, чтобы этой женщине стало известно о Наоми.
– У тебя есть секреты от меня, и мне это не нравится, – она садится в кресло, скрещивая ноги в туфлях с красными подошвами. – Стоит ли напоминать тебе, что мы вместе договорились о твоём повышении от солдата к генералу? Боюсь, ты забыл всё, что я для тебя сделала, – её слова сочатся разочарованием. – В конце концов, скольких глупых маленьких мальчишек отправляли на обучение в Кембридж?
– Твой брат устроит моё повышение после смерти Александра.
– Но это я сказала ему так сделать, и ты это знаешь! – восклицает она, упираясь стопами в пол. – Посмотри на всё, что я сделала для тебя! Ты единственный из мальчишек «Петровичей», кто учился в Кембридже. Договорилась об этом и о твоей сестре. Я сделала всё это, Вася, чтобы мы могли вместе управлять этой семьёй, – её тон голоса становится острым и холодным, как кончик сосульки. – Но ты убежал в Италию на охоту за сокровищами. Ты должен был прийти ко мне, когда тебе дали это задание. Тебе не нужна мифическая картина, чтобы защищать Братву, как свою собственную семью. Ты нужен мне и не только мне. Тот факт, что ты отправился на эту охоту без предупреждения или совета, заставил меня беспокоиться, что ты сбился с пути.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Итак, в совете только несколько предателей. Наверняка, Томас Климент. Он открыл то заседание, выдвинул меня и Елену, явно опасаясь потери её статуса.
Я служу Братве, а не одному человеку. Это был приказ совета.
– Ты должен был просто убить их, как убил моего брата.
Мы смотрим друг на друга, потому что она впервые высказывает подозрение, которое другие держат в себе.
– Я не убивал твоего брата. Это сделал Николай Андрушко, и мы избавились от него.
– У меня проблемы с доверием, – вздыхает она.
Она гладит одной своей рукой другую, словно телёнок трётся о мамку. Елена – красивая женщина. Без сомнения, любой мужчина отметил бы это, но у меня внутри нет ничего, кроме ненависти.
– Мне нужно, чтобы ты снова доказал свою верность. Как тогда, когда я попросила тебя убить свою сестру.
Да, она должна умереть. Я убью её, заберу Наоми и исчезну. В этом мире есть другие тихие и отдалённые места.
Слышу шелест и вижу шёлк её плаща в пол... меня отбрасывает в воспоминания моих первых дней здесь. Когда мой член реагировал на женские прикосновения без понимания. Когда моё тело реагировало на отвратительные раздражители, а я научился ненавидеть себя.
У меня сжимается желудок, а яйца съёживаются. Чувствую себя таким же грязным, как Наоми, покрытая кровью и семенем осла. Всё это было так давно, когда мне приказывали служить ей. Я с трудом верю, что она хочет меня. Я слишком стар, покрыт шрамами и волосами. Тогда мне было четырнадцать лет. Тогда она решила, что Александр возьмёт меня на обучение. Её разочаровывали мои толстые пальцы и волосатые яйца. Это был один из лучших дней в моей жизни.
– Чего ты хочешь от меня?
Она разливается смехом.
– Я дам тебе выбор, Вася, потому что забочусь о тебе.
Она хлопает в ладоши, и я вижу, как слуга вводит в комнату молодого голого мальчика. Ему лет десять, может быть, одиннадцать. Трудно сказать. Но до пубертатного возраста. Волос нигде нет, кроме головы.
У меня пересыхает во рту, а язык кажется огромным. Он смотрит на меня светящимися глазами. В них страх, отвращение и замешательство. У него член твёрдый и красный. Слуга тоже молод, едва старше пленника, и ни на кого не смотрит, а прижимает руку к боку.
– Отойди, дорогой, ты загораживаешь проход, – Елена велит мальчикам пройти дальше в комнату.
Входят ещё два человека, и в этот раз я не могу сдержать свою злость. Илоф Явлинский ведёт испуганную Наоми. Этот головорез известен на улицах своим насилием над женщинами. Я планировал уничтожить его и других, когда захвачу контроль над Братвой.
При виде Наоми в его руках на меня наваливается страх, быстро сменившийся яростью. Я готов на жертвы, но что взять со святой Наоми, которая виновата только в том, что любит меня? Нет, такая несправедливость не произойдёт. Мне хочется броситься вперёд, разодрать горло Илофа и сожрать его, как настоящий волк.
Я буду мучить его, засуну его в подвале на даче в лесу и буду навещать ежемесячно, чтобы нанести новые увечья. Он будет умолять о смерти, но я не дам.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Наоми держится одной рукой за бейсболку, и у неё двигаются губы. Она ищет внутреннюю силу, а я молюсь, чтобы она нашла её.
Что бы ни хотела Елена, я сделаю. Сделаю, а потом буду отмывать себя три дня, и молить о прощении. Но затем вернусь и заберу картину, чтобы отдать Достонееву, а Елена Петрович станет лишь нелепым воспоминанием.